Как отмечают исследователи, сюжет с городом, сожженным с помощью птиц, принадлежит не только русскому, но и мировому фольклору[101]. Древние вообще считали, что птицы, и в частности голуби, связаны с небесным огнем — громом. По поверьям славян, голубь, влетевший в дом, предвещает неминуемый пожар^{111} — поверье, сохранившееся едва ли не до наших дней. Так что выбирая орудие для уничтожения города, Ольга опять-таки действовала в полном соответствии с фольклорными, сказочными законами. Но смысл ее последней «древлянской казни» — значительно глубже.

Дань птицами, губительная для тех, кто соглашается на нее, — отражение очень глубоких, по сути космогонических представлений, связанных с происхождением самого мира. В самом деле, ведь птицы не принадлежат отдельным жителям города, подобно любому другому движимому или недвижимому имуществу. Ольга требует дань тем, что физически не может быть отчуждено от города и окружающей его природы, находится в неразрывном единении с ними. Это — прямо выраженная претензия на обладание самой средой обитания древлян, то есть даже не просто ими самими и их имуществом, но чем-то большим — самой возможностью их существования на своей земле — можно сказать, их душой (не случайно в мировом фольклоре голубь — это еще и внешнее проявление, воплощение души и духа). С готовностью соглашаясь на требование Ольги, древляне даже не подозревают о том, чем в действительности они жертвуют!

Ольга выступает в этом предании как поистине космический персонаж, способный по своей воле распоряжаться силами природы. Более того, она по существу сама творит эту силу: ведь по ее воле с небес сходит рукотворный огонь, поглощающий враждебный ей город.

Мы не знаем, с помощью каких хитроумных способов в действительности был взят и сожжен древлянский Искорос-тень. Но знаем о том, что победа Ольги над древлянами и взятие ею главного города их земли поразили современников, почему и остались в памяти потомков.

В XIX веке в окрестностях древнего Искоростеня (тогда местечка Искорость) было записано несколько легенд о жестокой княгине Ольге, уничтожившей непокорный город и убившей в чем-то провинившегося перед ней князя. Между прочим, этим князем в большинстве легенд оказывается не кто иной, как ее собственный муж Игорь^{112}. Историки иногда полагают, что в этих преданиях отразилось действительное участие Ольги в свержении или даже убийстве Игоря^{113}, что вопиющим образом противоречит летописному сюжету и всей логике летописного повествования. Такое допущение, несомненно, излишне. Жестокость — постоянный атрибут Ольги, пребывающей в народном сознании в привычном образе «неукротимой невесты», губительницы сватающихся к ней мужчин. А потому нет ничего удивительного в том, что обычный для мирового фольклора сюжет с жестокой и коварной женой, убийцей своего мужа, соединил ее имя и ее зафиксированную летописью расправу над древлянами с гибелью в той же Древлянской земле ее мужа Игоря. Но образ Ольги в поздних преданиях отнюдь не сводится только к ее жестокости. Мы сталкиваемся здесь, например, с такими же топографическими приметами, следами ее пребывания в крае, с какими сталкивались на ее родине, в Псковской земле. В окрестностях Искоростеня точно так же, как и вблизи Выбут, встречаются и мифические «погреба» Ольги, наполненные сундуками с сокровищами, и Ольгины колодцы, и какая-то Ольгина ванна, и брод — правда, не Ольгин, а Игорев. Законы эпического жанра всюду одинаковы и механизмы создания легенд одни и те же: так называемые «бродячие сюжеты» — независимо от их конкретного содержания — всегда концентрируются вокруг какого-либо значимого исторического лица, тем или иным образом связанного с данной местностью. Просто Ольга оказалась слишком яркой фигурой, и ее образ заслонил собой образы других исторических лиц и сам стал источником образования новых преданий и легенд[102].

В XVI—XVIII веках были записаны и книжные легенды о войнах Ольги и ее мести древлянам. Они имеют уже совсем другое — чисто литературное — происхождение, но и для их авторов Ольга оказалась наиболее подходящим историческим персонажем. Расцвеченная по-новому, яркая и красочная биография киевской княгини пришлась по вкусу читателям Нового времени.

В этих преданиях, напротив, прославляются верность Ольги своему мужу, целомудрие и другие качества, изображающие ее «идеальной вдовой». Одно из преданий также связано с мифическими Ольгиными сокровищами. Отомстив древлянам, Ольга будто бы стала расспрашивать их о месте погребения мужа. «Они же ей поведаша место сокровенно от всхода горы на право ко езеру тайник, яко пять ступеней, — читаем в приписке к летописцу XVII века, — в нем же положено тело великого князя Игоря со множеством бесчисленного злата, и сребра, и жемчугу, и камения драгоценного во славу имени его, а последнему роду на счастие». Ольга в очередной раз проявила мудрость, оставив клад на месте: она повелела «затвердить» «устие» пещеры камнями, «и тако отиде в Киев, и царствова благоденственно»^{114}.

В Московской Руси плохо представляли себе географию древлянской войны и местоположение летописного Искоростеня. Одни полагали, что речь идет о Литве («Деревская земля, рекше Литва», — читаем, например, в одной из летописей XVI века: Ольга «с сыном своим мьсти кровь мужа своего… и всю Литву высече»^{115}); другие — что Ольга действовала в Новгородской земле, одна из частей которой в древности носила название Деревской пятины — созвучное названию Древлянской земли. «Неции же глаголють, яко Деревьская земля бе иже во области Великаго Новаграда, ныне же Деревьская пятина именуема», — писал по этому поводу составитель Степенной книги царского родословия. Но далее он приводит и другую версию: «…инии же глаголють, яко Северьская страна бе, идеже бе Чернигов град»^{116}. Легенды о расправе Ольги над древлянами и сожжении Искоростеня относили то к Старой Руссе в Новгородской земле (где имелось село со схожим названием — Коростынь, или Коростыня)^{117}, то к древнему Новому Торгу — нынешнему Торжку[103]. (Напротив, в украинском Житии Ольги XVII века, восходящем к русскому Житию в редакции Степенной книги, география событий представлена очень точно: о Древлянской земле сообщается, «що ныне называется Полесье (Житомирщина. — А.К.)», «место» же «Коростынь» правильно локализовано «недалеко от Овручова»^{118}.)

Географическая неопределенность подвигов Ольги открывала московским книжникам простор для проявления самой необузданной фантазии. Так, совершенно иначе, чем в «Повести временных лет» и других летописях, представлена история Ольги в легендарном сказании о первых киевских князьях в московском летописце XVII века («Начало русских князей, отчего зачалось русское княжение»)^{119}. Автор этого сочинения не слишком хорошо разбирался в истории древней Руси и нередко путал князей, перенося события, происходившие с одним из них, на другого. Гибель Игоря от древлян происходит возле днепровских порогов (что, конечно, имеет в виду гибель здесь сына Игоря Святослава, убитого печенегами), а потому и Ольга отправляется мстить убийцам своего мужа «к порогам». «Едет княгиня Днепром, в ладьях ваших, в землю вашу… в невелице силе», — с такими словами обращается она к мифическим древлянам. «А сына своего Святослава, — добавляет автор, — посла полем на конех с великим войском к порогам». Когда же древляне прибыли в указанное место, княгиня повелела «упокоити» всех «вином да заморскими питиями», а затем за дело взялся Святослав со своими ратниками. Победив древлян, Ольга осаждает их город — но не Искоростень, а какой-то неведомый Колец, — и захватывает его. «И повеле кнеиня Олга Колец-град разорити, князя их Мала повеле убита. А сама Олга с сыном своим Святославом, а со всем войском пойде в Киев с великою честию. И бысть радость велика по всей земле».