— Больно… — еле слышно прошептала магесса. Она дышала прерывисто и хрипло. В груди что-то сипело и булькало, а капли воды то проступали, обсыпая кожу, то вновь исчезали.

— У…бей… — с усилием проговорила девушка.

— Ты и вправду хочешь умереть? — тихо спросил дэйн.

Глен затаил дыхание, не понимая происходящего, но осознавая, что стал свидетелем чему-то не совсем обычному.

— Боль-но…

— Дэйн! — Шахнал подошел еще на пару шагов.

Волоран наклонился к уху Милианы и что-то прошептал. Глаза умирающей широко распахнулись, в них — опустевших, бессмысленных — отразились боль и паника. А потом… смирение.

— Так что? — переведя взгляд на ее лицо, снова спросил палач.

Магесса покачала головой и облизала пересохшие губы. По ее лицу прошла судорога… но тонкая рука поднялась и стиснула запястье дэйна.

— Дух, — бросил Волоран через плечо. — Мне нужен Грехобор. Быстро.

Ничего не понимая, Глен исчез, оставляя странную троицу.

— Что. Ты. Делаешь? — Шахнал сделал еще один шаг и обессилено привалился к стене дома. — Она магесса.

— Она моя нареченная, — не отрывая взгляда от Мили, равнодушно ответил дэйн. — И она хочет жить.

Молельник зажмурился. За последние сутки весь его мир перевернулся с ног на голову. Еще вчера он бы сыпал проклятья на голову дэйна и требовал смерти Повитухи, но сегодня… сегодня он уже не мог позволить себе такой роскоши. Он сам был ничуть не лучше этих двоих. И поэтому Шахнал сказал совершенно другое:

— Ты не сдержишь ее долго. С такой раной она не выживет, как бы ты ни старался.

— Знаю.

— И наступит момент, когда тебе придется…

— Да. Но ей надо увидеть Грехобора, — дэйн чуть сильнее надавил на грудь Милианы и капли воды, вновь обсыпавшие тело, исчезли. — Она его любит.

Вопросов у жреца прибавилось, но он благоразумно промолчал, лишь опустился на мостовую, не в силах стоять на дрожащих ногах.

Магесса смотрела в равнодушные глаза дэйна. О, как ей хотелось, чтобы он понял ее! Хоть раз услышал! Нет. Взгляд мужчины был пуст и спокоен. Ей снова захотелось умереть. Навсегда перестать быть. Не балансировать на тонкой грани бытия и небытия, не испытывать ни радости, ни боли. Только тишина, темнота и пустота. Какими они казались желанными! Но в груди хлюпало и свистело, а каждый вдох причинял страдание. Девушка с трудом разлепила пересохшие губы и прошептала:

— Я… всегда… любила…

— Позже.

Дэйн еще сильнее вдавил ладонь в рану. Кровь, остановленная магией, уже не сочилась сквозь пальцы, но выступающие капли воды исчезали неохотно. Медленно. Слишком медленно. Чем большую муку испытывала магесса, тем сильнее становился ее темный дар.

— Он придет, и ты сама все скажешь, — сказал Волоран. — А пока молчи.

Из ее глаз покатились слезы. Они смешивались с каплями воды, обильно выступившими на лице и висках. Дэйн опустил взгляд с лица девушки на рану в ее груди. Ему не справиться. Слишком сильна боль. Слишком велики страдания.

Ладонь палача легла на рукоять меча.

Грехобор не успеет увидеть Повитуху.

Ничего не поделаешь и не изменишь…

— Разреши мне стать твоим мужем… — его спокойный голос заставил Милиану поднять отяжелевшие веки.

— Что? — сипло, едва слышно выдавила она.

— Разреши…

Она даже перестала дышать и посмотрела на него с паникой. В черных зрачках разрастался страх. Капли воды, выступавшие сквозь одежду стали крупнее и тяжелее, они стекали по телу, оставляя причудливые дорожки.

— Я… — она смолкла. Горло сжалось, в груди полыхало.

Первый раз в жизни Повитуха боялась дэйна. Нет. Боялась Волорана. Точнее того, что он ей предлагал. Голос не слушался, поэтому Мили только слабо кивнула. Это было именно то разрешение, которого ждал мужчина. Не отрывая жесткой ладони от груди магессы, он склонился к ее лицу.

Твердые губы мягко коснулись ее пересохших, потрескавшихся. Девушка понимала — для дэйна происходящее лишено трепета, это всего лишь… прикосновение. Без чувств, без ласки, без желания, без любви. И от осознания этого чувство страха лишь росло и крепло.

Губы, которые всегда казались ей холодными и жесткими, на деле оказались теплыми и удивительно нежными. Он касался ее мягко, осторожно, а взгляд серых глаз при этом был устремлен в ее испуганные, широко распахнувшиеся от ужаса.

Легкий вздох и поцелуй становится глубже. Дыхание перехватывает оттого, что его сила подавляет, приглушает ее дар, скрепляя связь между двумя нареченными. Темная магия отступала под натиском светлой силы дэйна.

Не было взрыва восторга, не было страсти или равнодушия. Мили ощущала твердую, непоколебимую… нежность. Волоран целовал ее так, словно боялся причинить боль. Поцелуй длился и длился. Осторожный, приносящий облегчение.

В какой-то миг Милиана просто закрыла глаза и отдалась этой утешительной ласке. И в тот миг все изменилось. Вместо равнодушного палача ее губ касался любимый и любящий человек. Она забыла о том, кто он, о том, как он к ней относится и, очарованная самообманом, подалась навстречу этим желанным нежным губам. Вдох — и мужчина замер. Выдох — и поцелуй стал глубже. И мир кружился, кружился, кружился, а сердце вспыхивало, но не от боли, а от жгучего счастья.

Он здесь. Он рядом. Он ее любит.

Пусть самообман, пусть! Она умирает. И хочет уйти во тьму, обманувшись иллюзией счастья. Вдох — последняя боль тает, вытесняемая надеждой. Выдох — тонкая рука зарывается в густые волосы, вынуждая мужчину склоняться, чтобы быть еще ближе.

— Зачем я здесь? — ледяной голос Грехобора вырвал умирающую из сладкого забытья, нарушил очарование лжи.

Милиана с ужасом смотрела в невозмутимое лицо дэйна, освобождающегося из ее объятий. Он… она… они…

Взгляд упал на кольцо, возникшее в его ладони. Теперь он может надеть его на палец, может дотронуться до нее, заявить на нее свои права… всего один поцелуй и он стал ее мужем. Почти стал…

— Йен, она умирает, — словно бы ничего особенного между ними не произошло, спокойно сказал палач магов. — Нужна помощь.

— Ты ее не убил? — Грехобор подошел ближе, и опустился перед Повитухой на колени.

Впервые за долгое время она видела обоих братьев так близко, и осознание этого заставило ее всхлипнуть.

— Нет.

— Почему?

Волоран пожал плечами:

— Ты бы расстроился. А мне надоело тебя успокаивать.

Маг выглядел растерянным. Глядя на прикрытую рану девушки, он осторожно положил ладонь поверх руки дэйна.

— Я не помню, как это делать… — негромко сказал Йен.

— Тогда просто попрощайся, — дэйн рывком выдернул руку и отошел прочь, оставляя брата и магессу наедине.

Он никогда и никому не признался бы, что желает для Мили спасения. Ведь если она умрет, все… изменится. А он не был уверен, что знает, как себя вести в этом случае.

Волоран не просто так потребовал от Глена позвать брата. Благородным порывом — дать Повитухе попрощаться с тем, кого она так боготворила — тут и не пахло. Все было намного проще. Когда-то давно Грехобор должен был стать Знахарем. Когда-то давно он умел лечить. И лечил все — любые хвори. И заживить подобную рану для него не составило бы труда. Когда-то.

Сейчас маг вполне мог оказаться бесполезным, мог утратить свой дар за годы скитаний и лишений. И дэйн этого боялся. Но все же… если Йен сможет вылечить Мили, сможет вернуть хотя бы частицу своих настоящих возможностей, его жизнь и судьба станут иными. Он вновь получит шанс помогать людям, употреблять свой темный дар во благо. Он перестанет страдать и терзаться, сможет жить без боли и скитаний. Да, будь у него выбор, сумей он вспомнить — все изменится. И в этот раз, дэйн был уверен, брат поступит верно. Если же нет… что ж, как бы то ни было — это единственный шанс для обоих начать жить. Жить, а не существовать, превозмогая невозможное.

Утратив поддержку дэйна, Повитуха быстро теряла силы. Неосознанно она протянула руку к Волорану и попыталась позвать его по имени, но губы не слушались. Бисеринки воды снова выступили по телу. Йен, осторожно повернул лицо умирающей к себе и шепотом произнес: