Эклз был рад хоть чем-то заняться, потому что в данную минуту чувствовал себя на редкость паршиво. Так дико с цепи он ещё никогда не срывался, но внешне  ничем не выдал своих эмоций. Потеря самоконтроля его напугала, это был плохой знак. Если его так легко вывести из себя, то в праве ли он мечтать о карьере сотрудника Комитета? Ведь, по правде говоря, новичок ему ничего не сделал. Не подначивал, не нарывался. Если быть честным с самим собой, то поведение Джареда было достойным во время всего этого цирка.

Лишь усевшись за свой любимый столик под номером тринадцать, Дженсен перевёл дух и немного расслабился. Это место у окна с неприятным номером он забил за собой с первого дня появления в Школе. Хотя желающих сидеть за ним, кроме его друзей и приятелей, и так не было. Даже Ясуда со своей бандой обходил столик стороной.

Во время обеда Вент пытался разговорить Дженсена, рассказывал какие-то глупости, травил новые байки, и вёл себя так, словно ничего такого не случилось. Дженсен тоже делал вид, что всё пучком, и даже отвечал другу, кивая головой или вставляя подходящее по смыслу хмыканье. По части последнего ему не было равных, по утверждению Бруни.

Они уже заканчивали трапезу, когда к ним подошли однокурсники, которые, как и Дженсен, вернулись сегодня. Оживлённый диалог давно не видевшихся курсантов завязался тут же, и у Дженсена отпала необходимость играть пофигиста и дальше. И если он смеялся чуть громче обычного или чересчур искромётно шутил сквозь зубы с ослепительной улыбкой на лице, этого никто не заметил, даже пристально наблюдавший за ним Ясуда. Может быть, только Вент догадался о напускной весёлости, ведь он знал его уже долгие годы, а такого человека трудно обмануть.

...Громко смеясь над чьей-то очередной шуткой, Дженсен размышлял о том, как быстро может измениться привычная и налаженная жизнь. Первый раз это случилось в тот страшный день, когда он с мамой улетел, а отец остался дома. Долгие месяцы после эвакуации мама не произносила это слово ─ «умер», когда речь заходила об отце, а Дженсену пришлось привыкать к жизни без него, и закусывать губы до крови, когда мальчишки хвастались своими папами. Мама и семья Сингхов, несомненно, пытались заполнить пустоту, оставшуюся после смерти отца, и это помогало ему некоторое время не чувствовать себя ущербным среди ровесников с полными семьями. Хотя, он не уверен, что это удалось на сто процентов; возможно, он сам был виноват в том, что не справился с потерей отца, потому что когда открылась флешка, и снова зазвучал почти забытый любимый голос, ─ он сорвался. Об этом никто не знал, даже мама и Вент, и Дженсен похоронил память об этих часах как можно глубже в недрах своей памяти.

Второй раз ─ это поступление в Школу. Он всегда верил в себя, но червячок сомнения всё равно грыз его изнутри, даже когда Дженсен с дрожью открывал официальный конверт с эмблемой Школы. Его бросало то в  дрожь, то в холод, строчки скакали перед глазами, но волшебное «Зачислен в кандидаты» он успел разобрать перед тем, как привычный мир рухнул, освобождая место новому, долгожданному, без сомнения выстраданному и заслуженному.

И вот сегодня третий раз, когда его мир кувыркнулся через голову, и причина тому ─ Падалеки, чья улыбка непостижимым образом рождала ассоциации с ярким солнцем и порывами ласкового ветра.

Дженсен нехотя признался самому себе: Джаред будет достойным соперником, и соперничество будет идти по всем направлениям, включая успехи на любовном фронте и заканчивая самым главным ─ учёбой и пилотированием. И, странное дело, Дженсен не мог дождаться, когда опуститься воображаемый флажок противостояния. Он вполуха слушал приятелей, не вникая в смысл сказанного, но когда флегматичный Сэмир Комац ─ поставщик самых безумных идеей и сплетен ─ вдруг обмолвился, что новенький выскочка уже летал на «манте», Дженсен встрепенулся. Вент заметил его явный интерес к данной теме и ловко выпытал подробности, которые Сэмир лениво изложил, сказав, что «желторотик» сегодня действительно оседлал «манту»,  правда, в паре с Учителем Баджо, но от этого данный факт не становился менее уникальным и потрясающим. А Вент решил добить Дженсена, сказав, что на «ласке» и «горностае» Джаред теперь летает самостоятельно.

Подбирая упавшую на колени челюсть, Дженсен подумал, что его выпускной год в Школе будет фееричным. Главное ─ не сорваться в штопор под насмешливым прищуренным взглядом  «желторотика». И пожелал себе дополнительных сил; в том, что они понадобятся, Дженсен ни секунды не сомневался.

Эпизод 2

В преддверии выпускного бала

(Восемь месяцев спустя)

Дженсен ненавидел Медблок всеми фибрами своей души даже, несмотря на присутствие там молодого медика-практиканта Деяниры, которая была чудо как хороша. Счастьем было получить врачебную помощь из её рук или хотя бы просто полюбоваться. Курсанты, независимо от возраста, на что только не шли, чтобы проникнуть в приёмную; порой служащим здесь медикам было совсем не до смеха. Благо, что девушка оказалась на редкость нравственной и очень разборчивой, иначе медицинский отсек можно было бы смело переименовывать в дом свиданий.

Впрыснутый в нос вонючий аэрозоль быстро вернул Дженсена на землю. Он едва удерживался от желания чихнуть как следует, что грозило бы Эклзу некрасивым падением на пол. Девушка почувствовала это, шикнула на него, чтобы терпел, и быстро приложила ватный тампон к ноздрям Дженсена, не давая лекарству вытечь наружу. Потом велела придерживать тампон самостоятельно и держать голову запрокинутой. Дурацкое положение, но спорить он не стал. Да и сил на спор в данный момент  у него не было. Комната продолжала дико кружиться, несмотря на заверение Деяниры, что если совсем не двигаться, то полегчает. Лучше не становилось, поэтому, наплевав на ожидаемую боль, полоснувшую по вискам, Дженсен скосил глаза вправо.

Рваная рана на загорелой коже плеча Падалеки выглядела одновременно отвратительной и завораживающей.  Дженсен был уверен, что Джареду сейчас чёртовски больно, но эта зараза, всё равно улыбалась. Как несправедливо! Дженсен отделался всего лишь банальным сотрясением мозга, пусть и средней тяжести. Он всегда был счастливчиком и выходил из передряг с минимальными потерями, даже когда был мальчишкой. Ссадины в счёт не шли, какой пацан без синяков? Везение вдруг кончилось в Лётной Школе, когда Дженсен повстречался с дикой кошкой. Но это был единичный случай, а не закономерность, так обстоятельства тогда сложились. А вот Венту не везло с самого детства, парень рано познал «радость» ношения гипса и фиксирующих повязок на своих многострадальных конечностях и постоянно шутил на эту тему. В сотрясениях головного мозга он тоже был специалистом куда лучшим, чем  Дженсен. Вот у кого надо было спросить, чего ожидать, когда лоб непреднамеренно встречается с приборной панелью. Но Вента рядом не было, а расспрашивать Деяниру в присутствии Падалеки Дженсен не желал. Хотя догадывался: если средним считалось то, что он испытывал сейчас, когда голова гудела почище трансформатора, а в висках реально ощущался воткнутый туда призрачный лом, значит, бывает ещё хуже, и ему явно повезло.

Будь Дженсен в сознании, то сумел бы избежать осмотра, заверив, что с ним  всё в порядке даже,  несмотря на застывшую кровавую маску на лице. И ушёл бы, как подобает герою. По крайней мере, Вент не в счёт, он умел держать язык за зубами и не сдал бы его медикам. Однако фортуна на этот раз повернулась к Дженсену известным местом, и свалить из смотрового кабинета ему не удалось. Ну, хорошо, он не сам сюда пришёл, его Джаред принёс, но, честное слово, лучше бы вместо сотрясения у него случилась выборочная амнезия!