Как всегда тепло улыбающаяся миссис Норис предложила ей ужин и попутно посетовала, что зря приготовила так много, хозяин уехал ещё до полудня. Почему-то  это неприятно кольнуло.

– Как уехал?

Она знала, что её недовольство связано только с тем, что каждый его поступок продолжал раздражать своим упорством, упрямством и независимостью, не считавшимися ни с чем.

Миссис Норис села на плетеный стул напротив Лии и пожала плечами:

– Ближе к полудню, дорогая. Судя по всему, у него срочные дела, – она улыбнулась своим мыслям, – мальчик всегда настолько занят, что мне редко выдаётся возможность увидеть его.

Лия подавила удивленное хмыканье.

– Вы давно его знаете? – Спустя секунду задала она вертевшийся на языке вопрос.

– Давно? Я знаю его с десяти лет, – судя по всему, с Яном у миссис Норис связывались только самые хорошие эмоции, и это было очень странно, что настолько неадекватный и самоуверенный человек мог вызывать добрые чувства. Лия напомнила себе, что миссис Норис может и не догадываться о втором лице Дорнота, и решила продолжить расспросы.

– У него наверно большая семья.

– Моя дорогая, количеством родственников семью не заменишь. Если настоящей семьи нет, то её нет.

– Вы хотите сказать, что у него было сложное детство? – Лия изобразила на лице подлинный интерес, который было не так сложно разыгрывать. Ей действительно было интересно.

– Я бы сказала, что в его детстве отсутствовало то, что нужно любому ребёнку: тепло, нежность. Нет, не подумайте ничего такого, его любили.

– Его мать рано умерла, – вспомнила Лия.

– Да, а отец видел жизнь весьма своеобразно. Наверно Вы знаете, что они принадлежат к достаточно известной в обществе фамилии, в которой мужская половина сплошь была военными и политиками. Так сказать, традиция.

Лия внимательно слушала, стараясь не пропустить ни слова.

 – Поэтому мальчик должен был соответствовать семейным требованиям. Он учился в частной школе, где весь упор шёл на то,  что бы создавать из молодых людей будущих деятелей для страны. К моменту окончания  школы все ожидали, что он примет решение продолжать традиции семьи или в армии, или в политике. Но когда мальчик приехал, в тот же вечер разразился грандиозный скандал.

Миссис Норис вздохнула, словно видя все вновь, и продолжила:

–  Он заявил отцу, что собирается стать врачом. И у того, и у другого одинаковые характеры. И само собой, то, что последовало потом, было вполне предсказуемым. Отец настаивал, приказывал и угрожал. Но бесполезно. Всё закончилось тем, что младшего Дорнота вычеркнули из жизни, заявив, что он – гнилая ветка на родословной дереве, не оправдавшая возложенных на него надежд.

Лия настолько напряженно слушала миссис Норис, что затаила дыхание.

– А Ян?

– О, он на следующий же день собрал вещи, уместившиеся в одном чемодане, и уехал. Один, в другой город, за столько миль от родного дома. Я думала, что уже никогда не увижу его, – миссис Норис сокрушенно покачала головой, – Ведь от него не было даже вестей. А потом, спустя два года, умер его отец. Родня, приехавшая на похороны, была крайне обрадована известию, что тот оставил им все, вычеркнув сына даже из жалкого клочка бумаги.

– А этот дом?

Миссис Норис улыбнулась.

– Когда он стал совершеннолетним, оказалось, что судьба о нём не забыла. Мать, словно предвидя всё, оставила ему свою собственность, этот дом, где он рос до того, как его отправили в школу. Я узнала об этом из письма, которое он мне прислал, предлагая поселиться тут. Как же я была рада, что он, вопреки всему стал таким умным и талантливым. Хотя это стоило ему так дорого.

– Не знала, что Дорноты настолько известные люди, – удивилась Лия.

– Что Вы, – возразила миссис Норис, – Это фамилия его матери. После того, как отец фактически отказался от него, он сжег тоже все мосты и взял фамилию покойной матери.

Лия задумчиво смотрела на ажурное плетение соломенной вазочки с печеньем. Странное ощущение сожаления и сочувствия клубились, подавляя возмущение, поднимавшееся всегда при одном упоминании о Дорноте. И, хотя она не хотела простить его поступка, что-то в его жизни стало понятным, а он – как то ближе. Но это было лишь одним фрагментом в запутанных переходах его многоликости, не объясняющим его настоящего лица.

Было далеко за полночь, когда она услышала приближающийся шум машины, говоривший о возвращении Яна. Лия не могла заснуть, уговаривая себя, что так на неё подействовала долгая прогулка, или дает о себе знать напряжение последних дней.

"Да кого, собственно, я пытаюсь обмануть. То, что я узнала, заставило меня пожалеть его. А теперь, как последняя дура, я испытываю заботливое беспокойство, хотя он заслуживает только хорошей оплеухи", – Лия раздраженно перевела взгляд на потолок. Несмотря на логичность рассуждений, что-то непонятное продолжало уговаривать, и она, мысленно ворча, встала с постели.

Лия стянула плед, закуталась в него и осторожно открыла дверь в коридор. Она прошла мимо лестницы – внизу было тёмно. Из приоткрытой двери комнаты падала тонкая полоска света, и Лия направилась к ней.

Освещённая комната, в которой она уже была, представляла странную картину беспорядка, царившего внутри. Заполненная до отказа, и при этом выглядевшая так, словно ее заполняли в непонятной спешке, не позволяя себе остановиться. Бумаги, книги, папки, лежащие на полу, в шкафах, на столе.

Лия осторожно заглянула дальше, отвлекаясь от созерцания хаоса. Щедрость жизни на сюрпризы не заканчивалась, продолжая предлагать самые непредсказуемые аттракционы, которым позавидовал бы любой остросюжетный фильм. Ян находился посреди комнаты. Он стоял на коленях, словно опустился за упавшими бумагами, с отрешенным видом пропуская сквозь пальцы мелкие обрывки бумаги, снова собирая их в ладони и снова просеивая их снова сквозь пальцы. Его лица не было видно, он низко опустил голову, но по неторопливо-механичным движениям было понятно, что Дорнот где-то далеко от этой комнаты, от этих обрывков и от всех сразу.

Вроде ничего особенного, но картина внушала какой-то неприятный безотчетный холодок по коже. Лия поежилась, она ощущала себя лишней в окружавшем Дорнота холодном, пустом пространстве. Секунду она колебалась, часть ее требовала уйти как можно дальше от этого, а вторая не могла уйти, оставив Яна одного с его призраками.

Она отворила дверь, стараясь, что бы он отвлекся, обратив внимание на звуки ее шагов. Но он не поднимал головы, реагируя на ее вторжение. Лия подошла ближе, помедлив, подобрала удобней плед, в который куталась, и опустилась рядом с ним, лицом к лицу, стараясь поймать его взгляд.

В тишине раздавался только шорох летящей бумаги, проскальзывавшей сквозь пальцы и дождем падавшей вниз. Лия молча сидела рядом. Ей придётся сидеть ровно столько, сколько понадобится, пока он не придёт в себя и не станет прежним.

Но Ян не становился. Напротив, он все медленнее повторял движения и наконец, набрав клочья бумаги в ладони, замер, не отпуская их.

– Я не смогу.

Он обращался словно в никуда, если не считать того, что продолжал смотреть на бумагу. Лия набрала воздуху, сейчас или никогда ей придётся что-то сделать. Осторожно, словно дотрагиваясь до дикого животного, она протянула руки и дотронулась до застывших ладоней.

– Я не смогу этого сделать.

Дорнот неожиданно поднял голову, и Лия увидела в них то, чего меньше всего ожидала сейчас увидеть – боль. Новый поворот лабиринта его души приветливо зиял темнотой. Раздумывать было некогда, и Лия спокойно и с теплотой заговорила, молясь, что бы ее силы внушения хватило на то, что бы вернуть Дорнота из зазеркалья:

 – Все будет хорошо… Пожалуйста, посмотри на меня…

Он продолжал глядеть сквозь неё, словно оставался на другой стороне зеркала. Лия обхватила покрепче его запястья, стараясь отвлечь от разрушающей концентрации на этих клочьях бумаги, словно именно в них и была причина происходившего.