Игорь и Ярослав шли к Друцку, надеясь на легкую победу. Однако на подступах к городу их встретила объединенная рать Давыда и Глеба. Давыд принял решение разбить черниговцев и новгородцев поодиночке. Столкнувшись с большими силами, чем ожидали, Игорь и Ярослав отошли на кручи над рекой Друть, и началось приречное стояние. Теперь уже смоляне стреляли по черниговцам, нанося им немалый урон. Стояние продлилось неделю — пока не показалась новгородско-полоцкая рать Святослава. Увидев приближающиеся стяги черниговского князя, Игорь и Ярослав дали приказ наводить переправу. Дотемна, однако, они не успели, а ночью Давыд бежал в Смоленск. Союзные войска подступили к Друцку, взяли окольный город и сожгли его. Тут, однако, пришли вести, что Всеволод Юрьевич захватил Торжок, взял в плен Яропол-ка и угнал во Владимир жителей града. Святослав отпустил новгородскую рать, а сам, пустив впереди Игоря, Кончака и Кобяка, пошел к Рогачеву, а оттуда вниз по Днепру.
Игорь с ханами достиг Вышгорода и встал, дожидаясь Святослава. Рюрик Ростиславич, сидевший в Киеве, пока другие Мономашичи сражались с Ольговичами на севере, от близости половцев почувствовал себя в столице неуютно. Получив весть о приближении Святослава, он предпочел перебраться в Белгород. Святослав с Ярославом и Игорем вошел в Киев и в третий раз стал великим князем{242}.
За время совместных действий половецкие ханы сдружились с Игорем. Может быть, они находились в родстве. Генеалогия кочевых вождей нам почти неизвестна. С ордой Кобяка позже действовали ханы Осолук и Изай из рода Бурчевичей{243}— явно родственники Осолука, деда Игоря. К ним же, как правило, относят и Гзу (Козу) Бурновича — его «отчество» происходит от того же родового тотема — волка (др.-тюрк. бури). Как бы то ни было, но Кончак и Кобяк выпросили у Святослава именно Игоря с его полком в качестве сопровождающего до Долобска. Здесь они «легли» — устроили привал и празднование успешного похода. Рюрик Ростиславич в Белгороде, прознав, что половцы расположились под Долобском, не чая никакой угрозы, собрал все наличные силы, присоединил державшего теперь его сторону Мстислава Владимировича Трепольского с «черными клобуками» и отправил на степняков.
Игорь и ханы действительно повели себя беспечно, не выставили сторожей даже на ночь. Обнаружив отсутствие охраны, передовые разъезды «черных клобуков» немедленно сообщили об этом ехавшему впереди князю Мстиславу и своим соплеменникам. Удержать последних от немедленной атаки оказалось невозможно — вопреки запретам русских воевод они ринулись на половецкий лагерь. В итоге атака просто промахнулась — большая часть «своих поганых» пронеслась в темноте мимо стана, и только небольшое число незнатных воинов, скакавших по флангу, наткнулось на половцев. Те, поднятые шумом, увидели напавших и перехватали их. Среди «черных клобуков» началась паника, они побежали и смяли полк Мстислава; сам князь, не разобравшись в произошедшем и неспособный удержать своих дружинников, поддался общему настроению и бежал (позже Рюрик обвинял Мстислава, что бежал он намеренно, якобы подыгрывая своим шуринам Ольговичам и второй раз предав Мономашичей).
Казалось, Игорю и ханам улыбнулась воинская удача. Но воевода Лазарь, ведший полк Рюрика, другие бояре и не поддавшиеся смятению вожди «черных клобуков» собрали русские полки и повели их в бой. Поднятые ночной тревогой половцы, толком не изготовившись, устремились им навстречу. В сражении степняков «потоптали», и они обратились в бегство. Было много погибших, плененных и утонувших в реке Черторые. Были убиты два младших хана, в том числе брат Кончака Елтоут, а два сына Кончака и еще четверо ханов попали в плен.
Игорь, увидев разгром, обратился в бегство. Они с Кончаком заскочили в одну ладью и плыли вместе до Городца, а оттуда направились к Чернигову. Едва ли не в тот раз, спасаясь от врагов и деля горечь поражения, сговорились Игорь и Кончак обновить союз Степи с Ольговичами, поженив своих детей — княжича и ханскую дочь. Во всяком случае, через несколько лет, когда война снова развела их по разные стороны, Кончак уже называл Игоря «сватом».
Победа и порадовала, и озаботила Рюрика. Он, как повествует составленная при его дворе киевская летопись, «не возгордился, а возлюбил мир паче рати, ибо жить хотел в братской любви. К тому же и ради христиан, пленяемых во всякий день погаными, крови их не желая видеть, размыслил с мужами своими». Рюрик и его бояре приняли мудрое и действительно пошедшее на пользу Руси решение — предложить Святославу мир на принципиально новых условиях. Отложив в сторону запутанную благодаря сопернику проблему «дедины», Рюрик просто признал, что Святослав «старше годами», и уступил ему Киев в обмен на «всю Русскую землю» — киевские уделы, которые Мономашичи считали своей «отчиной». Святослав согласился, полагая, что за его спиной всё равно останется управляемый братом Чернигов. Так в Киеве утвердилось новое соправительство. Оно оказалось самым длительным и стабильным правлением за весь XII век. Новообретенную «любовь» решили скрепить свойством. У Рюрика была дочь на выданье, и Святослав просватал ее за своего вернувшегося из плена сына Глеба{244}.
Едва ли Святослав был рад обстоятельствам, сопутствовавшим возвращению Глеба, но из всех зол выбирают меньшее. Новгородцы, отчаявшись сладить с могущественным соседом, осенью 1181 года прогнали Владимира Святославича и признали власть Всеволода. Последний посчитал конфликт со Святославом исчерпанным. Глеба Святославича отпустили из Владимира, Всеволод провозгласил «великую любовь» к киевскому князю и предложил скрепить этот союз родственными узами. Он отдал в жены младшему сыну Святослава, Мстиславу, сестру своей супруги, аланскую царевну{245}.
В начале 1183 года сыграли сразу две свадьбы великокняжеских сыновей: Глеб, в крещении Пахомий, женился на дочери Рюрика Анастасии, а Мстислав, в крещении Пантелеймон, — на Марфе, «ясыне из Владимира Суздальского». Утверждая союз с Всеволодом, Святослав в том же году вновь отправил ему в помощь, на этот раз против волжских болгар, сына Владимира: «Дай Бог, брате и сын, в дни наши нам творить брань на поганых!»{246}
Эти слова стали девизом всего правления Святослава. Гнетущая череда междоусобиц, в которых с обеих сторон проливалась русская кровь, разрушались и возвышались отдельные княжества, на время приостановилась. Руси вновь пришло время доказывать свое право на жизнь в борьбе с завоевателями, и для отражения внешней опасности силы русских князей вновь объединялись. Поход Святослава Всеволодовича на половцев в 1184 году представлялся современникам не менее примечательным событием, чем великие завоевания князей предшествующих веков.
Святославу удалось, опираясь на союз с Всеволодом Юрьевичем, впервые за полвека утвердить в Киеве стабильную власть и покончить с частой сменой князей. Почти никто не оспаривал его первенства, тем более что всем уже стало ясно: киевский князь остается «первым среди равных» только на словах.
Святослав теперь и не пытался стать первым на деле, предпочитая быть одним из равных, зато уважаемым всеми. Союзом с Всеволодом он, естественно, дорожил. В том же году киевский князь даже поддержал владимирского в желании поставить в Ростов епископа по собственной воле, вопреки решению митрополита. Мнение князей восторжествовало, и назначенный было епископ-грек покинул Ростов. Уже позже, после победы над кочевниками, Святослав торжественно примирился с митрополитом на освящении построенной самим князем церкви Святого Василия. В 1189 году при содействии Святослава митрополит уже без всяких колебаний утвердил епископом нового кандидата Всеволода{247}.