— Ты кто, Бонапарт? — кричал Макар Алексеич, обращаясь к Герасиму.

— Это нехорошо, сударь. Да вы, пожалуйста, Макар Алексеич, вы отдохните.

— Прочь, раб презренный! не прикасайся! —крикнул Макар Алексеич, — тебе я говорю, граф, ты — подлец или нет?

— Батюшка, сударь, — уговаривал Герасим, наступая на Макара Алексеевича, — пожалуйте...

Герасим кивнул дворнику. Макар Алексеевича подхватили под руки и вытащили в кухню.

— Что это? — спросил Пьер у кухарки, оставшейся в сенях.

— И смех, и горе,[2695] — отвечала кухарка, — француз того гляди, а тут свой француз проявился. Вот только Герасим Макеич вышли, а он и захвати... О господи![2696] По грехам нашим. Анну Карповну всю до чиста ограбили, злодеи. Только выехала на Козиху, выскакало их пятеро, и повозку и лошадей — всё отняли, насилу сами ушли, — говорила словоохотливая кухарка.

— Кто, французы? — спросил Пьер.[2697]

Не успела кухарка ответить, как послышался стук в входные двери и кухарка, выглянув в окно, пронзительно взвизгнула и, закричав: французы! они! — побежала в кухню.

Через минуту сени были полны народом. Все, бывшие в доме, столпились в кучу, и Герасим отворил двери.

Пьер, решивший сам с собою, что ему, до исполнения своего намерения, не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях. В сени вошли два француза.

Французы были оба офицеры.

Один,[2698] небольшого роста, был невысокий,[2699] бледный, молодой человек (офицер по мундиру с весьма красивым и нежным лицом). Другой был мускулистый, широкоплечий, загорелый мужчина с твердым и грубым выражением[2700] загорелого лица.

[2701]Бледный молодой человек с первого же взгляда поразил Пьера своими тихими порядочными приемами, необыкновенно нежно-красивым, истомленным, но породистым лицом. Пьеру показалось, что он как будто видал прежде где-то в гостиных этого молодого человека. Бледный, красивый офицер, войдя первым, окинул взглядом всех, стоявших в сенях и, увидав женщину, сестру Герасима, приподнял шляпу и улыбнулся с очевидно настоящей, сердечной учтивостью и доброжелательством (причем его красивое лицо сделалось еще красивее).

Что-то порядочное, d’un enfant de bonne maison,[2702] что так родно было Пьеру, было в его улыбке и словах.

— Pardon, madame...[2703] квартир, — сказал он, видимо искренно тяготясь необходимостью потревожить этих чужих для него людей.

— Nous ne ferons point de mal à nos hôtes, vous serez contents de nous. Si sela ne vous déranger pas trop,[2704] — прибавил он, подвигаясь вперед и оглядываясь вокруг себя.

Все, бывшие в сенях, жались вместе, и никто не отвечал.

— Est ce que personne ne parle français ici?[2705] — крикнул резким и громким голосом другой француз.

Никто не откликнулся ему.[2706]

— Je vous le disais bien, capitaine, — проговорил этот француз, — que nous ne trouverions que des f... moujiks dans cette... de quartier.

— Je reste ici tout de même,[2707] — тихим, но начальническим тоном отвечал[2708] тот, которого звали капитаном.

— Sacrebleu,[2709] — проворчал загорелый француз и, бренча саблей, вышел опять на улицу к солдатам, которые стояли у ворот. Тот, которого называли капитаном,[2710] обратился к выступившему к нему Герасиму, стараясь внушить, что он займет только квартиру и что будет платить за всё, что возьмут у них.

Герасим, коверкая свой язык и прибегая к знакам, говорил, что господ нету и что он без господ ничем распорядиться не может.

Но между тем солдаты, бывшие с капитаном, не дожидаясь разрешения, отворили ворота и вводили лошадей.

Французский офицер,[2711] улыбаясь, развел руками перед Герасимом, давая чувствовать, что он не понимает, и пошел к двери, у которой стоял Пьер.

Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макар Алексеича с мушкетоном в руках.

Макар Алексеич, увидав француза, прокричал что-то бессмысленное и прицелился. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновение Пьер бросился на пьяного. В то время, как Пьер схватился за мушкетон, Макар Алексеевич надавил спуск и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Слышно было, как пуля попала в стену недалеко от французского офицера.[2712] Французский офицер, видимо сделав усилие над собой, с[2713] улыбкой на бледном лице оглядывался вокруг себя.

Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер[2714] по-французски спросил офицера, не ранен ли он.

— Je crois que non,[2715] — отвечал офицер, ощупывая себя, — mais je l’аі manqué belle,[2716]— прибавил он, указывая на пулю.[2717] — Et grâce à vous.[2718]

— C’est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu’il faisait. Ah, je suis vraiment au désespoir de ce qui vient d’arriver,[2719] — быстро заговорил взволнованный Пьер, совершенно забывая свою роль.

Французский офицер сначала недоверчиво несколько секунд посмотрел на Пьера, но потом как будто и он также по наружности и приемам Пьера узнал в нем родственное существо, лицо его вдруг изменилось, и он с ласковой улыбкой протянул руку Пьеру.

— Ah, je savais bien que vous étiez Français,[2720] — сказал[2721] он.

— Нет, я не француз, — я — русский, — быстро сказал Пьер, — но[2722] ради бога не обвиняйте этого несчастного человека. Он — сумашедший. Перед самым приездом вашим[2723] эти люди шли за ним, чтобы отнять у него это несчастное ружье.[2724]

— Vous me demandez grâce pour cet homme, c’est bien, je vous l’accorde,[2725] — сказал офицер, — c’est le moindre que je puisse faire pour un homme qui m’a sauvé la vie.[2726]

Со двора послышались быстрые шаги, и тот загорелый француз, который уже входил в дом, вскочил в сени.

— Eh bien? Qu’est ce qu’il y a?[2727]— крикнул он, останавливаясь перед Пьером и[2728] кровью налившимися глазами глядя на него. — C’est lui. Dites un mot capitaine et je lui brise le crâne,[2729] — сказал он, хватаясь рукой за саблю.