И Донна теперь тоже плакала.

Плакала из-за боли своей мамы, потери папы, памяти о том звонке в дверь. О полицейском, стоящем там.

— Он должен был умереть здесь, у меня на руках, со своей семьей, — говорила Сильвия, — а не на чертовой автозаправке. Один.

И в этот момент, с выбором времени, для которого были придуманы слова «безупречный» и «неудобный», зазвонил дверной звонок.

Уилф без слов пошел открывать, и Донна услышала, как он говорил «Ах, неподходящее время». Донна, не слыша ответа, знала, кто был на пороге.

Знала и Сильвия.

Она посмотрела красными слезящимися глазами на дочку.

И в первый раз, насколько Донна помнила, Сильвия Ноубл погладила лицо Донны, с нежной лаской чистой материнской любви.

— Я поставлю чайник.

Затем она крикнула:

— Входи, Доктор.

Минутой позже в дверь гостиной заглянуло лицо Доктора, умные очки на месте, волосы еще более всклокоченные, чем обычно.

— Привет, — сказал он им всем. — Вы случайно не знаете семью Карнес? Думаю, у них в семье есть инопланетяне.

Туризм в Москателли был главным образом основан на оливковых рощах, оранжереях, милом винограднике и ежегодной гонке мотоциклов, которая начиналась за тринадцать миль отсюда, во Флоренции, и заканчивалась на другой стороне гор в этом маленьком, но часто посещаемом городишке.

Люди, которые жили в Москателли, в большинстве своем были итальянцами, которые жили здесь тридцать поколений или около того. Все знали всех, и он был дружественным, приветственным и веселым.

И еще в середине мая он был накопителем потрясающе солнечной погоды, и Джейн Грин думала, что это выявило лучших среди местных. Не меньшим было и то, что Тоньо проводил большую часть дня во время раскопок, нося только подрезанные джинсы из грубой ткани, что оставляло очень мало места для воображения (а Джейн могла многое вообразить). Профессор нанял Тоньо и его семью, чтобы помочь им начать раскопки неделю или примерно тому назад. Джейн и двое ее однокурсников, Шон и Бен, согласились сопровождать сюда профессора на лето, потому что это дало бы им по-настоящему хорошие оценки в конце года, было бы приключением попутешествовать в красивую часть Италии, и это был бы прекрасный способ загореть.

— Получил! — взволнованно крикнул Шон.

— Сколько? — спросил Бен, просеивая почву в паре футов от того места, где рядом с палаткой питания был установлен ноутбук.

— Семьдесят восемь евро.

— Шестьдесят с чем-то фунтов. Неплохо, — Бен кивнул. — Молодец.

— Я просто обожаю И-бей, — Шон улыбнулся Джейн. — Поздравьте меня!

— Это был египетский горшок?

Шон посмотрел на нее и медленно покачал головой.

— Не лопата Железного века?

И опять качание головой.

Джейн бросила свои инструменты, прошла к ноутбуку и посмотрела на то, во что Шон только что вложил шестьдесят фунтов.

— Это?

— Это.

— Это игрушка.

— Конечно, это игрушка, — крикнул Бен, когда Тоньо насыпал еще земли в его сито. — Что же еще Шон покупает на И-бее?

Джейн не могла этого понять. — Ты имеешь в виду, что ты потратил все эти деньги и семь день победившего наблюдения за аукционом ради игрушки массового производства?

— Фигурки, — поправил ее Шон. — Ограниченный выпуск. Произведено всего пятьсот, и это было восемь лет назад. Это иная окраска, видишь, на ней — ее красный костюм Темного периода вместо традиционного зеленого.

Джейн просто посмотрела на Шона.

— Ты взрослый. Ты взрослый мужчина, переживающий из-за пластиковой игрушки. Фигурки для детей.

— Не говори «куколки», — пробормотал себе Бен.

— Из-за куколки?

Шон захлопнул ноутбук.

— Мои деньги, мой выбор. Ты переживаешь из-за римских булавок и глиняной посуды.

— И ты тоже!

— Да, потому что это работа. Это то, что я делаю здесь и в универе. Но в свое свободное время у меня есть другие хобби. У меня есть…

— Только не говори «жизнь», — снова пробормотал под нос Бен.

— … жизнь, — закончил Шон. — Ты должна расслабиться, прежде чем критиковать кого-то другого.

Джейн уставилась на Шона, затем на Бена, который убедился, что он не привлек ничье внимание, и стал пробегать пальцем по земле в попытке притвориться, что его что-то отвлекает.

Напряжение было сломлено маленьким профессором Росси, споткнувшимся около палаток после путешествия в город за молоком и пакетиками чая.

— Я вас слышал еще на главной дороге. Что происходит?

— Ничего, — проворчал Шон, — простите, проф.

Росси покачал головой, почесав шрам, который создал небольшой разрез вдоль его щеки. В университете все шутили, что это был шрам от дуэли, который он получил в сражении за свою любимую женщину, но однажды кто-то узнал правду — десять лет назад он порезался в автокатастрофе, которая убила его жену. После этого все потеряли интерес в воображении всего романтического в шраме.

— Что мне с вами тремя делать? Я вывез вас из университета на перерыв между семестрами, чтобы навестить семьи и дать вам всем шанс улучшить ваши, честно сказать, нечестные оценки по археологии. И все, что вы делаете — играете с широкой зоной, заигрываете с бедным Тоньо и смущаете его или пьете слишком много апельсинового вина. Вы здесь для того, чтобы работать, знаете ли. Быть общительным — приятный побочный эффект, но не существенный. Что существенно, так это работа в команде. Шон и Джейн, меня не волнует, если вы не можете ладить, но вы будете работать вместе. Джейн и Бен, мне все равно, если вы хотите бороться за внимание Тоньо — вы будете работать вместе. Шон и Бен, мне все равно, если вы можете пропить друг друга ночью под столом, при условии, что вы появитесь трезвыми и эффективными на следующий день. Все понятно? Я — не ваши родители, но я человек, который будет оценивать ваши семестровые работы, и вы поступите хорошо, если запомните, что поддерживание меня любезным — это положительный шаг.

Росси положил несколько пакетов молока на стол возле ноутбука.

— Ну, чья очередь ставить чай?

Вызвался Шон, Росси взял ноутбук.

— Надеюсь, казначей переслал нам немного средств, чтобы мы могли попробовать отследить эти тоннели через холмы на той стороне озера.

— Как давно берет начало ваша семья, профессор? — спросила Джейн.

Росси пожал плечами. — Я в процессе выяснения этого в библиотеке. Определенно мои прародители со стороны отца были теми, кто переселился в Ипсуич, но я подозреваю, что их корни здесь уходят до пятнадцатого века.

Бен подошел со своим ситом.

— Так мы ищем итальянские горшки и кастрюли древнее пятнадцатого века? Я же говорил! Давайте, профессор, что за большой секрет?

— А, — улыбнулся Росси, — видите ли, где-то в этом районе исчезло целое герцогство. Весь город с его замком и всем остальным был основан тут, или на холмах, или где-то в окрестностях того озера за апельсиновыми рощами. Я пытаюсь найти его границы.

— Откуда вы знаете? — спросил Шон, когда закипел чайник.

— Это есть в записях в библиотеке, — сказал Тоньо хорошим, но с сильным акцентом английским.

Джейн и Бен уставились на Тоньо в немом шоке — и легком ужасе.

Он улыбнулся.

— Хорошо, вы оба думали, что я не понимаю английский язык, — засмеялся он низким ревущим смехом.

Засмеялся и профессор Росси.

— Это забавно, — сказал он, — никто из вас не понимал?

Они оба безмолвно покачали головами, в то время как Шон занимался чаем, решив не встречаться с ними глазами.

— Но это значит… — начала Джейн.

— Все, что мы сказали… — добавил Бен.

— О тебе…

— Ты… ты слышал… О, Боже… убейте меня… — Бен положил свое сито и тяжело сел на землю.

Тоньо взъерошил темные волосы Бена и подмигнул ему, прежде чем бросить взгляд на Джейн.

— Извини, ты проиграла.

— Конечно, проиграла, — сказала Джейн, — когда вообще жизнь идет так, как хочет Джейн Грин?

Ноутбук пикнул и, оставив студентов разбираться с чаем и признанием Тоньо, профессор Росси вошел в ответ в свою электронную почту. От казначея ничего, но было одно сообщение: