Пошипев нечто на незнакомом мне языке, женщина в бешенстве рванула четки. Оборвалась нить, черные жемчужины посыпались, и, как живые, заскакали по гладкому полу. На секунду задержав на мне взгляд, полный ненависти, мать принца Паукейна, не владея собой, выскочила из комнаты.
— Подберите жемчуг — бросил Правитель, и двое стражников бросились собирать крупные жемчужины, отливающие дивным матовым светом. — Отнесите казначею рассыпанные четки, и передайте ему, что я велел оформить их для немедленной передачи в казну.
— Простите, Ваше Величество, но если…
— Она ничего не скажет, особенно после того, что осмелилась бросить мне перед уходом отсюда. Это чересчур даже для нее… На ее родине за такие слова без жалости убивают! Так что этот жемчуг сейчас уже не принадлежит ей, и ему самое место в казне. Мой покойный отец в свое время за эти четки отдал целый двухпалубный корабль…
Когда за стражниками закрылась дверь, Правитель осмотрел на меня.
— Теперь вы. Подойдите поближе.
Я сделала несколько шагов, и оказалась почти напротив Правителя. Нас разделял только стол. И хотя голос и взгляд Правителя был, как и прежде, суров и холоден, но я готова была спорить, что он сердит на кого угодно, только не на меня.
— Так, что тут скажешь… — глаза Правителя неулыбчиво смотрели на меня. — Я ознакомился с вашим делом. Весьма неприятная история, и, прежде всего для вас. Надеюсь, вы знаете законы нашей страны, и должны представлять возможные последствия лично для вас. Однако прежде чем вынести окончательное решение о вашей судьбе, мне бы хотелось получить еще кое — какие дополнительные сведения. Позовите сюда князя Айберте и его родственницу.
Снова открылась дверь. Я скосила глаза и увидела, что в кабинет вошли двое: муж Эри и тетушка Тай. Если на лице князя было написано только раздражение, то, в противоположность ему, вид у тетушки был не столь бодрый. Да оно и понятно: чует кошка…
— Князь Айберте, — заговорил Правитель — Вы, как мне передали, уже несколько дней безуспешно пытаетесь попасть ко мне на личную беседу. Прошу меня правильно понять, я все эти дни был очень занят. Можете излагать ваше дело.
Муж Эри заговорил недовольным голосом, в котором были заметны сердитые нотки:
— Наш разговор должен быть приватным. Мне хотелось бы побеседовать с вами наедине. Существуют вещи, о которых посторонним знать не стоит.
— Князь, у меня совершенно нет свободного времени — холодно обронил Правитель. — Если вас не устаивает чем — либо данный момент, то я должен вам сказать, что в ближайшие дни я по-прежнему буду очень занят и вряд ли смогу выкроить свободное время для приватных бесед с кем бы то ни было. Так что я вас внимательно слушаю. Моя единственная просьба — излагайте то, что вы собирались мне сказать, как можно короче. У меня на сегодняшний день намечено рассмотреть еще немало дел.
— И, тем не менее, я настаиваю на разговоре без свидетелей.
— Да что вы, князь! К чему такие тайны? Тут, считайте, все свои. И о чем таком, не предназначенном для чужих ушей, вы хотели поговорить со мной наедине? Уж не о том ли, что внезапно выяснилось, будто родственница вашей жены — эрбат? Ну, князь, что за непонятная стеснительность: разве это хоть для кого-то из присутствующих является секретом? Есть вещи, о которых известно даже последнему бродяге. Сегодня о том, что одна из ваших родственниц по линии жены оказалась эрбатом, судачат в каждой харчевне! Сейчас, пожалуй, во всей столице не найти того, кто не знает о том, что в семье вашей прелестной жены ни во что не ставят законы нашей страны!
— Ваше Величество! — князь побагровел, и сдерживался с заметным трудом — Я не заслужил ни подобного обращения, ни подобных слов, там более, с вашей стороны. Поверьте, и для меня новость о существовании этой женщины явилась…
— Чем-то похожим на гром среди ясного неба! Понимаю. Соболезную. Это действительно весьма неприятно. Только не могу понять, как такое могло случиться — при вступлении в брак не поинтересоваться тем, что собой представляют родственники вашей будущей жены! Насколько я понял, вы даже не знали о существовании многих из них. Впрочем, простите, я не подумал о том, что любовь — страшная сила, захлестывающая волной… Жаль, не помню, как там дальше поется о неземной страсти у наших придворных поэтов. Так невольно и пожалеешь, что не очень увлекаешься поэзией… Вы даже придумали сказку о существовании невероятно древних аристократических корней в семействе вашей жены…
— Ваше Величество!..
— Разве я неправ? Впрочем, это не мои проблемы, каждый живет так, как ему нравится, или как он может… Моя же задача в том, чтоб решить, как следует поступить с вашей новоявленной родственницей, и как наказать виновных в совершенном преступлении. В нашей стране, как вы все прекрасно знаете, превращение человека в батта приравнивается к самым тяжким нарушениям закона и карается весьма жестко. А уж если батт переродился в эрбата…
— Хочу уверить Ваше Величество в том, что ни я, ни моя жена ничего не знали о том, что произошло в семействе этой… — князь кивнул в мою сторону, подыскивая нужное слово — это дальней родственницы…
— Как, разве двоюродная сестра жены — дальняя родня? — удивленно приподнял бровь Правитель. — Надо же, а моя жена считает свою кузину одной из самых ближайших родственниц! Надо бы ей сказать, как сильно она ошибалась все эти годы! Ох, женщины, женщины, вечно они все путают…
— Ваше Величество — заскрипел зубами князь, с заметным трудом сдерживаясь, чтоб не вспылить, — что бы вы ни говорили, но эта женщина, которая сейчас стоит перед вами, не приходится родной сестрой моей жене! И сейчас речь идет о том, чтоб смыть с честного имени моей прекрасной жены все нелепые домыслы о том, что будто бы она, или ее мать могут иметь хоть какое-то отношение к тому, что произошло с этой… бесцеремонной особой. Увы, по несчастью эта… женщина все же находится в весьма дальних родственных отношениях с семьей моей жены.
— Все же в дальних… Хотя, глядя на эту женщину, такого не скажешь.
— Мне нет никакого дела до того, похожа эта… гнусная особа на мою жену, или нет. Я ее не знаю, и впредь знать не желаю.
— Ну, князь, не стоит говорить так сурово о своей родственнице. Не заметить удивительное внешнее сходство между вашей женой и этой женщиной может только слепой… Ну да речь не о том. Так, говорите, необходимость очистить имя княгини Айберте от клеветы стоит для вас на первом месте? Похвально. А вот меня куда больше интересует, кто именно из родственников вашей очаровательной жены прибег к помощи колдунов Нерга для проведения в моей стране запретного обряда. Вот за это я намерен потребовать строго ответа с виновных.
— К сожалению, Ваше Величество, обе виновные в этом уже умерли.
— Вот как? И кто же это был?
— Мать и бабушка этой женщины.
Как? При чем тут матушка? Что за ерунда?! И как него язык не отсохнет говорить такое?!
— Откуда вам это известно? — Правитель, кажется, нисколько не удивился услышанному.
— Должен признаться, что и сам узнал об этой весьма неприятной истории всего лишь несколько дней назад. Надеюсь, вы понимаете, Ваше Величество, каким ударом явилось для меня это известие. Ни я, и моя жена — мы ничего не знали о том, что когда-то, очень давно, произошло в семье этой женщины! А для моей бедной жены новость об этой непонятной истории явилась сильнейшим потрясением! Не говоря уже о том, как ее мучает и травмирует нездоровая шумиха, поднявшаяся после того…
— Сейчас речь идет не о душевном состоянии вашей очаровательной супруги. Меня интересует нечто иное: откуда вам стало известно о том, что, по вашему выражению, когда-то, очень давно, произошло в семье этой женщины?
— От меня, Ваше Величество…
Ага, вот и тетка в разговор вступила! А она хорошо держится — отметила она про себя. На лицо, конечно, бледновата, но непохоже, что собирается прилюдно каяться. Правитель же обронил:
— Объяснитесь.
Трагически вздохнув, тетка начала свой рассказ. По ее словам выходило, что о произошедшем со мной она узнала в день смерти своей матери, моей бабушки. Дескать именно тогда, перед своей кончиной, ее мать покаялась в совершенном ею грехе по отношению к родной внучке. Когда, мол, в их семью пришла беда и бабке стало известно, что одна из ее любимых дочерей навек будет прикована к постели, то от горя и отчаяния что мать, что дочь не знали, как поступать и что делать… Ни о чем ином и думать не могли, лишь о том беспокоились, как будут жить дальше. И вот однажды темной зимней ночью к ним в дом постучался незнакомый человек, поросился переночевать. Бабка и впустила его по незнанию да по доброте душевной. Узнав о постигшем семью горе, тот посочувствовал и внезапно предложил свою помощь. Сказал, что жалеет их, и оттого может помочь. Сделает так, что старшая внучка будет верно и преданно заботиться о больной матери, вплоть до ее смерти. И еще этот пришлый человек говорил, что ничего, кроме добра, это не принесет, да и семье жить легче станет. Дескать, в той стране, откуда он родом, подобный обряд веками делается почти в каждой семье, и считается вполне обычным и добрым делом…