— А как же рана?
— Рана серьезная, проломлена височная кость, что послужило причиной потери около литра крови.
— Ну и что?
— А вот что. Острая сердечно-сосудистая недостаточность может быть вызвана травматическим шоком — это наиболее тяжелый вид ОССН. Причина ее возникновения — болевой фактор, резкое перевозбуждение центральной нервной системы. Следствие — бурный тканевый распад, падение давления, переполнение сосудов одних периферических областей и обескровливание других. В итоге — смерть. Причем, учти, пантропанол — сердечно-сосудистое средство, то есть если бы сердечная деятельность не была нарушена чрезмерной концентрацией вещества в крови, то организм скорее всего не отреагировал бы так остро на болевой фактор. Ну, легкое сотрясение мозга, кровопотеря — все это тяжело, но не смертельно. Но на фоне нарушения сердечной деятельности, вызванного приемом пантропанола, рана привела к летальному исходу.
— Так что это — самоубийство, естественная смерть или все-таки убийство? — недоумевая, спросила Лиля. — Все три причины почти равноправны. Что же нам, закрывать дело за отсутствием состава преступления или искать преступника? Никогда не думала, что медики могут высказываться так неопределенно в выводах о причине гибели человека. А родственники погибшей, должны же они знать, отчего умерла Шиловская — по собственной воле или по чьей-то прихоти? И какой версии нам теперь придерживаться — самоубийства или убийства?
— Пока не будет однозначно установлена причина смерти, мы должны искать преступника. Даже если в итоге преступником окажется сама Шиловская. Будем требовать повторной экспертизы…
— Да, а как же посмертное письмо? Значит, все-таки самоубийство.
— Я со своей стороны могу задать тебе встречный вопрос: а как же пропажа перстня? Значит, убийство с целью ограбления? Молчишь?.. Что ж, будем копаться дальше. Не скрою, такое заключение врачей для нас выгодно, если найдем преступника — молодцы, а если нет — спишем на ОССН.
Костырев грустно усмехнулся:
— Давай-ка, Лиля, выпьем с тобой чайку. Что-то голова от духоты разболелась. Давление, что ли, поднимается…
За чашкой чаю Лиля продолжала рассуждать:
— Если в желудке обнаружены таблетки, то, значит, попытка самоубийства все же была, Шиловская собственной рукой написала письмо и положила его около постели.
— То, что письмо написала сама погибшая, уже не вызывает сомнений — это установила почерковедческая экспертиза. Она же показала, что письмо написано в спокойном состоянии, а не в состоянии стресса или сильного волнения — как я и предполагал. Вероятно, написано задолго до смерти. Но тот факт, что Шиловская решила покончить жизнь самоубийством, не подтвержден ничем — ее могли заставить выпить таблетки. Впрочем, следов насилия нет на теле, если не принимать во внимание рану на виске.
Держа двумя руками пузатую чашку, полную дымящегося напитка, Лиля произнесла:
— Интересно, откуда она взяла таблетки…
— Возможен банальный вариант — купила в аптеке.
— А почему именно пантропанол?
Костырев молча пожал плечами.
— Но Барыбин был так взволнован… — вздохнула Лиля. — Мне показалось, что если бы у него не было твердого алиби, то можно было бы с уверенностью сказать, что он замешан… И потом, ботинок фирмы «Ультангер»… Кроме того, помните, девушка, которую откопал Костя Ильяшин, утверждала, что видела какого-то мужчину у квартиры Шиловской? Я думаю, это был Барыбин собственной персоной. Но факт его появления там опять-таки не вяжется с его железобетонным алиби…
— Кстати, вот тебе работа на завтра: убедись, столь ли железобетонное у него алиби, насколько он хочет представить, — сказал Костырев, отпивая большой глоток. — Только осторожно, чтобы не вызвать шумихи по поводу участия Барыбина в расследовании. Подозрения могут не оправдаться, а репутацию человека очень легко испортить…
Лиля подняла на шефа глаза, затуманенные, как будто она что-то мучительно припоминала.
— А помните, Михаил Аркадьевич, Костя Ильяшин что-то говорил насчет молодой женщины, искавшей квартиру Шиловской в день убийства? Я сначала подумала на Маргариту Величко, подругу Шиловской… Но потом решила, зачем спрашивать номер квартиры, в которой она бывала не раз… В офисе Барыбина я видела его секретаршу, ту, которая, кстати, собирается стать его женой. Она меня поразила. И знаете чем?
— Чем же? Красотой?
— Отнюдь. Она обыкновенная. Она воплощенная обыкновенность, причем далеко не в плохом смысле. Совершенно обыкновенная. Обыкновенность в квадрате или даже в кубе. У нее ни одной неправильной или запоминающейся черты лица, ее невозможно различить в толпе. Такие лица трудно опознавать. Она никакая. Кстати, на вешалке в приемной висел серый женский плащик…
— Ты думаешь, это она?
— Почему бы нет? Мне кажется, что именно такие тихие женщины способны на смелый поступок. Я не говорю на преступление — на поступок! А улыбка у нее действительно странная, как будто она постоянно пребывает в состоянии счастья. И может быть, будет нелишним и ее алиби проверить?
— Если ты интуитивно чувствуешь, что это необходимо, — пожалуйста, — сказал Костырев, одним глотком допивая чай. — Но я мало верю в причастность… Как, кстати, ее зовут?
— Тишина. Ирина Тишина.
— В причастность Ирины Тишиной к гибели Шиловской. Они — как два совершенно различных полюса.
— Разноименные полюса притягиваются, — улыбнулась Лиля.
— Да, это в физике. А в лирике?
— А у нас физика или лирика? — ответила вопросом на вопрос Анцупова.
— Смотря как трактовать происшедшее. Если с точки зрения материальной — то физика, а если с духовной — то, безусловно, лирика, — задумчиво почесал затылок начальник.
— Тогда разрешите мне на этот раз попробовать посмотреть на это дело с материальной точки зрения. С той, с которой разноименные полюса притягиваются. Может быть, такой практический подход принесет плоды.
— Ну, давай, материалистка, смотри. — Костырев, садясь за стол, достал кипу бумаг, которую ему предстояло оформить. — Только не забывай по сторонам поглядывать.
Гордо тряхнув белокурыми волосами, Лиля вышла из кабинета шефа. Она была твердо уверена в своей интуиции, но не признавалась в том, что ею двигала неосознанная неприязнь к «очень обыкновенной» Тишиной и даже — можно в этом признаться хотя бы себе — некоторая доля враждебности к невыразительной особе, которая стала удачливой конкуренткой такой замечательной женщины, как актриса Шиловская.
Распахнув плащ, который порывы ветра вздували парусом за спиной, Лиля шла пешком в офис Барыбина. Ее лицо, не защищенное зонтом, омывала мелкая дождевая взвесь, висевшая в воздухе. Она чувствовала себя сильным человеком. Гораздо сильнее Барыбина. Она доказала это в сегодняшнем разговоре. И готова доказывать это столько раз, сколько будет необходимо.
Правильно говорят: в тихом омуте черти водятся. Надо верить в народную мудрость. Лиля была уверена — тихой Ирине Тишиной есть что скрывать!
Глава 22
ИРИНА, В СКОРОМ БУДУЩЕМ БАРЫБИНА
Она была, в сущности, обыкновенной женщиной. Ничего особенного — ни красоты, ни выдающегося ума. Не уродина, конечно, но и не звезда. Она знала свои достоинства и недостатки и не рассчитывала на чудеса в этой жизни. Ей и не нужны были чудеса. Хорошая работа, хороший дом, уважение людей — это все, о чем она мечтала. Про таких говорят: звезд с неба не хватает. Но она по невероятному стечению обстоятельств получила звезду с неба, совсем того не желая, — ее заметил сам Барыбин.
Шиловская в чем-то была права, называя ее серой мышкой. Ирина действительно была тиха и незаметна. Она появлялась тогда, когда в ней нуждались, и исчезала, как только надобность в ней отпадала. Ее не благодарили, поскольку она не требовала благодарности. Она была счастлива возможностью быть полезной.
Сначала Ирина не была секретарем Барыбина, а только работала в его офисе, в бухгалтерии, выполняя попутно разные мелкие поручения. Хозяин никогда не замечал ее. Когда она впервые появилась в его фирме, он только что женился и был настолько погружен в свое счастье, что ничего не замечал вокруг. Весь мир для него замыкался в одном имени, а больше не существовало ничего и никого.