* № 9.

К главе II.

<Такъ что не въ однихъ тѣхъ случаяхъ, когда нужно выпить для храбрости, чтобъ поѣхать къ женщинамъ, украсть, убить, одурманиваніе виномъ заглушало совѣсть. Оно заглушаетъ ее всегда> и тогда, когда подъ вліяніемъ его <не совершается особенно рѣзкихъ, нарушающихъ порядокъ жизни поступковъ, и совѣсть заглушается нетолько тогда,> когда человѣкъ напьется до того, что шатается и путается языкомъ, но и тогда, когда <человѣкъ пьетъ свою постоянную и умѣренную порцію. Едва ли даже не полнѣе при умѣренномъ и постоянномъ употребленіи. При сильномъ пьянствѣ, напримѣръ, бываетъ просвѣтъ, во время котораго человѣкъ можетъ одуматься. При умѣренномъ и постоянномъ употребленіи ихъ нѣтъ. Напрасно думаютъ, что дѣйствіе вина прекращается черезъ 3—4 часа, дѣйствіе его на душевное состояніе продолжается не менѣе сутокъ, доказательствомъ чего служитъ такъ называемое похмѣліе.

Одинъ хмѣль не успѣетъ пройти до половины, какъ напускается уже другой. Въ промежуткахъ же подбавляются пріемы табачнаго дурмана, такъ что умѣренно пьющіе и курящіе люди живутъ постоянно съ подавленной, недѣйствующей совѣстью.>

* № 10.

К главе II.

Людямъ одуреннымъ никакъ нельзя видѣть своего положенія. Они не выходятъ изъ состоянія дурмана. Человѣкъ, постоянно употребляющій спиртные напитки, выпиваетъ свою порцію водки, вина, пива за завтракомъ. Не успѣетъ пройти хмѣль, держащійся болѣе 5 часовъ, какъ наступаетъ обѣдъ, потомъ ужинъ, ежели въ промежуткахъ еще не выпиваются экстренныя порціи. Въ промежуткахъ же не прекращается куреніе табаку, такъ что если и выбивается у иныхъ совѣсть изъ за опьяненія вина — табакъ заглушаетъ эти послѣдніе проблески.

* № 11.

К главе III.

Таково внѣшнее различіе дѣйствія опіума, алкоголя и табаку, но есть и внутреннее различіе. Различіе это, насколько я его наблюдалъ на себѣ и другихъ, въ томъ, что алкоголь заглушаетъ, такъ сказать, совѣсть чувства, а табакъ — совѣсть разума. Алкоголь скрываетъ требованія совѣсти чувства, устраняетъ задерживающую силу, которая не позволяетъ выражаться всѣмъ зарождающимся чувствамъ. Табакъ устраняетъ ту задерживающую силу разума, которая не позволяетъ высказываться всѣмъ зарождающимся неяснымъ мыслямъ.

* № 12.

К главе III.

Лесингъ говоритъ: viele Leute hoeren mit dem Denken da auf wo das Denken anfaengt ihnen Shwirigkeit zu bereiten^[256] — начинаетъ быть трудно. (Можно прибавить: гдѣ только думанье и плодотворно). Каждый знаетъ, что при работѣ мысли, какъ и при всякой работѣ, наступаетъ моментъ, когда является ощущеніе напряженія труда, тотъ моментъ, когда именно и достигается плодъ мышленія; и вотъ тутъ-то, какъ и въ физической работѣ, является искушеніе — не идти дальше, отдохнуть, бросить. Вотъ этому-то самому искушенію помогаетъ табакъ. Человѣку смутно начинаютъ представляться дальнѣйшіе новые выводы. Ему нужно напряженiе вниманія, чтобы разсмотрѣть ихъ. Онъ усталъ, ему тяжело. Онъ закуриваетъ; то немногое, что было видно, скрывается.

* № 13.

К главе III.

<Ни на чемъ это такъ не видно, какъ на шахматной игрѣ. Партія идетъ обычно, но вотъ наступаетъ важный, рѣшающій ходъ, игрокъ думаетъ, соображаетъ и не рѣшается, наконецъ, если онъ куритъ, онъ зажигаетъ папиросу, затягивается, одурманивается и дѣлаетъ ходъ. Собственно, происходитъ тутъ слѣдующее: каждый игрокъ по свойству своей головы и вслѣдствіе большей или меньшей практики игры можетъ обдумать варіанты ходовъ до извѣстныхъ предѣловъ. Когда наступаетъ трудный ходъ, игрокъ дѣлаетъ напряженіе, чтобы видѣть дальше этихъ предѣловъ, и, смутно представляя себѣ дальнѣйшіе варіанты, испытываетъ ощущеніе тяжести напряженія. Для того,чтобы поступить разумно, ему надо бы сдѣлать еще бòльшее напряженiе, но вмѣсто этого онъ, подъ предлогомъ того, что куренье проясняетъ ему мысли, закуриваетъ, одурманивается, скрываетъ отъ себя эти дальнѣйшія возможности соображеній и, не видя уже ихъ, ограничивается меньшими варіантами, низшими соображеніями — и дѣлаетъ ходъ. Тоже самое происходитъ при всѣхъ умственныхъ работахъ.>

* № 14.

К главе III.

Каждое наркотическое вещество усыпляетъ различныя свойства сознанія. Насколько я могу судить, не испытавъ самъ дѣйствія морфина и опіума, морфинъ и опіумъ заглушаютъ преимущественно совѣсть тѣла. Человѣкъ теряетъ сознаніе несоотвѣтствія состоянія тѣла съ требованіями здороваго состоянія — отъ этого прекращеніе страданій — усыпленіе. Хашишъ, сколько я могу судить по тому, что читалъ о немъ, преимущественно заглушаетъ совѣсть представленій. Человѣкъ, не теряя сознанія тѣла, теряетъ сознаніе несоотвѣтствія своихъ представленій съ дѣйствительностью, и отъ того — преувеличенныя, пространственныя и временныя мечтанія. Алкоголь, сколько я могъ наблюдать его дѣйствіе на себѣ и другихъ, заглушаетъ преимущественно совѣсть чувства. Не теряя въ первой степени опьяненiя ни сознанія своего тѣла, ни сознанія представленій дѣйствительности, человѣкъ теряетъ сознаніе несоотвѣтствія своихъ чувствъ съ требованіями совѣсти. <Пьяный виномъ человѣкъ проявляетъ всѣ тѣ чувства, которыхъ онъ не выказывалъ, будучи трезвымъ. Табакъ, сколько я могъ наблюдать его дѣйствіе на себѣ и другихъ, заглушаетъ совѣсть мысли. Человѣкъ подъ вліяніемъ табака, не теряя сознанія ни тѣла, ни представленія дѣйствительности, ни нравственнаго чувства, теряетъ сознаніе соотвѣтствія своихъ мыслей и выраженія ихъ съ требованіями здраваго смысла. Если представить себѣ совѣсть, какъ регуляторъ дѣятелъности тѣла, воображенія, поступковъ и мыслей, то морфинъ и опіумъ освобождаютъ отъ регулятора тѣлеснаго, хашишъ — отъ регулятора воображенія, вино — отъ регулятора чувствъ, табакъ — отъ регулятора мыслей и словъ.

То, что я говорю о дѣйствіи опіума и хашиша, я говорю гадательно, то же, что я говорю о дѣйствіи алкоголя и табака, я говорю по опыту и наблюденію, которые всегда могутъ быть провѣрены. Различіе между дѣйствіемъ на людей дурмана вина и табака очень опредѣленно и ясно. Опьяненіе виномъ скрываетъ несоотвѣтствіе желаній, опьяненіе табакомъ — несоотвѣтствіе мыслей съ требованіями совѣсти. Трудно сказать, какое изъ двухъ вреднѣе. Одно дополняетъ другое.>

Трезвый отъ вина человѣкъ одерживаетъ проявленіе своихъ чувствъ. Сознавая несоотвѣтствіе своихъ желаній съ требованіями совѣсти, онъ подавляетъ ихъ и воздерживается отъ поступковъ. — Опьяненіе же виномъ скрываетъ отъ него требованія совѣсти и тѣмъ устраняетъ то, что задерживало проявленіе чувствъ, и у пьянаго нетолько на языкѣ, но и на дѣлѣ то, что было у трезваго на умѣ.

Табакъ, насколько я могъ наблюдать его дѣйствіе на себѣ и другихъ, дѣйствуетъ почти также, но съ тою разницею, что онъ заглушаетъ преимущественно совѣсть мысли. Накурившийся человѣкъ, не теряя сознанія тѣла, представленій дѣйствительности и даже сознанія требованій совѣсти, теряетъ сознаніе несоотвѣтствія своихъ мыслей и выраженій ихъ съ требованіями разума.

Трезвый отъ табака, т. е. не накурившійся человѣкъ боится дать ходъ всѣмъ тѣмъ мыслямъ, которыя пробѣгаютъ у него въ головѣ, и высказать ихъ словами. Онъ сознаетъ несоотвѣтствіе ихъ съ требованіями здраваго смысла. Опьяненіе же табакомъ скрываетъ отъ него это несоотвѣтствіе, всѣ проходящія ему черезъ голову мысли кажутся ему одинаково хорошими и важными, и онъ высказываетъ ихъ, не взвѣшивая, не сличая и не оцѣнивая ихъ.

* № 15.

К главе III.

<Если бы Кантъ и Спиноза не курили, то вѣроятно Критика чистаго разума не была бы написана такимъ ненужно непонятнымъ языкомъ и Этика Спинозы не была бы облечена въ несвойственную ей форму математическаго сочиненія, и т. п.>