Изменить стиль страницы

«Человек благополучие свое во внешних обстоятельствах никогда полагать не должен», — говорилось в «Ежемесячных сочинениях». Это «одно из главнейших преданий стоической философии, предлагаемое сею высокопарящею сектою о состоянии жизни человеческой».

Предания «стоической философии» и были «разумной моралью» русских вольтерьянцев. Учение древних стоиков усиленно привлекало к себе внимание образованных дворянских кругов. Книги, излагавшие это учение, далеко не всегда были прямыми переводами с античных подлинников, а подчас даже и вовсе не были переводами, лишь пересказывая — и очень отдаленно — оригинал; важно не это, а то, что они вообще появлялись в печати, притом в большом количестве, следовательно, на них был спрос.

В 1754 году вышли «Епиктита Стоического философа Евхидрион и Апофегмы» в переводе с греческого Григория Полетики[194]. Тогда же в «Ежемесячных сочинениях» печатаны были переведенные Щербатовым «Нравоучительные рассуждения, выбранные из Эпиктета, Симплиция и Арриана». В 1765 году был издан «Дух Сенеки, или Изрядные нравоучительные рассуждения сего великого философа» в переводе В. Золотницкого. «Нравоучения Сенекины»[195] печатались еще прежде в журналах. Доступ к русскому обществу получил и Цицерон. В 1752 году изданы его «Мнения из разных сочинений, собранные для наставления юношества аббатом Оливетом» (перев. Ив. Шишкина)[196]. В самом конце елизаветинского царствования вышли в переводе Б. Волкова «О должностях три книги». При Екатерине появились «Двенадцать отборных речей» в переводе К. Кондратовича[197], «Размышления о совершенном добре и крайнем зле» в переводе Ив. Посникова и «О утешении». Марку Аврелию менее посчастливилось на переводы: русские читатели получили взамен лишь переложения его мыслей. В «Добром намерении» напечатаны были «Речь Пануция Секретаря к Императору Марку Аврелию при его кончине» и «Речь Марка Аврелия Императора Римского, говоренная им самим при его кончине, к сыну своему и наследнику престола Коммоду» — обе в переводе с латинского А. Вершницкого. В библиотеке кн. М. М. Щербатова была книга «Житие и дела Марка Аврелия» (СПб., 1740). В 1773–1774 годах трудами Общества, старающегося о напечатании иностранных книг (в котором принимал близкое участие Новиков), изданы «Золотые часы государей, по образу жития Марка Аврелия».

Опираясь на стоицизм, размышляя о ничтожестве и суете человеческой жизни, русский вольтерьянец сворачивал на дорогу иного миропонимания, начиная искать нетленных ценностей вне материального мира.

Одна лишь красота телесна,
Приятность и очам прелестна.
Не может вечно нас зажечь;
Что в членах льстит и нас пленяет,
То наглость времени съедает,
И может вскоре все пресечь, —

поучали своего читателя «Ежемесячные сочинения». И там же, в «Одах Духовных», пел Сумароков:

Колико будешь вознесен,
Толико будешь ты смирен;
Бог души горды ненавидит,
И зря с небесной высоты,
Все действо здешне ясно видит.

Опровергая мнение Лукреция, студент Дмитрий Аничков[198] писал в «Полезном увеселении»: «Душа человеческая есть подлинно бессмертная».

«Смерть, где твое жало? — спрашивал на страницах того же издания Алексей Нарышкин. — Живущая искра небесного пламени, оставь, оставь сие смертное тело. Дрожать, надеяться, трепетать, лететь, — какое мучение! Какое блаженство в смерти!»

Нартов в своих «Рассуждениях о смерти» исходил из положения, «что вечное блаженство смертных не может быть не естественно, но должно соответствовать естеству, одаренному изобильно разумом и волею». Это естественное блаженство не может заключаться в материальной жизни, так как она не вечна: следовательно, оно — в жизни духа, которую смерть не прекращает. Поэтому человек «должен привесть свою волю и желания в порядок целомудрием, обузданием своих страстей и всеми прочими добродетелями».

Стоическая мораль и основанный на познании естества идеализм приводили русских «философов» XVIII века к гармоническому слиянию мудрости разума с учением Св. Писания. «Сто четыре священные истории» одновременно с Вольтером читал русский вольнодумец 1770-х годов. Ильин был поклонником французского философа. Он даже табакерку себе купил «с изображением портрета г. Волтера». Но тот же самый Ильин старательно посещал московские церкви и составил подробный их реестр.

Переложение Херасковым Вольтеровых «Мыслей, почерпнутых из Екклезиаста» как бы закрепляло эту связь между разумом и Св. Писанием. На философском языке та же связь была выражена понятием о божественности разума: всю жизнь надо строить по велениям естества, но сам разум только искра «небесного пламени», зажигающая душу человека.

Новая мораль, которой требовало вольтерьянство, была непосильна для одного человека. Шум мирских соблазнов заглушал начала добродетели. Выход и спасение были в том, чтобы люди новой морали соединилась вместе — образовали сообщество. Организация его должна, очевидно, быть замкнутой. Широко раскрытых дверей боялся и учитель русских вольнодумцев Вольтер; известны его слова: «Когда чернь примется рассуждать — все погибло». Толанд[199], провозглашавший новую рациональную религию, вместе с тем оговаривал, что это — религия для немногих. В соответствии со словом вождей и русские вольнодумцы стремились оградить свое учение от широкой огласки.

Тот только знает истинное сообщество, «который бегает от шуму и довольствуется малым числом людей, которые между собою только обходятся». Так писал в «Ежемесячных сочинениях» молодой философ, будущий приятель Вольтера, успевший уже и теперь его начитаться, гр. А. Р. Воронцов. Такое тесное общество русские вольтерьянцы и нашли себе в масонских ложах первого Елагина союза. «Фармазоны» этих лож почти сплошь вольтерьянцы; обратно, среди русских поклонников Вольтера едва ли не все в 1770-е годы были масонами.

Одним из наиболее ревностных вольтерьянцев в русской литературе был «дворянин-философ» Ф. И. Дмитриев-Мамонов. Его аллегория 1769 года, изображающая людей со всеми их усилиями в виде муравьев, копошащихся на жалкой земле, — проникнута вся духом «Микромегаса», насмешкой разума над неустройствами земной жизни. Но Дмитриев-Мамонов был в то же время и масоном.

Просматривая далее список переводчиков Вольтера, все время находим среди них лиц, заметных по своему участию в масонских организациях. Масонами были, например, А. Р. Воронцов и А. П. Сумароков — переводчики «Микромегаса»(1759); вероятно — Ив. Л. Голенищев-Кутузов, переводчик «Задига»; Ал. Спиридов (член л. Нептуна) — переводчик «Скармантадовых путешествий» (1773); М. М.Херасков— переводчик «Мыслей, почерпнутых из Екклезиаста» (1764; 2-е изд., 1779; 3-е изд., 1786); Е. В. Рознотовский[200] (член л. Урании) — переводчик «Истории сокращенной о смерти Каласа» (1788). Среди тех лиц, которым посвящены переводы Вольтера, находим также масонов: «История о крестовых походах» (1772) посвящена гр. 3. Г. Чернышеву; «Уборный стол г-жи Маркизши Помпадур» (1777) посвящен О.П. Козодавлеву (члену л. Равенства); «Сочинения г. Вольтера» (1784) и «Политическое завещание г. Вольтера» (1785), посвящены И. И. Михельсону (члену л. Благотворительности, ок. 1785).

Несколько известных литературных предприятий XVIII века, носивших ярко выраженный «философский» характер, налажены были почти исключительно при участии масонов. В 1767 году «при Императорском Московском университете» напечатаны были «Переводы из Энциклопедии», ч. I–III. Редактором издания, как видно из предисловия к I части, был М. М. Херасков. В этом же предисловии означены были «имена трудящихся в переводе, с показанием взятых ими материй». Среди них находим следующие, по большей части знакомые уже нам имена: А. И. Бибиков, гр. А. П. Шувалов, М. М. Херасков, кн. Ф. А. Козловский, С. В. и А. В. Нарышкины, А. А. Ржевский, А. П. Мельгунов, Д. В. Волков, кн. Н. Н.Трубецкой. В 1768 году по инициативе Екатерины издан был «Велизер, сочинение г. Мармонтеля, переведенный с французского на Волге разными знатными особами». Переводом Велизера, путешествуя по Волге, занималась сама Екатерина II с некоторыми лицами своей свиты: первую главу перевел И. П. Елагин, вторую — гр. 3. Г. Чернышев, третью — С. М. Кузмин, четвертую — И. П. Елагин, пятую — гр. Г. Г. Орлов, шестую — Д. В. Волков, седьмую и восьмую — Алексей Вас. Нарышкин, девятую — Екатерина, десятую, одиннадцатую, двенадцатую — Д. В. Волков, тринадцатую — А. И. Бибиков, четырнадцатую — гр. В. Г. Орлов, пятнадцатую — Г. В. Козицкий[201]. Тогда же императрицею учреждено было «Собрание, старающееся о переводе иностранных книг». Почину собрания более всего обязаны появлением своим в русском переводе Вольтер и французские энциклопедисты. Труды их не только продавались в лавках; была даже попытка наладить разносную продажу философских сочинений по улицам Петербурга. В числе участников этого вольнодумного предприятия было много масонов или лиц, вступивших позднее в масонство: И. А. Алексеев, С. И. Гамалея, И.А. Дмитриевский, А. М. Кутузов, В.А. Левшин, М.И. Попов, А. Н. Радищев, И. А. де Тейльс и др.

вернуться

194

Григорий Андреевич Полетика (1725–1784) — писатель, переводчик с немецкого и латинского в Петербургской АН.

вернуться

195

Под таким именно заглавием в «Ежемесячных сочинениях», т. V, январь (1757).

вернуться

196

Иван Васильевич Шишкин (1722–1770) — офицер, поэт и писатель.

вернуться

197

Кирьяк Андреевич Кондратович (1703 — после 1790) — переводчик, носил шутовской титул «придворного философа» при Анне Иоанновне.

вернуться

198

Позднее профессор логики, метафизики и чистой математики Московского университета.

вернуться

199

Джон Толанд (1670–1722) — англиский философ-рационалист.

вернуться

200

Ефим Васильевич Рознотовский (1737–1792) — писатель, переводчик, член Главной Дворцовой Канцелярии (1777).

вернуться

201

Из этих лиц (кроме Екатерины) нет данных о масонстве лишь Кузмина и Козицкого.