Марья Васильевна съ Марьей Исаевной имѣютъ свои убѣжденія. Для меня странно только то, на какомъ основаніи можно обвинять въ гнуснѣйшихъ замыслахъ человѣка, не давшаго на то никакого права. Этотъ господинъ всей жизнью своей доказываетъ, что цѣль его есть только общее дѣло. — Ежели бы этотъ господинъ вздумалъ соединиться съ женщиной, то онъ первымъ условіемъ поставилъ бы независимость, какъ личную, такъ и имущественную.

Иванъ Михайловичъ (задумывается. Молчаніе).

Да, хоть и трудно нашему брату, старику, перемѣнить старинныя привычки, и много увлеченья, легкомыслія въ молодежи, а нельзя не отдать справедливости новому поколѣнью. Да.[231]

Катерина Матвѣевна (отрываясь отъ книги).

Изъ всего, что вы сказали, въ этомъ одномъ я раздѣляю ваше убѣжденіе. Прогрессъ неудержимо вноситъ свѣтъ въ самыя закоснѣлыя условія жизни.

Иванъ Михайловичъ (помолчавъ немного).

Да, вольный трудъ идетъ, идетъ. Трудно съ работниками. Ну, да ничего, наладится... Вотъ, дай выкупъ сдѣлаю, раздѣлаюсь совсѣмъ съ мужиками, останутся одни землевладѣльческія отношенія. И право, хорошо, да.

Марья Васильевна.

Что же это выкупъ лучше будетъ, Jean? Это бы ужъ лучше.

Иванъ Михайловичъ.

Лучше не лучше, а надо. Вонъ Катенька съ Анатоліемъ Дмитричемъ считаютъ меня и консерваторомъ, и ретроградомъ, а я сочувствую всему. Прорвется старое — нельзя, а сочувствую. Вонъ молодое поколѣнье-то наше растетъ. И Любочка замужъ выйдетъ за этаго ли, за другаго, а не за нашего брата, а за новаго, современнаго человѣка, и Петруша уже растетъ не въ тѣхъ понятіяхъ. Что же, мнѣ не врагомъ же быть своихъ дѣтей! Гдѣ онъ, Петя-то? Съ учителемъ вѣрно?

Марья Васильевна.

На озеро пошли, какія-то травы ловить хотѣли. Я не поняла. Я ужъ боюсь, какъ бы не утонули. Vraiment, je crains.[232]

Иванъ Михайловичъ.

Какія травы ловить?

Катерина Матвѣевна.

Алексѣй Павлычъ говорилъ, что они хотѣли дѣлать изслѣдованія надъ организаціями волоконъ водорослей.

Иванъ Михайловичъ.

Ну вотъ, вѣкъ то! Развѣ я мальчишкой имѣлъ понятіе oбъ этомъ, а нынче вонъ, мальчишка, а ужъ естественныя науки... и все. Нѣтъ, этотъ студентъ удался славный. Спасибо Анатолію Дмитричу, рекомендовалъ. Славный студентъ, этакой спок..... мил..... славный, славный. Эй, Сашка! Трубку! (Къ Катеринѣ Матвѣевнѣ.) По привычкѣ мы! Ну, Александръ Василичъ. (Входитъ Сашка съ трубкой.)

Марья Васильевна (вдругъ сердится).

Да, тебѣ всѣ хорошіе, только жена не хороша! А что жъ бѣлья у него ничего нѣтъ? Няня все постельное бѣлье пріѣзжее отдала, a пріѣдетъ кто, и нечего постелить. Что жъ это въ одномъ сертучкѣ — ничего нѣтъ. Я своихъ простынь не отдамъ. Вотъ ты какъ судишь!

Иванъ Михайловичъ.

Ну, понесла. Полно, пожалуйста, скажи нянѣ, она устроитъ, я человѣку радъ, что дѣльный малый.

Марья Васильевна.

Что-жъ дѣльный, я то въ чемъ виновата? пріѣхалъ безъ ничего и всего требуетъ. Выдумалъ теперь молоко пить, — и Дуняша жаловалась. Ты долженъ смотрѣть. Чтожъ онъ за учитель, коли у него бѣлья нѣтъ.

Иванъ Михайловичъ.

Ну, зарядила... Должна Бога благодарить, что онъ послалъ намъ такого человѣка, а ежели нѣтъ у него бѣлья, и онъ бѣденъ, такъ ему надо дать.

Марья Васильевна.

Вотъ ты меня никогда не понимаешь, а все напротивъ. Я говорю, что ты все непорядокъ дѣлаешь, a мнѣ его жалко больше тебя: какъ онъ первый разъ за столомъ ѣсть сталъ,[233] такъ мнѣ его жалко стало! Я ему и рубашекъ ночныхъ послала, и карпетокъ связать велѣла. — Я хоть и глупа, но понимаю, что если онъ нашего сына учитель, такъ онъ въ домѣ первый человѣкъ. Я ему ничего не жалѣю. Я говорю только, ты устрой все порядкомъ. Вотъ сколько разъ я просила столяра у стола ножку починить.....

Иванъ Михайловичъ.

Ну, полно, матушка, перестань ты, ради самаго Христа!

ЯВЛЕНІЕ 4.

Тѣ жѣ и студентъ.

Студентъ (входя коротко кланяется).

Позвольте-ка чаю. (Садится подлѣ Катерины Матвѣевны.)

Марья Васильевна.

Чего вамъ, Алексѣй Павловичъ? чаю или кофію, съ бѣлымъ хлѣбомъ и съ масломъ, чего хотите. (Придвигаетъ все къ нему.)

Студентъ.

Все равно. Ну, хоть чаю давайте.

Иванъ Михайловичъ.

А Петруша гдѣ?

Студентъ.

Шествуетъ. Онъ брюки мѣняетъ,[234] измокъ.

Иванъ Михайловичъ.

Что-жъ это вы дѣлали?

Студентъ.

Хотѣли заняться ботаникой, [да] не вытанцовалось. А рыболовство учиняли.

Иванъ Михайловичъ.

А Катенька говорила, что вы хотѣли что-то изслѣдовать изъ естественныхъ наукъ.....

Студентъ.

Хотѣли, да не вытанцовалось, микроскопа не имѣлось.

Марья Васильевна.

Съ бѣлымъ хлѣбомъ хотите, кушайте.

Студентъ (къ Катеринѣ Матвѣевнѣ).

Вы какое такое душеусладительное чтеніе производите (Беретъ у нея книгу.) А, физіологію — статья добрая, только слишкомъ конспектная. Вотъ Льюса поизучайте. Да еще превращеніе ячейки — забылъ чье, не вредная статейка.

Марья Васильевна.

Что это ячейки, такъ и называется? Вы лейте больше сливокъ, еще принесутъ. Катенька, ты тоже знаешь ячейки?

Катерина Матвѣевна.

Все органическое существуетъ только въ силу развитія ячеекъ.

Студентъ (къ Катеринѣ Матвѣевнѣ).

Что вы вотще учиняете толкованiя, вѣдь для этаго надо хоть элементарныя познаньица имѣть.

Иванъ Михайловичъ.

Я читалъ про ячейки. Только скажите, Алексѣй Павлычъ, вотъ въ хлѣбѣ можно видѣть ихъ?

Студентъ.

Коли бы не видѣли, и не говорили бы и не изучали бы. Въ микроскопъ видно.

Иванъ Михайловичъ.

А дорого стоитъ микроскопъ?

Студентъ.

Дрянный дешево пріобрѣсть можно. У Анатолія Дмитріевича есть, стоитъ 360 франковъ, а въ университетѣ 15 тысячъ.

Иванъ Михайловичъ.

Да, купить надо. (Садится съ женой съ одной стороны, а Студентъ съ Катериной Матвѣевной съ другой стороны. Иванъ Михайловичъ молча куритъ).

Катерина Матвѣевна (тихо къ студенту).

Немного вы опоздали, здѣсь была опять возмутительная сцена, истинно плантаторская.[235]

Студентъ.

Что жъ, надо имъ потѣшаться надъ себѣ подобными. Больше вѣдь ничего не умѣютъ... A мнѣ, доложу вамъ, наскучило здѣсь, хочу уѣхать, на кандидата держать.

Катерина Матвѣевна.

А мое воззрѣніе другое, — я нахожу, что чѣмъ грубѣе та среда, въ которой приводится работать, тѣмъ больше нужно энергіи. Потому что въ силу чего могутъ измѣниться эти уродливыя отношенія, какъ не въ силу тѣхъ идей и заложеній, которыя мы внесемъ въ нихъ. Я сознаю свое вліяніе надъ этими людьми и посильно употребляю его. И вы призваны облагородить еще свѣжую личность Петра. Онъ съ своей стороны тоже вносить идеи въ эту мертвящую среду. Вотъ Анатолій Дмитричъ такъ же судитъ.

Студентъ.

Ну ихъ къ Богу! Въ грязи самъ замараешься. Зуботыковы пускай сами по себѣ услаждаются, и мы сами по себѣ. На каждомъ шагу вѣдь не станешь протестовать, а только чувствуешь, что слабѣетъ негодованіе. Мужики вонъ пашутъ съ 4 часовъ, а тутъ до 12 чай пьютъ. Вѣдь какъ же съ этимъ помириться?

Катерина Матвѣевна.

Конечно, но все надо дѣлать уступки. Посмотрите на Венеровскаго, какъ онъ, вращаясь въ самомъ отсталомъ кругу по своей службѣ, въ сущности ничего не уступаетъ и все[236] проводитъ идеи.

Студентъ.

Что Венеровскій! Я не могу уважать человѣка, который служитъ. Акцизные либералишки!

Катерина Матвѣевна.

Позвольте, позвольте! Въ этомъ мы съ вами никогда не дотолкуемся до единства мысли. Венеровскій замѣчательная личность. Посмотрите, вся его дѣятельность — школы, публичныя лекціи. —