Пролог

─ Это не обсуждается, дорогая! Пожалуйста, не спорь.

─ Я не уйду без тебя!

─ Уйдёшь, потому что ты должна спасти нашего сына и позаботиться о нём!..

─ Брайан!

─ Холли! Я так много хочу сказать тебе, но времени нет, и я уже никогда тебе этого не скажу, кроме того, что люблю тебя! Меня уже не спасти, поэтому не медли, иначе погибнешь вместе с нашим сыном. Вы оба погибнете... Умоляю! Улетайте немедленно. Катер не будет ждать вечно. ─ Папа!

─ Дженсен, не волнуйся за меня, всё будет хорошо... вот, застегни костюм как следует, помнишь, как я показывал?.. Вот так, молодец... Я люблю тебя, сынок, и очень тобой горжусь. Всегда помни об этом... Слушайся маму, береги её... С этой минуты ты ─ её надежда и опора.

─ Брайан...

─ Холли, не надо... просто уходите, ваше время истекает. Ради меня, пожалуйста, спаси себя и Дженсена!

─ Хорошо... Брай, я...

Высокий мужчина, скрюченный приступом боли, целенаправленно подталкивал к выходу из дома женщину и мальчика, чьи фигуры были затянуты в серые противовирусные костюмы. Распахнув дверь настежь, он увидел бегущих по подъездной дорожке десантников в легкоузнаваемой форме ППЗ*. Профессор Эклз никогда прежде не думал, что будет так рад видеть работников этой службы на лужайке собственного дома. Конечно, еще лучше было бы их увидеть сутки назад, когда он единолично принимал решение: кому должны достаться два последних спасительных укола. В этом огромном мире у него больше никого не осталось. Родители давно покинули Брайана. Дальние родственники были настолько дальними, что и в счёт не шли. Когда-то он был уверен, что у него есть друг, ради которого не жалко и умереть. Но лучше не думать о Джоне  сейчас, когда нет ничего важнее Дженсена и Холли. И хотя они были категорически против его выбора, на этот раз Брайан имел полное право не прислушиваться к их мнению.

Гул военных кораблей МБР** и ОКПДКБ*** не смолкал с самого утра. Он ввинчивался в голову Брайана раскаленной иглой, вызывая приступы боли, которые с каждой минутой усиливались. Организм больше не справлялся с болевым шоком, и хвалёная стойкость Брайана дала трещину. Он и так уже некоторое время держался только за счёт адреналина в крови. Страх за семью заставлял измученное тело бороться за каждую минуту жизни, постоянно двигаться и находить потайные резервы для каждого шага, жеста или движения, потому что Брайан знал: стоит только присесть и ему уже никогда не подняться на ноги. Всему есть предел, даже в такой ситуации, когда мозг ещё держится, а тело умирает.

Брайан не хотел пугать своей агонией ни жену, ни сына. Ради них он продолжал держаться, и был уверен, что продержится столько времени, сколько потребуется, чего бы это ему не стоило. Но будет лучше для всех, если его окончательный предел не наступит прямо сейчас. Поэтому, он был чертовски рад слышать шум спасательной техники, бороздящей дороги и небо научного городка; этот звук говорил о том, что операция по зачистке находилась в завершающей стадии, значит, скоро всё закончится, для всех, так или иначе.

...Острое чувство несправедливости царапнуло где-то в груди, в районе сердца, мимолётно, как укол, ведь он только начал жить по-настоящему, узнал, что это такое ─ быть свободным и счастливым. В глазах закипело, но Брайан мужественно улыбался, держась за дверной косяк (силы уже были на исходе), и жадно смотрел вслед Холли и Дженсену. Им так и не удалось попрощаться по-человечески.

Прибывшие пэпээзовцы окинули сочувственными взглядами хозяина дома, быстро подхватили женщину и ребёнка и буквально понесли их к спасательному катеру, который серебристой стрелой застыл в сотне метров от белой калитки. Холли не оборачивалась, и Брайан не осуждал её за это. Возможно, она боялась впасть в истерику на глазах спасателей или напугать своими действиями сына, он не знал точно. А вот Дженсен не заморачивался этикетом, извиваясь в руках военных и стремясь не столько оглянуться на отца, сколько просто вырваться на свободу от чужаков. Он что-то кричал ему или спасателям. С того места, где стоял Брайан, слов было не разобрать, да и защитный костюм заглушал почти все звуки.

Холли первой оказалась под днищем спасательного корабля, и, наконец, оглянулась на дом, наверно, чтобы в последний раз окинуть взглядом их счастливое гнёздышко. Мир снова замер вокруг них на несколько секунд, когда они встретились глазами, как в первый раз... Он успел заметить, как жена нервно облизнула губы; она всегда так делала, если нервничала. Брайан широко улыбнулся, удерживая её взгляд ещё несколько мгновений, затем кивнул головой, прощаясь, и Холли скрылась в чреве корабля.

Дженсен, в отличие от матери, так просто сдаваться не собирался. Его уже почти затолкали в люк, когда мальчишка вдруг извернулся в руках мощного десантника, и тот от неожиданности выронил его. Но успел ухватить пострелёнка за ногу, когда Дженсен попытался рвануть обратно к дому. Брайан хрипло рассмеялся, чувствуя, как кровь заполняет его рот. Этот парень себя ещё покажет! Интересно, сколько народу его Дженсен обведёт вокруг пальца, когда подрастёт, лишь хлопая своими огромными зелёными глазищами и маскируясь под очаровательного простака? Увидеть бы всё это своими глазами...

Он смотрел, как Дженсен рвётся из рук спасателя, ему даже казалось, что он всё-таки слышал сына сквозь рёв работающих двигателей корабля, хотя прекрасно понимал, что это невозможно.

«Надо бы подбодрить пацанёнка» ─ подумал Брайан, и из последних сил стараясь стоять прямо, выбросил вверх правую руку, сжав пальцы в кулак. Это был их любимый жест, двух мужчин: отца и сына. Ему показалось, что Дженсен повторил его жест, но из катера кто-то ухватил мальчика за перчатку и ловко втянул его на корабль вслед за матерью. За ним последовал десантник. Прежде чем закрыть люк, он тоже оглянулся. Они встретились глазами, и Брайан заставил себя вскинуть руку повторно. Офицер быстро приложил ладонь к своему сердцу, потом поднял руку над головой в характерном жесте. Виктория!.. Победа... Брайан не мог понять, кто на этот раз победитель, а кто побеждённый, но постарался улыбнуться и кивнул десантнику... Да, ему тоже чертовски жаль, что всё обернулось именно так: глупо и нелепо. Но, главное, что уцелеет его семья... Ничего не может быть важнее этого факта.

Люк захлопнулся, спустя мгновение взревели двигатели. Катер плавно поднялся, закручивая воздушной подушкой придорожную пыль, а потом, набрав положенную высоту, с резким звуком исчез из виду.

Брайан выдохнул от облегчения, буквально наваливаясь на дверной косяк, и размазал по подбородку кровь, струящуюся из уголка губ. Сознание уже путалось, поэтому он знал, что нужно торопиться. За порогом для него больше ничего нет. Всё, что было дорого его сердцу, сейчас уносилось прочь на огромной скорости, к спасению, чему он был безумно рад. Здесь же остались лишь суррогаты: дом, вместе с ним доживающий последние минуты, не выветрившийся ещё запах выпечки, которую он так и не попробовал, застывшие фото-мгновения их счастливой жизни на каминной полке, и дорогие взгляду мелочи: игрушки Дженсена, разбросанные по гостиной, и скомканный фартук Холли с клубничным пятном на кармане.

Мужчина сделал шаг назад, вернулся в дом и щёлкнул дверным замком, отгораживая себя от мира. Встречать смерть с распахнутой настежь дверью ему не хотелось, так встречали только преданных друзей или любимую женщину. Бледная дама с косой или кто там шифровался под Смерть, не относились ни к первой группе, ни ко второй. Лучше всего, по его мнению, остаться одному; без свидетелей умирать легче, хотя многие бы с ним поспорили. Он верил, что в жизни каждого человека бывают минуты, когда ему никто, никто не может помочь: рождается сам ─ и умирает сам****(с). Поэтому Брайан, оглядев замки, накинул ещё и цепочку. Он прекрасно понимал, что это хлипкая преграда, она его не спасёт. Но к чёрту логические рассуждения! Он устал анализировать что-либо с тех пор, как узнал про эпидемию... Просто очень устал.