Намерение «преобразовать» повесть, внеся в нее «любовь и сострадание к ней», т. е. к жене Позднышева, о чем говорится в дневниковой записи 24 июля, Толстым было осуществлено и в работе над седьмой редакцией «Крейцеровой сонаты» лишь в минимальной степени. Оно обнаружилось только в следующих словах Позднышева, в которых передается, его отношение к жене после убийства ее: «Я в первый раз увидал в ней человека, сестру, и не могу выразить того чувства умиления и любви, которое я испытал к ней».

Важнейшие отличия седьмой редакции от предыдущей следующие.

Вслед за эпизодом первой игры Трухачевского с женой Позднышева введен эпизод его визита в отсутствие Позднышева: Позднышев возвращается с выставки домой и застает у себя Трухачевского. Это возбуждает его ревность (ср. конец XXI главы в окончательной редакции). Вслед затем идет эпизод ссоры Позднышевых, их примирение и краткий сравнительно с окончательной редакцией эпизод игры «Крейцеровой сонаты». Далее рассказывается об отъезде Позднышева на съезд мировых судей и об его неожиданном возвращении домой. Эпизод обратной поездки из уезда к себе домой и сопутствовавшие ей переживания Позднышева, а также эпизод убийства и всё дальнейшее до конца повести написано заново. Ряд подробностей, имеющихся в этих эпизодах в окончательной редакции, здесь еще пока отсутствует. Застав жену наедине с Трухачевским, Позднышев стреляет дважды в убегающего Трухачевского, но не попадает в него, и затем двумя выстрелами смертельно ранит жену. Умирающая женщина просит у Позднышева прощения, а не выказывает ему свою ненависть, как в окончательной редакции. В начале Толстой решил было рассуждения Позднышева о целомудрии и о браке, вошедшие в окончательной редакции повести в XI главу, перенести в самый конец повести, но затем отказался от этого намерения.

В этой редакции, кроме того, сделан целый ряд смысловых и стилистических исправлений сравнительно второстепенного характера. Общее понятие о них дают описание рукописи № 9 и варианты №№ 13—17.

Работа над седьмой редакцией «Крейцеровой сонаты», судя по дневниковой записи, началась 26 июля 1889 г. В этот день Толстой записывает в дневник: «Начал было поправлять сначала «Крейцерову сонату», но сделал мало». В ближайшие дни уже речь идет не об исправлениях повести, а о писании ее. 27 июля Толстой записывает в дневник: „«Немного пописал «Крейцерову сонату»“; 28-го — „«Писал до завтрака «Крейцерову сонату»“; 29-го — «Писал «Крейцерову сонату». Порядочно», 30-го — „«Писал лучше всех дней «Крейцерову сонату»“; 1 августа — ,,«Записал кое-что к «Крейцеровой сонате»“. В то же время в записной книжке делаются следующие записи. — 28 июля: «Середины нет: страданье от детей или чувственность. Состояние духа вызывающее «Вот еще!» и т. д. Она даже не хороша, а только чтобы не платить в б[ордель]»;^[292] 30 июля: «Моя жена. Как он смеет. А почему она моя?»;^[293] 1 августа: «К «Крейцеровой сонате». Дети плачут и кричат после того, как убил. И всё сделал этот мерзавец. Так гибнет жена из-за мерзавца, из его экономии. Я бы дал ему 10 рублей за дорогую».^[294] 7[?] августа Толстой пишет П. И. Бирюкову: «Сам всё работаю над повестью о браке» (АТ). 11 августа он записывает в дневник: «Ходил за грибами и думал о «Крейцеровой сонате» и об искусстве. «Крейцерова соната»: надо сделать бред умирающей, просящей прощение и не верящей тому, что он убил ее».^[295] 15 августа там же записано: «Писал, поправлял «Крейцерову сонату». Очень хорошо». 19 августа в записную книжку заносится такая запись: «С тех пор, как я имел двух, я сделался блудник, как морфинист». И под тем же числом эта запись распространяется в дневнике: «Думал к «Крейцеровой сонате»: блудник есть не ругательство, но состояние (думаю то же и блудница), состояние беспокойства, любопытства и потребности новизны, происходящее от общения ради удовольствия не с одной, а с многими. Как пьяница, может воздерживаться, но пьяница — пьяница и блудник — блудник, при первом послаблении внимания падет. Я блудник». Эта запись развита, в свою очередь, в тексте седьмой редакции.^[296]

22 августа в записной книжке записано: «Эпиграф к «Крейцеровой сонате» 5 глава Матвея, стихи 28—30. Писать скорей. К «Крейцеровой сонате». Поехал и вернулся».^[297] На следующий день в дневник занесено: «Эпиграф к «Крейцеровой сонате» Матвея V, стихи 28 по 30. Глядишь на женщину как на предмет наслаждения, хотя бы то была, и даже тем более, если это твоя жена, то ты прелюбодействуешь и грешишь. При исполнении закона хлебного труда совокупление имеет цель внеличного наслаждения — помощники, продолжатели, но при избытке — один разврат».^[298] 24 августа в дневнике записано: «Немного писал»; 25-го августа там же записано: «Хотел писать — слабость, задремал»; 26-го — «Писал много. Всё не могу кончить»; 28-го — «Встал рано и сейчас же сел за работу и часа 4 писал «Крейцерову сонату». Кончил. Казалось, что хорошо, но пошел за грибами и опять недоволен, не то». В тот же день в записную книжку Толстой записал: «Я рад, что убил, я хоть полюбил ее. А если бы она сама умерла, я бы только радовался. Только теперь я понял, как неизбежно было ее падение от средств мерзавца. Со мной или с другим — всё равно».^[299] На следующий день, 29 августа, Толстой отмечает в дневнике: «Немного поправлял до завтрака» и в тот же день записывает: «Думал о том, что я вожусь с своим писаньем «Крейцеровой сонаты» из-за тщеславия; не хочется перед публикой явиться не вполне отделанным, нескладным, даже плохим. И это скверно. Если что есть полезного, нужного людям, люди возьмут это из плохого. В совершенстве отделанная повесть не сделает доводы мои убедительнее. Надо быть юродивым и в писании».

Судя по этой записи, Толстой, закончив 29 августа работу над седьмой редакцией «Крейцеровой сонаты», решил, видимо, не подвергать повесть дальнейшим переделкам. В дневнике под 31 августа записано: „Вечером читал всем «Крейцерову сонату». Поднял всех. Это очень нужно. Решил печатать в «Неделе»“.

Факт чтения повести окружающим и решение ее печатать свидетельствуют о том, что Толстой считал в это время свою повесть уже более или менее законченной. 1 сентября он читал «Крейцерову сонату» вновь — H. Н. Ге-старшему и сыну Льву Львовичу, о чем говорит дневниковая запись под этим числом: «Вечером читал H. Н. Ге и Леве, который уезжает завтра «Крейцерову сонату». На всех, и больше всего на меня, произвело большое впечатление: всё это очень важно и нужно. Очень взволновало». 9 сентября Толстой пишет Черткову: «Повесть «Крейцерова соната» или «Как муж жену убил» я почти кончил и рад, что написал это. Знаю, что то, что там написано, нужно людям». О том, что повесть «почти кончил», Толстой пишет в письмах и П. И. Бирюкову от 11 сентября (АТ) и H. Н. Страхову от 12 сентября.^[300] Обоим, так же, как и Черткову, он сообщает, что повесть посылает Гайдебурову в «Неделю». Однако вскоре он испытывает неудовлетворенность тем, что им написано.

17 сентября в дневнике им записано: «Перечел «Крейцерову сонату». Очень не понравилось». В связи с этим отправка повести в печать была отложена, и Толстой вновь принялся за работу над ней. 17 сентября он записывает в дневник: ,,«Встал и с охотой взялся за работу над «Крейцеровой сонатой»“. Это была работа над восьмой редакцией повести, длившаяся месяц с лишним. Эта редакция распространилась в многочисленных списках и литографированных и гектографированных изданиях и стала достоянием широких читательских кругов. В дальнейшем называем ее общо — «литографированной редакцией». Работа над ней закреплена в рукописях, описанных под №№ 10, 11, 12 и частично 13 и 14 (см. описание рукописей). Текст ее устанавливается в результате сопоставления указанных рукописей с рукописью, описанной под № 15 и с текстами литографированных изданий повести. По сравнению с предшествующей редакцией в ней, в деталях, очень много изменений и дополнений.

Важнейшие отличия восьмой редакции от седьмой сводятся к следующему.