Не хочу быть богатой — вдруг мне тоже башню так рвать будет.

— Ирина, — в голосе парня слишком много неуверенности и желания чтобы ему поверили. — Я не помню о том вечере почти ничего. Помню, как дошел до комнаты. Там была девушка…

— Алёна, — как во сне говорю я.

— Да, но… ничего против ее воли не было. Я может и последняя сволочь на этой Земле, но не до такой степени, — последние слова он произносит почти шепотом, будто старается убедить не меня, а себя. — Я напился… если бы знал, что это Алёна…

Что-то у меня, наверное, тоже пошатнулись моральные устои. Может, в знак солидарности с женским полом надо возмутиться и обвинить Ника в парочке грехов и тройке преступлений, но я не могу этого сделать. Я уже два с половиной года учусь бок о бок с наследницами приличных состояний. И прекрасно знаю, что если они себе что-то вдалбливают в голову, то тут уже никакие доводы не помогут, да и средства достижения намеченных целей не всегда впишутся в рамки приличий.

— Алёна… — произносит Ник, низко опустив голову, так что челка закрывает глаза. — Знаешь, я ведь ее знал до того, как она поступила в Институт. Она действительно была очень милой и доброй девчушкой, — проговорил Ник, и от его тихого, наполненного воспоминаниями голоса я невольно вздрагиваю.

Догадка накрывает меня словно снежная лавина.

— Она была влюблена в тебя с детства? — все-таки уточняю.

— Да, — говорит он вроде спокойно, но в глазах застывает страх.

Он нервничает. Может, внешне и не видно, но я это чувствую. Все эти неосознанные жесты — обманчиво спокойный голос, холод во фразах, — это явный признак того, что он переживает… боится.

И я даже знаю, чего… я тоже этого боюсь, но сделать уже ничего не могу. Сейчас передо мной сидит тот Ник Эрденко, о котором говорила Марианна. Безжалостный, берущий то, что он хочет, сминающий все границы дозволенного. Хотя нет… судя по всему у него просто нет этих границ. Не знаю, чего он добивался, зачем рассказал… Ведь не обмолвись он о том, что знал Алёну, я бы сама об этом в жизнь не догадалась.

Я обхватываю себя руками. Становиться очень зябко.

— Интересно, для вас вообще существуют такие понятия как дружба, любовь, доверие… уважение? — шепчу я.

— Да, — уверенно говорит Ник.

И почему-то именно на этих словах я начинаю плакать.

Ник обнимает меня за плечи.

— Ирина, я никогда, слышишь, никогда не причиню тебе вред, — тихо, с болью и отчаяньем говорит парень. А может, я все это просто выдумала… Впечатлительная стала…

— Я знаю.

Это правда, я не вру. Я действительно в это верю.

Странно — и вроде пугает меня то как он поступил с Алёной, но не на столько чтобы начать шарахаться от него, как от чумного. А попытка найти в себе хоть какое-то отрицательное чувство к Эрденко, не увенчалось успехом.

— Прости меня…

Простила, Ник… и поняла.

Не будет больше ни тайных встреч, ни поцелуев, ничего. Я осознаю это с такой поразительной ясностью, что хочется взвыть. Стараясь промолчать, я разворачиваюсь и утыкаюсь в его грудь, дабы не начать выяснять отношения, не спрашивать — почему. Потихоньку слезы высыхают, и я просто лежу в объятиях любимого мной человека, но в тоже время понимаю, что он никогда не будет моим.

— Пить хочу, — тихо говорю я.

— Сейчас, — кивает он и осторожно высвобождается из моего захвата.

Он встает, и, кажется, с ним ушло тепло, которое согревало и оберегало меня. Я обнимаю подушку, на которой он лежал, и с удовольствием вдыхаю исходящий от нее еле уловимый тонкий аромат мужского тела.

— Ты коньяк предлагал…

— Уверена? — чуть прищурившись, спрашивает Ник.

— Да.

Он пожимает плечами и подходит к бару. В комнате уже совсем темно. Наверное, поздно уже.

— Держи, — подает он мне пузатый бокал. — Виски.

— Тоже неплохо, — горько усмехаюсь я и залпом выпиваю.

Губу неприятно жжет, когда на нее попадают капли шотландской водки, а в животе происходит будто маленький взрыв. Я откидываюсь на подушку и протягиваю бокал Нику.

— Еще, — лаконично бросаю.

Наливает.

Вторая порция дорогущего вискаря идет на ура. В голове начинает шуметь. Подумав, решаю, что третья будет уже лишней.

— Отвези меня домой, — спокойно говорю я.

Ник отставляет бокал и низко опускает голову, словно задумавшись.

— Ты обиделась? — спрашивает он.

Мне становится смешно… Прислушиваюсь к себе — неужели опять истерика?!

— Нет, Ник, — говорю я, но недобрая усмешка все же срывается с губ. — Я просто не понимаю твой мир.

Интересно, это меня после выпивки так вставило или я банально устала.

— Я знаю, но ты уже в нем — говорит он, и я невольно съеживаюсь. Потому что нет в его голосе ни раскаянья, ни надежды. В нем стальная уверенность.

— Ну, значит, я буду учиться, как остаться человеком при таком раскладе, — усмехаюсь я, стараясь скрыть страх.

— Я помогу, — кивает он.

— Ты?

Эм… я что-то пропустила?!

— Откажешься? — хитро спрашивает Ник. — Учти, у меня много знакомых…

— Ник, — качаю я головой. — Мне это надо будет буквально на пару лет. То есть пока не закончу учебу. А дальше я вернусь в свои привычные палестины и буду там вести мелкие войнушки с бюджетом, зарплатой, работой и остальными мелочами, которые и составляют жизнь, обремененную нехваткой средств.

Мне кажется или в этом во всем много цинизма? Заразный он что ли…

Ник не отвечает. Странно, ну да ладно.

Остается последний вопрос, но ой как не хочется его задавать.

— Ник, скажи, зачем вы приехали?

Парень удивленно смотрит на меня, потом настороженно отвечает:

— На учебу… а что?

— Точно? Прости, но я думаю, что вы приехали, чтобы отомстить Марианне за то, что она сделала… — многозначительно умолкаю, показывая, что знаю всю историю от и до.

На губах парня появляется кривая полуулыбка, чуть издевательская.

— Нет, Ирина, — отвечает он с легкой иронией. — Никто из нас не будет мстить Марианне или еще как-то вредить. Мы здесь только чтобы учиться.

Я смотрю в глаза парню, не отводя взгляд.

Ник откинул со лба челку и чуть более раздраженно продолжил:

— У нас есть тут одно дело… Но оно никак не связано с твоей подругой. Так что, можешь не волноваться, — и опять этот горький сарказм в голосе, будто своим вопросом я его разочаровала. Ну и ладно — я должна знать.

Мы спускаемся вниз, пока Ник проверяет, кто ему звонил, я рассматриваю книги на полках. Занятная у него литература… разношерстная я бы даже сказала….

— Ирин, позвони Марианне, — Ник протягивает мне свой телефон.

Я смотрю на сотовый, но брать его в руки нет никакого желания. Собираюсь с мыслями… надо!

На третьем гудке подруга отвечает.

— Ты…

— Спокойно, — останавливаю я поток нецензурных выражений.

— Ирина? — недоверчиво переспрашивает она.

— Да, — устало подтверждаю.

— Как ты? — осторожно спрашивает Марианна.

Я про себя усмехаюсь, очень хочется сказать — паршиво.

— Нормально…

— Точно? — Ага, не верит. — Ты где?! Давай я приеду…

— Не надо, — быстро говорю я. — Все хорошо, но еще одной душещипательной беседы сегодня я не выдержу.

Марианна молчит, я тоже.

— Нам, наверное, надо будет поговорить, — хмуро говорит она.

— Надо, — соглашаюсь я, — но потом.

— Ирин…

— Слушай, все замечательно, правда. Я жива-здорова. Завтра увидимся, и если хочешь, прогуляем все пары. Но только завтра? Ладно?! Я очень устала, — говорю плаксивым голосом.

Марианна верит… Правильно веришь. Тебе легче будет и мне проще.

— Отлично, — в голосе подруги явно слышатся нотки облегчения.

— До завтра.

— Пока, — кидаю я и отключаюсь.

Кладу осторожно на стол телефон и бессмысленным взглядом обвожу комнату.

— Поговорили? — Ник выглядывает из спальни, застегивая рубашку. Похоже, прошлую я слезами залила капитально.

— Да…

В воздухе словно витает неловкость.