Тутъ только, съ этой минуты, я проснулся....

XXVIII.

Она умерла, меня судили...

И оправдали, скоты! Такъ вотъ что. Вотъ и перенесите. А что старикъ вретъ...

— Да вѣдь старикъ это самое и говоритъ, — робко сказалъ я.

— Старикъ? У! Да онъ это и говоритъ, и я это говорю. Только на ея одрѣ я полюбилъ ее. Какъ по любилъ! Боже мой, какъ полюбилъ!

Онъ зарыдалъ.

— Да, не она виновата. Будь она жива, я бы любилъ не ея тѣло и лицо, а любилъ бы ее и все простилъ бы. Да если бы я любилъ, и нечего бы прощать было....

** № 14.

Только что старикъ ушелъ, поднялся разговоръ въ нѣсколько голосовъ.

— Старого завѣта папаша, — сказалъ прикащикъ.

— Вотъ домострой живой, — сказалъ адвокатъ.

— Да, много еще пройдетъ время, пока выработается человѣческое отношеніе къ женщинѣ, — сказала дама.

— <Положимъ, — сказалъ адвокатъ, — но согласитесь, что при его взглядѣ легче опредѣленіе отношеній.

— Легче, но за то это отношеніе дикихъ. Держать въ рабствѣ женщину, которая уже не любитъ.>

— Однако, — сказалъ адвокатъ, — въ Европѣ уже вырабатываютъ новые формы — во-первыхъ, гражданскій бракъ, во-вторыхъ, разводъ.

— Только мы отстали, — сказала дама. — Разводъ разрѣшаетъ все. Какъ только есть разводъ, то будетъ и бракъ истинный, когда люди будутъ знать, что они не на вѣки связаны, не рабы.

Прикащикъ слушалъ улыбаясь, желая запомнить для употребленія сколько можно больше изъ ученыхъ разговоровъ.

— Какже такъ разводъ исправитъ бракъ? — неожиданно сказалъ голосъ нервнаго господина, который незамѣтно подошелъ къ намъ. Онъ стоялъ въ коридорѣ, положивъ руки на спинку сидѣнья и, очевидно, очень волновался: лицо его было красно, на лбу надулась жила, и вздрагивалъ мускулъ щеки. — Это все равно, что сказать, если разорвался вотъ рукавъ, такъ его совсѣмъ оторвать.

— Я не понимаю вашего вопроса, — сказала дама.

— Я говорю: почему разводъ закрѣпитъ бракъ?

Господинъ волновался, какъ будто сердился и хотѣлъ сказать непріятное дамѣ. Она чувствовала это и тоже волновалась.

— Признакъ, признакъ — любовь. Есть любовь, то люди соединяются, нѣтъ любви — люди расходятся. Это очень просто, — сказала дама.

Нервный господинъ тотчасъ же подхватилъ это слово.

— Нѣтъ-съ, не просто. Каждый мужъ и каждая жена въ первый же годъ разъ 20 думаютъ, что они перестали любить, и опять начинаютъ. Какъ же тутъ быть?

— Должна быть полная любовь. И бракъ долженъ опредѣляться только любовью. Тогда не будетъ этихъ ошибокъ.

— Не понимаю.

— Онѣ говорятъ, — вступился адвокатъ, указывая на даму, — что если бы былъ разводъ, то какъ женщина, такъ и мущина, зная впередъ, что ихъ соединяетъ только ихъ желаніе, что каждый можетъ всегда покинуть другаго, зная это, брачующіеся серьезнѣе относились бы къ браку, а въ случаѣ ошибки могли бы свободно расходиться, и не было бы тѣхъ недоразумѣній и неясности, которыя существуютъ теперь. Такъ ли я понимаю? — обратился онъ къ дамѣ. — Я тоже полагаю...

Дама движеніемъ головы выразила одобреніе разъясненію своей мысли.

Но нервный господинъ, очевидно, съ трудомъ удерживался и, не давъ адвокату договорить, началъ:

— Да, но по какимъ бы признакамъ узнавать, что наступило время развода? Вы говорите, что признакъ того, что супруги не могутъ жить вмѣстѣ, есть прекращеніе любви. Да какже рѣшить, прекратилась любовь или нѣтъ?

— Да какже не знать? Это чувствуется.

— Какже чувствуется? А ссоры, которыя бываютъ между всякими супругами, — что же онѣ — прекращеніе любви?

— Нѣтъ, ссоры если бываютъ, то это ссоры, а все таки есть любовь. Развестись слѣдуетъ, когда нѣтъ любви.

— Да какъ это узнать?

— Всякій знаетъ, что такое любовь.

— А вотъ я не знаю и желаю знать, какъ вы опредѣляете.

— Какъ? Очень просто: любовь есть исключительное предпочтенiе одного или одной передъ всѣми остальными.

— Предпочтеніе на сколько времени? На годъ? на мѣсяцъ? на два дни? на...

— Нѣтъ, позвольте, вы, очевидно, не про то говорите.

— Нѣтъ, я про то самое, про предпочтенiе одного или одной передъ всѣми другими, но я только спрашиваю: на сколько времени?

— На сколько времени? надолго, иногда на всю жизнь.

— Да вѣдь этого никогда не бываетъ.[156] Только въ романахъ. А въ жизни никогда. Въ жизни бываетъ это предпочтеніе одного передъ другимъ рѣдко на года, чаще на мѣсяцы, а то на недѣли, на дни, на часы.

— Ахъ, что вы! Да нѣтъ, нѣтъ, позвольте, — въ одинъ голосъ заговорили мы всѣ трое. Даже прикащикъ издалъ какой-то неодобрительный звукъ.

— А я говорю, что въ дѣйствительности такъ. Нынче мужъ предпочитаетъ всѣмъ свою жену и жена мужа, а завтра ужъ нѣтъ. Что жъ, это значитъ кончилась любовь?

— Да нѣтъ-съ, позвольте, — сказала дама, — вы говорите о животномъ чувствѣ, а мы говоримъ о любви.

— Да любовь между мущиной и женщиной основана только на животномъ чувствѣ. Другой нѣтъ.[157]

— Но позвольте-съ, сказалъ адвокатъ, — если бы дѣло было такъ, какъ вы изволите говорить, то совсѣмъ бы не было честныхъ браковъ, супруги постоянно предавались бы своимъ увлеченіямъ, и не было бы ни тѣхъ семей, живущихъ согласно и мирно, которыхъ мы видимъ теперь. Есть, слѣдовательно, и другія, болѣе высокія и нравственныя, такъ сказать, чувства въ нашемъ мірѣ.

Нервный господинъ злобно, иронически засмѣялся.

Том 27. Произведения 1889-1890 гг. _6.jpg

Том 27. Произведения 1889-1890 гг. _7.jpg

Рукопись шестой-седьмой редакции „Крейцеровой сонаты“, написанная рукой М. Л. Толстой и исправленная рукой Толстого (л.л. 127 об. и 128 вар. № 14)

Размер подлинника

— Да, если есть честные по внѣшности, только по внѣшности, браки среди насъ, то только отъ того, что въ нашемъ обществѣ живы тѣ домостроевскія <фарисейскія> правила, которыя вонъ онъ высказывалъ, — сказалъ нервный господинъ, указывая на мѣсто, гдѣ сидѣлъ старикъ. — Только благодаря тому, что есть инерція этихъ правилъ, въ которыя когда-то вѣрили, этихъ правилъ, т. е. плетки, есть что-то по внѣшнему похожее на бракъ.[158] Въ нашемъ мірѣ, и у образованныхъ и въ народѣ, теперь вмѣсто брака есть одинъ обезьяній развратъ, т. е. что всякій развращенный мущина ищетъ любви съ всякой привлекательной женщиной и точно также всякая женщина. А такъ какъ въ нашемъ мірѣ всѣ развращены или 0,99, то всѣ и предаются этому разврату и прощаютъ его другъ другу.

— Ахъ, это ужасно, что вы говорите. Но есть же между людьми то чувство, которое называется любовью и которое длится не мѣсяцы и годы, а всю жизнь?[159]

— Нѣтъ, нѣту. Менèлай, можетъ быть, и предпочиталъ Элену всю жизнь, но Элена предпочла Париса, и такъ всегда было и есть на свѣтѣ. И не можетъ быть иначе, также, какъ не можетъ быть, что въ возу гороха двѣ замѣченныя горошины легли бы рядомъ. Да кромѣ того, тутъ не невѣроятность одна, а, навѣрное, пресыщеніе Элены[160] Менелаемъ или наоборотъ. Вся разница только въ томъ, что у одного раньше, у другаго позднѣе. Только въ глупыхъ романахъ пишутъ, что они любили другъ друга всю жизнь. И только дѣти могутъ вѣрить этому. Любить всю жизнь одну или однаго — это все равно, что сказать, что одна свѣчка будетъ горѣть всю жизнь.

— Но вы все говорите про плотскую любовь.

— Какже назвать ту любовь, которая бываетъ только къ молодымъ и красивымъ, никогда не бываетъ къ старикамъ и дѣтямъ?

— Но позвольте опять повторить тоже, — сказалъ адвокатъ. — Фактъ противорѣчитъ тому, что вы говорите. Мы видимъ супружества, доживающія всю жизнь въ любви и согласіи.