Вводя понятия анализа, синтеза, обобщения в психологическое исследование мышления, нельзя не поставить вопроса о том, как эти понятия в психологическом исследовании соотносятся с понятиями анализа, синтеза, обобщения, которыми оперируют логика и теория познания.

Ответ на этот вопрос вытекает из того, что уже было сказано о взаимоотношении психологии мышления и логики. Логика и психология мышления относятся к тому же познавательному процессу; психология мышления исследует этот процесс в закономерностях его протекания, в закономерных зависимостях результата этого процесса от условий, в которых он совершается; логика фиксирует соотношения между мыслями – результатами познавательного процесса, которые имеют место, когда мышление оказывается адекватным бытию. В соответствии с этим логика изучает соотношения различных продуктов познания в системе знания в смысле уровня заключенного в них анализа; теория научного познания (эпистемология) изучает эти же соотношения на различных этапах исторического развития знания; психология же изучает анализирование и синтезирование как мыслительные процессы или деятельности индивида в причинных закономерностях их протекания (см. выше, гл. II, общая часть, § 2).

Анализ и синтез (и производные от них абстракция и обобщение) – основные процессы мышления. Закономерности их протекания и закономерные соотношения между ними – основные внутренние законы мыслительной деятельности.

Смысл такой постановки вопроса заключается, конечно, совсем не в том, чтобы свести все конкретные мыслительные операции (арифметические, геометрические и т. д.) к этим общим категориям, утеряв, таким образом, их многообразную специфику. Каждая из многообразных мыслительных операций должна быть понята и объяснена в своей конкретной специфичности. Но нельзя построить общую теорию мышления, не вскрыв и то общее, что объединяет все эти частные операции, не поняв каждую частную операцию как специфическую форму проявления общего. Для того чтобы построить общую теорию мышления, надо понять каждую частную мыслительную операцию как результат движения и специфическую форму проявления одних и тех же общих им процессов анализа и синтеза, абстракции и обобщения и показать, как сам анализ и синтез (и производные от них абстракция и обобщение) приобретают каждый раз новые специфические формы. Входе такого исследования мышления специальные мыслительные операции должны выступить как частные формы анализа и синтеза, как результат их движения; с другой стороны, самый анализ, синтез и т. д. должен применительно к соответствующим объектам и условиям выступить в виде этих частных операций. Этим определяется программа, общее направление психологической теории мышления.

Исходным и определяющим для этой теории является то, уже выше сформулированное положение, что основной способ существования психического – это его существование как деятельности, как процесса. Раскрытие закономерностей мышления как процесса является поэтому основной задачей психологического исследования. Все «образования» умственной деятельности, будь то образы, понятия или уже сложившиеся способы действия, операции, так называемые умственные действия, – должны быть в психологическом исследовании раскрыты как результаты психических процессов, как производные от этих последних.

В этом положении ничего, по существу, не меняет тот, сам по себе, конечно, фундаментальный факт, что человек в ходе своей умственной деятельности, в процессе общения, обучения усваивает знания, истины, принципы и способы действия, выработанные человечеством в ходе его общественно-исторического развития. Усвоение по внутренней психологической, а не только результативной своей характеристике (сводящейся к голому факту наличия определенных знаний, их усвоенности) само есть их анализирование, синтезирование и обобщение, и именно эта деятельность должна быть предметом психологического исследования при изучении усвоения знаний. Знания, за которыми не стоит собственная аналитико-синтетическая, обобщающая работа мысли, – это формальные знания. Когда говорят, что человек как индивид не открывает, а лишь усваивает уже добытые человечеством знания (хотя есть люди, которые сами их добывают), то это, собственно, значит лишь то, что он не открывает их для человечества ; но лично для себя он все же должен их открыть.

Концепция, которая исходит из исследования мышления как процесса, как деятельности (анализирования, синтезирования, обобщения) и изучает все мыслительные образования как результаты мыслительной деятельности , раскрывая за всеми ее продуктами процесс , закономерно к ним приводящий, коренным образом противостоит концепциям, принимающим результат мыслительной деятельности как исходное, данное.

Только первая из этих концепций в состоянии выйти за пределы феноменалистических описаний, голых констатаций и дать подлинное объяснение мыслительной деятельности и ее результатов.

Доказательством этому может служить гештальтистская теория (получившая особенно законченное и утонченное выражение в книге Вертгеймера «О продуктивном мышлении») [240] . Первая особенно примечательная ее черта заключается именно в том, что в ней все сводится к соотношению так или иначе структурированных «ситуаций», которые человек видит перед собой как данное; из поля зрения вовсе исчезает процесс, та мыслительная деятельность (анализирования, синтезирования, обобщения), в результате которой человек так или иначе видит ситуацию, геометрический чертеж и т. д.

Такой подход неизбежно приводит к голому феноменологическому описанию последовательно выступающих итогов мыслительной деятельности без раскрытия условий и путей, которые к ним приводят, к констатации того факта, что человек сначала «видит» ситуацию, чертеж и т. п. так-то, а потом «увидел» объективно ту же ситуацию иначе, в иной структуре, без надлежащего объяснения того, почему это произошло. Между тем исследования [241] показывают, что динамика различного «видения» одного и того же чертежа производна от хода мыслительной деятельности, в которую этот чертеж включается. То или иное «видение» чертежа, выделение то одной, то другой линии и объединение выделившихся линий в ту или иную фигуру закономерно определяются анализом условий задачи. Этот анализ осуществляется через соотнесение условий задачи с ее требованиями, т. е. через синтетический акт. Выделение одних или других линий, объединение их в одни или другие фигуры при разном «видении» – это результат чувственного анализа и синтеза.

Чувственный анализ и синтез чертежа и отвлеченный, понятийный анализ и синтез условий и требований задачи представляют собой, по существу, единый процесс, протекающий одновременно на разных уровнях. В нем ничего нельзя понять, если обособить друг от друга чувственное и логическое, восприятие и мышление.

Только обратившись к изучению этой сложной аналитико-синтетической деятельности, можно вскрыть объективные закономерности мышления. Необходимость за каждым внешним результатом вскрывать в психологическом исследовании психический процесс, за ним непосредственно скрывающийся, выступает еще острей при анализе бихевиористических теорий.

В порядке иллюстрации возьмем центральное для бихевиоризма понятие «переноса». В бихевиористской концепции это понятие имеет ясный смысл. Перенос здесь означает, что определенный способ действия, имевший место в одной ситуации, при решении одной задачи, выступает затем в другой ситуации, при решении другой задачи. Это простая констатация непосредственно внешне наблюдаемого факта и больше ничего. Бихевиористу ничего другого и не надо. Он ограничивается феноменологической констатацией факта и не ищет его объяснения, потому что исходит из позитивистской, прагматической методологии. Он не стремится проникнуть во внутреннее содержание поведения и осуществить его психологический анализ, поскольку для радикального бихевиориста принципиально существуют лишь внешние реакции.

Но что означает это понятие переноса в системе нашего философского и психологического мышления, если выдавать его за нечто большее, чем констатацию внешнего факта, еще ждущего психологического анализа? Оно означает подмену характеристики мыслительной деятельности констатацией ее результата (неизвестно как, т. е. в ходе какого процесса сложившегося). Перенос принципа или способа действия с одной задачи на другую – это результат , за которым стоит процесс, требующий своего изучения. За переносом стоит обобщение [242] , которое в свою очередь является производным от анализа и синтеза. «Перенос» ничего не объясняет, он обозначает факт, который сам требует психологического объяснения. Как показывают проводящиеся в последнее время у нас исследования, перенос решения с одной задачи (вспомогательной) на другую (основную) осуществляется лишь в результате включения их обеих в одну общую аналитико-синтетическую деятельность. Такой перенос предполагает соотнесение обеих задач (синтетический акт) и анализ условий одной из них, исходя из требований другой. В двух (в каком-то отношении все же разных) задачах можно увидеть одну и ту же задачу, допускающую одно и то же решение, если проанализировать каждую так, чтобы выделить в них общее. Принцип, способ действия, мысль не лежат, как вещь, готовые, данные так, чтобы можно было, обнаружив их в одном месте, просто перенести затем в другое место. Перенос, выдаваемый за объяснение мышления (решения задач), превращается в метафору, в образное, метафорическое выражение. Его подлинный прямой смысл должно раскрыть психологическое исследование, а это можно сделать, лишь вскрыв процесс, который стоит за переносом.