Кейт нахмурилась.

— Это не будет проблемой?

— Через час восемнадцать минут мистер Геллар войдет в лифт… и направит его на первый этаж. Через час и двадцать одну минуту лифт застрянет между девятнадцатым и восемнадцатым этажами. Он нажмет тревожную кнопку. Это будет последним, что он сделает. Тело найдут в течение пары часов, и посчитают, что это был сердечный приступ. Я уже переписала его условия, чтобы позаботиться о том, что после его смерти его ирландский четвероюродный брат, Дара Морган из МорганТека, все унаследует.

— Я не его четвероюродный брат…

— Теперь, согласно архиву ФБР, да, — экраны мадам Дельфи слегка потемнели, синусоидальные волны приобрели красный оттенок, когда она пульсировала. — Твоя постоянная недооценка того, что я могу делать, Дара Морган, начинает мне надоедать.

— Извини.

— Хорошо. Теперь будет казаться, что этот новый филиал МорганТека планировал управлять запуском М-ТЕКа в понедельник все это время. У них есть технические условия, подробности, клиентская база, все. Все, что нам нужно сделать — заполучить пару прислужников за выходные, чтобы вырезать электропроводку и вставить нашу волоконную оптику. И… вот, субпоставщики зарегистрированы и назначены. Легко.

Кейтлин посмотрела на Дару Морган.

— Да, мадам Дельфи. Легко.

— Аплодисменты, мои дорогие. А теперь, если с вами, ребятами, все в порядке, я загружу сборник «Улицы Коронации» этой недели. Что же замыслит в следующий раз этот милый маленький Дэвид Плэтт?

Сильвия убирала покупки в кухне. Аккуратно, все на своем месте. Так же, как и всегда. Она, тем не менее, позволяла странному выдвижному ящику или дверце шкафа хлопать при закрытии немножко шумно.

— Что я сейчас сделала? — шепнула Донна своему дедушке с кресла, стоящего лицом к телевизору в гостиной. Где, бывало, сидел и смеялся над «X-фактором» ее папа. И повторами «Папиной армии». И той программой, где… где…

Ну, в любом случае, всеми его программами.

И вдруг ей захотелось передвинуться на диван рядом со своим дедушкой, но вместо этого продвинулся он, так что он теперь сидел рядом с ее креслом.

— Не знаю, что ты имеешь в виду, дорогая, — сказал он, не смотря ей в глаза.

— Ладно, потому что мама использует самое лучшее из ИКЕА, чтобы выбивать соло для барабана из чего-то, что написал Оззи Озборн, потому что она вдруг заинтересовалась тяжелым роком, да?

— О, она просто… твоя мать. Ты знаешь…

— Нет, дедушка. Нет, я не знаю, — Донна вздохнула и взглянула на местную газету на журнальном столике. Ее передовая статья была об открытии конкурирующих супермаркетов «К-Март» и «Беттерворс» в Парковой долине.

Город острых ощущений.

— Я здесь. Чизик. Лондон W3. Земля. Вчера я была на другой планете, останавливая роботов, сражающихся в гражданской войне. За неделю до этого мы были на гаразонском базаре и катались на шестиногих лошадях! — она внезапно схватила руку Уилфа. — У них было шесть ног! Шесть. Я имею в виду, насколько быстро мы скакали галопом? Это было блестяще. Мне понравилось. И марсианский мальчик кричал во все горло «Где выключатель?», потому что думал, что они на самом деле могли быть так остановлены.

— Хотя он не марсианин, правда же? Я думал, он сказал…

— Нет, дедушка, он не марсианин. Это шутка. Помнишь шутки? Знаешь, момент, когда ты открываешь рот и делаешь «ха-ха-ха»? Мы так делали, даже в этом доме, раз или два.

Донна уставилась на морщинистое лицо своего дедушки. Когда он внезапно стал таким старым? Была ли это тоже наследственность смерти папы? Что случилось с тем человеком, который брал ее с собой на короткие прогулки в своем старом Астоне? Который показывал ее своим товарищам-десантникам на встрече? Когда он заменился на седоволосого старого человека, сидящего перед ней?

Когда идея о приходе домой наполнила ее таким страхом? Была ли это оборотная сторона того, что ты с Доктором? Нормальность теперь была чуждой?

— У меня есть кое-что тебе сказать, дорогая, — сказал дедушка, — я считаю, что это тебя подбодрит. Надеюсь, что подбодрит.

Наконец-то хорошие новости. Донна улыбнулась. — Ну, давай. Выкладывай.

Ее дедушка открыл рот, чтобы заговорить, но Сильвия выбрала этот момент для того, чтобы войти в гостиную и плюхнуться на диван рядом с ним.

— Ну, и где ты была, Донна Ноубл?

Донна открыла рот, чтобы ответить, но ее дедушка был первым.

— Она ездила на лошадях, Сильв. В Дубае.

— В Дубае? Как ты, черт возьми, позволила себе Дубай? — вздохнула Сильвия. — О, глупая я, Доктор тебя отвез, да?

Донна кивнула. — Да. Он заплатил за это и все такое. Я чуть было не вышла замуж за богатого нефтяного шейха и жила в его гареме, но знаешь, что? Я подумала, что важнее быть сегодня здесь. С вами двумя.

— Ну, это мило, я уверена, — сказала Сильвия. — Возможно, если болтание с богатым и знаменитым из ОПЕК не было слишком требовательным, ты бы могла сделать всем нам по чашке чая?

— Конечно.

Донна встала, но недостаточно быстро, чтобы остановить Сильвию от того, чтобы вставить еще одну насмешку.

— Ты помнишь, где чай в пакетиках? А чайник?

Настало время выяснить все.

— Что я сделала, мам? Я имею в виду, правда, где не получилось? Все, что ты мне всегда говорила — выходить, делать разные вещи, получить работу, любить свою жизнь. И я это делаю. И это все еще недостаточно хорошо, не так ли? — она снова села. — Я все еще недостаточно хороша, ведь правда? А папа был так же во мне разочарован, как ты?

— Не смей так говорить о своем отце, — крикнула Сильвия, гораздо громче, чем было необходимо.

— Послушайте, послушайте… — начал Уилф, но Сильвия резко утихомирила его.

— Нет, нет, у этой временной женщины с необоснованными претензиями мало правды-матки, — Сильвия наклонилась вперед, ударяя в влздух своим пальцем. — Твой дедушка и я очень обеспокоены, ты это знаешь? Ты неожиданно уходишь, едва сказав слово, появляешься очень редко, когда тебя это устраивает, и снова уходишь. Я не знаю, жива ты или мертва. Я не знаю, каждый раз, когда звонит телефон, ты ли это, говорящая мне, что ты в Тимбукту, или это звонок в дверь, и это — полиция, говорящая, что тебя, бледную, нашли в Темзе! Тебе приходит письмо, а я кладу его на каминную полку, надеясь, что это почему-то значит, что ты скорее придешь домой. Но после пары недель я просто бросаю его на твою кровать, потому что это не срабатывает. Не приносит тебя домой. С тех пор, как ты встретила того Доктора, ты стала другим человеком.

Донна уставилась на свою маму в немом шоке. Откуда все это взялось?

— Почему, черт возьми, ты считаешь, что я мертва? Это безумие.

— Это не безумие, это не неоправданно. Это то, о чем я думаю. Каждый день, если я не получаю известия от тебя, я думаю об этом все больше. Может, если бы ты была матерью, может быть, если бы у тебя были дети, глупые, эгоистичные, легкомысленные дети, ты бы поняла.

Теперь Сильвия дрожала.

Донна была в ужасе. Она как-то, сама того не желая, не зная толком, почему, она заставила свою маму плакать! По стольким неправильным причинам! Как будто были правильные… Ты не должен заставлять свою маму плакать…

— Я не умру, мам! Никакой полицейский не позвонит в дверь и не скажет, что я умерла.

— Почему нет? — Сильвия сейчас почти кричала, не зло, но по ее щекам текли слезы — нет, они падали с ее лица, словно мокрые лемминги. — Почему нет? Это случилось, когда умер твой папа!

Внезапная тишина была мучительно ужасной.

Донна прошла через комнату, обняв свою рыдающую мать, держа ее, крепко сжимая, бормоча извинения и успокаивающие слова, говоря, что все хорошо, что она здесь.

Но одна мысль пробежала у нее в голове. Завтра она снова уйдет. С Доктором. Потому что она этого хотела.

Но имела ли она право? Действительно ли она заработала право снова уйти, если это было то, что думала ее мама?

Все это время она и Сильвия боролись, спорили, вопили. Подростком (и, честно говоря, большую часть ее испорченного двадцатилетия) Донна все объясняла тем, что «это моя мама». Но Донна не была теперь тем человеком, она видела, что ее овдовевшая мама, спустя год, нуждалась в своей дочери больше, чем когда-либо.