«То, что генералу Фостикову удалось установить связь с большинством командиров повстанческих отрядов и частей бывшей армии генерала Морозова, застрявших в предгорьях Кавказа, – думал Врангель, – подтверждает верность моей идеи о возможности создания из них ударной группировки, которая… Боже мой, это же блестяще, и если все произойдет так, как задумано… Генерал Фостиков тонкий дипломат и серьезный организатор. Если все пойдет хорошо…»

Мысль о возможном захвате Дона и Кубани возбуждала и вызывала энергию, но не снимала глубокой озабоченности. Все эти дни Врангель не мог забыть сообщение о позорном предательстве Кубанской рады. Ему доложили, что «тифлисские сидельцы» – так он называл группу членов Кубанской рады, которые осели в Тифлисе, – отмежевались от него, объявив себя «самостийными». Председатель рады Тимошенко при поддержке товарищей председателя Султан Шахим‑Гирея, Воротинова, Горовца и других протащили сумасбродные решения: «Во‑первых, немедленное прекращение всяческой помощи Врангелю; во‑вторых, организация сил кубанского народа для образования независимой демократической республики; в‑третьих, договор с генералом Врангелем, заключенный Кубанским краевым правительством, признать недействительным… и, наконец, признать необходимым энергичную идейно‑политическую борьбу с реакцией так же, как и с большевиками».

Ноздри прямого длинного носа главкома округлились, тяжелые веки взметнулись к надбровным дугам, в глазах вспыхнул гнев: «Классической формы болваны! Опасно то, что они могут возглавить повстанческое движение на Кубани. Нет сомнения, что ими будет предпринята попытка подчинить генерала Фостикова своему влиянию…»

В ряду офицеров, которым поручено возложить венки у памятника адмиралу Нахимову, стоит полковник Наумов.

…Прошло больше двух недель с того дня, когда американский пароход «Честер Вельси» бросил якорь в Севастопольском порту и Павел Алексеевич Наумов сошел на крымский берег. Солдат тут же отправили в карантин в район Михайловского равелина, где для них поставили палатки. Офицеров разместили в общежитии, оборудованном в большом приземистом доме с видом на Артиллерийскую бухту.

На другой день в карантин пришли два офицера из отдела кадров и два осважника[3] в чине капитанов. Беседовали со всеми долго, обстоятельно. Затем попросили изложить письменно свои пожелания относительно дальнейшей службы и, собрав рапорты, уехали.

В тот же вечер материалы о вновь прибывших старших офицерах внимательно изучил начальник особого отдела штаба главкома полковник Богнар. Все они застряли в Причерноморье после разгрома армии генерала Морозова красными и знают друг друга. Их нетрудно проверить и через других офицеров этой армии, приехавших в Крым раньше. А вот как установить личность полковника Наумова?

«Может быть, кто‑нибудь в упрснабе знает его», – подумал Богнар и позвонил Домосоенову.

– Господин генерал, не могли бы вы назвать кого‑либо из руководящих офицеров интендантской службы из войск адмирала Колчака?

– Если не секрет, дорогой мой Ференц, уж не прибыл ли кто?

– Вы не ответили на мой вопрос, Антон Аркадьевич.

– Ну, разве уж самого начальника управления генерала Логунова да покойного Дибича, царство ему небесное.

– А начальника тыла третьего корпуса Западной армии?

– Нет. А теперь, батенька мой, извольте вы ответить на мой вопрос.

– Прибыл полковник Наумов, начтылкор Западной армии. Закончил Екатеринодарское коммерческое училище.

– Что ж вы тянете, милейший, – обрадовался генерал. – Где он сейчас?

– В карантине.

– Ну, слава богу, а то ведь не управление, а тришкин кафтан.

– Пока что допуск я ему дать не могу.

– Ференц Карлович, голубчик, это же управление снабжения, а не боевой штаб… Благодарствую за полезную информацию.

Трубка щелкнула и замолчала. Богнар перезвонил, но кабинет Домосоенова не отвечал.

Через полчаса генерал входил в здание, отведенное под офицерский карантин. Наумов представился как старший офицер карантина и доложил, что господа офицеры отдыхают.

– Рад, голубчик, встретить хозяйственника со специальным интендантским образованием, – доброжелательно улыбаясь, приветствовал Домосоенов. – Теперь, знаете ли, перевелись образованные хозяйственники. Одни спились, другие проворовались, а третьи уже далече… Давайте‑ка в мой автомобиль, и поедем в управление. Ныне отдыхать грех, работы – уму непостижимо!

Добродушие и доверчивость этого седовласого и пышноусого генерала, на лице которого запечатлелись глубокие улыбчивые морщины, явились для Павла неожиданностью. Он готовился встретить на крымской земле лишь озверевших, осунувшихся от горечи поражений и кровавых потерь белогвардейцев.

Уехать им сразу не удалось. Стоило полковнику взять чемодан и вещевой мешок, как перед ним возникла молодая женщина в белоснежном халатике и чепце. Ее светлые волнистые волосы спадали на узкие, чуть покатые плечи, красивое лицо было строгим и озабоченным.

– Отлучаться, господин полковник, во время карантина не разрешается, – сухо сказала она.

– Разрешите представиться. Полковник Наумов Павел Алексеевич. Чье распоряжение я должен выполнить?

– Я врач‑эпидемиолог Строганова… А выполнять вы должны приказ главнокомандующего о порядке прохождения карантина.

К ним подошел генерал Домосоенов.

– Татьяна Константиновна, голубушка вы моя, здравствуйте! Что же это вы совсем забыли о нас. Моя Лизонька уже неоднократно спрашивала. Или компания стариков вам неинтересна?

– Ну что вы, Антон Аркадьевич, – улыбнулась Строганова, и лицо ее сразу стало милым и приветливым.

Генерал удовлетворенно хмыкнул:

– Вот и чудесно. Завтра же ждем вас вечерком посидеть у самоварчика. Хорошо?

– Хорошо, Антон Аркадьевич.

– А теперь, Танечка, разрешите мне вызволить этого молодого полковника из карантина. А то ведь запекут его в какую‑нибудь конно‑пулеметную команду. Будьте и для него ангелом‑спасителем. Убедительно прошу вас об этом. Ответственность беру на себя.

Таня внимательно посмотрела на генерала и скупо кивнула:

– Завтра с утра, Антон Аркадьевич, не раньше.

– Сдаюсь, сдаюсь, – шутливо поднял руки генерал. – Ваши строгие порядки я хорошо помню еще по екатеринодарскому госпиталю. Но именно им и вашим умелым рукам, Танечка, я обязан своим скорым выздоровлением… Лизонька так и говорит: «Если бы не Танюша, еще неизвестно, чем бы все кончилось…» Ну, что ж, наша непреклонная Татьяна Константиновна, тогда разрешите нам с полковником Наумовым побеседовать в вашем кабинете.

– Это можно, Антон Аркадьевич, – улыбнулась Таня.

В небольшой комнатушке стояли массивный стол, кресло и три венских стула. В углу на этажерке – в керамической вазе букет свежих роз и флоксов.

Генерал грузно опустился в кресло и жестом пригласил Наумова сесть к столу.

– Вы, Павел Алексеевич, не думайте, что сразу‑таки обрели мое расположение, – сказал он. – То, что я вот так заинтересованно… В кавалерии да и в пехоте опытных кадров – пруд пруди. А в органах снабжения их нехватка превеликая.

– Господин генерал, я буду рад приступить к исполнению служебных обязанностей в любой должности, – с готовностью предложил полковник.

– Что вы, голубчик, на должность не сразу… Формальности, знаете ли, разные. Эти контрразведчики в каждом прибывшем видят большевистского шпиона. А кто назначается для работы в крупных штабах, того проверяют особенно. Изощряются, знаете ли, каждый на свой вкус.

– Я понимаю необходимость проверки, но пребывать в праздном безделье в то время, когда другие работают на пределе человеческих возможностей…

– Могу успокоить вас, Павел Алексеевич. Пока оформляется допуск, вы будете выполнять мои личные поручения, казенного характера, разумеется. Как видите: Богнар – не бог нам. – Генерал улыбнулся нечаянному каламбуру.

– Благодарю вас, ваше превосходительство.

С этого момента беседа вошла в русло конкретных дел. Домосоенов рассказал Павлу Алексеевичу о предстоящей работе, об особенностях снабжения войск в условиях отсутствия собственной военно‑экономической базы, о недостатке транспортных средств, о преступно низкой производительности погрузочно‑разгрузочных работ…