— Ты думаешь остановиться здесь? — спросил он ее.

— Я не думаю, что аббат сможет перенести это, — сказала она.

— А я не думаю, что ты сможешь перенести дальнейшее путешествие, — заметил он. И в тот же момент взглянул на молодого Рина с темными кругами вокруг глаз, который выглядел жалким и несчастным. И подумал, что вряд ли преследователи бросятся искать их именно здесь.

Он уверенно направил Черного прямо к воротам, вспомнив о небольшом домике для гостей, который содержал здешний аббат. Этот дом очень редко использовался зимой, и был в основном предназначен для таких гостей, пребывание которых непосредственно в святых стенах было либо затруднено, либо вообще нежелательно.

Ни у кого не спрашивая разрешения, на глазах у изумленных Братьев, он провел их прямо за изгородь, которой дом был отгорожен от помещений собственно монастыря. Там он спешился и помог Моргейн спуститься на землю. Она очень неловко попыталась воспользоваться его протянутой рукой, изображая настоящую леди, но ее нога не позволила выдержать этот ритуал до конца, и она слегка присела, опираясь на его руку, выразив ему благодарность легким кивком и взглядом серых глаз.

— Это место будет убежищем для нас, — сказал он. — Таковы законы. Никто не может тронуть нас здесь, а если это место будет окружено… ну что ж, мы обдумаем это тогда, когда это произойдет.

Она вновь кивнула, по ее лицу было видно, что силы вот-вот оставят ее, и она сожалела, что их было здесь всего лишь трое: она, он и молодой воин, еще не научившийся должным образом обращаться с ушибами и ранами, который сам едва мог взобраться по ступеням.

К счастью, других гостей в домике не было. Вейни был очень доволен этим и, прежде чем отправиться к лошадям и принести багаж, помог Моргейн хоть как-то устроиться и прилечь. Он вручил смертоносный меч ей прямо в руки, а сам спустился во двор, чтобы разобраться с остальным.

Рин помогал ему управляться с лошадьми и перенести в дом багаж вместе с седлами. После этого они вместе отправились в конюшню, где Рин с напряжением следил за Вейни, который взяв немного масла из того, что они употребляли в пищу, медленно втирал его в рану лошади.

— Теперь она не будет хромать, — заключил он. — Это была обычная стрела, а в такое время, когда нет никаких паразитов, садящихся на рану, она не будет гноиться. Масло облегчит боль, но мне кажется, здесь останется шрам.

В дом они возвращались вместе по небольшой дорожке среди высоких зеленых деревьев. Колокола в этот час молчали, видимо, Братья предавались молитвам.

Неожиданно для себя Вейни заметил, что Рин изменился. Он даже не мог сразу решить, что это было. Он помнил только, как этот мальчик с арфой за спиной стремглав бросился за Моргейн через ворота Ра-Мориджа. Теперь же рядом с ним шел усталый повзрослевший человек, вместе с ним разглядывавший все окружавшее их. В нем появилась новая, неуловимая пока твердость, но уже отражавшаяся тем не менее в его глазах, которые теперь больше изучали, чем удивлялись.

Вейни заметил в нем признаки этой умиротворенности и по-своему оценил ее. Он осторожно положил Рину руку на плечо, и так они подошли к дому. Он понизил голос, чтобы не разбудить Моргейн, и сказал:

— Сейчас я буду дежурить, и, уверяю тебя, что я не смогу долго продержаться. Потом настанет твоя очередь, а потом ее.

Молодой Рин мог бы попытаться протестовать, как бывало уже не раз, когда он отправлялся в поездки со своим отцом по Мориджу. Сейчас же он принял положение дел как должное и устроился на голой кровати, в то время как Вейни отыскал свой меч и уселся на ступенях дома, опершись головой о руки, лежащие на его рукоятке. В таком положении он мог оставаться достаточно долго, не засыпая. Он много ночей провел в дороге, неся охрану таким образом.

Обдумывая сложившуюся ситуацию, он будто в кривом зеркале увидел другие времена и другое место, когда ему приходилось наблюдать за гостями, останавливающимися в малом замке в Моридже. Там оставались ночевать люди из богатых кланов, перебирающиеся с пастбища на пастбище. Иногда там останавливались даже предводители разбойников, а сопровождавшие их люди шатались вокруг, пьянствовали, а по ночам крушили обстановку комнат в поисках дверей. Самый отъявленный злодей обычно выполнял роль сторожа и наблюдал за их отдыхом, сидя на ступенях крыльца, где он охранял дверь с мечом в руках и с устрашающим видом отпугивал детей, которые прятались в засаде, наблюдая за необычными посетителями.

Охрана у дверей являлась и своевременным предупреждением другим возможным гостям, что им вряд ли удастся воспользоваться этим пристанищем и чтобы они, не въезжая во двор, отправлялись искать ночлега еще куда-нибудь.

Вот в таком положении его и застали святые Братья.

Он очнулся от своих мыслей, как только раздались первые шаги по каменным плитам, которыми был вымощен двор. Он изменил положение и сел более прямо, по-прежнему придерживая меч, опущенный между колен, в то время как одетые во все серое монахи приблизились к ступеням с глиняными горшками, в которых принесли еду.

Они поклонились, пряча руки в складках одежды. Вейни выразил им неподдельную учтивость в ответ на это и в свою очередь поклонился им столь низко, насколько позволяла его поза.

— Можем мы узнать? — последовал традиционный вопрос. Он мог быть оставлен и без внимания. Но Вейни снова поклонился, еще раз выражая глубокое почтение к святым Братьям.

— Мы люди, находящиеся вне закона, — сказал он, — а я к тому же еще и беглый пленник. Мы никого не убили там, откуда пришли, и тем более в Бейне. Мы не будем трогать ни ваши стада, ни ваши луга, и не будем причинять никакого насилия и жестокости никому из живущих здесь. Мы просили только убежища.

— Все ли… — Последовало некоторое замешательство при очередном вопросе, который тоже задавался в случаях, когда дело касалось именно разрешения на убежище. — Все ли вы истинно человеческой крови?

Моргейн не надевала капюшон, когда они въезжали в монастырь. И она, в своей одежде, очень близкой к легенде, являла собой ее живое олицетворение, которое могло до смерти перепугать любого религиозного человека в Бейн-эн.

— Кроме, быть может, одного, — сообщил он им по этому поводу, — но она не является кваджлином. — Такой ответ вызвал явный испуг, который тут же отразился в их кротких глазах. И, скорее всего, благодаря легенде они уже поняли, кто приехал к ним, если только здравый ум позволял им поверить в это.

— Мы предоставим вам убежище, — сказали они, — всем, кто вошел сюда с миром. Это относится и к тем, у кого порочная кровь, и к тем, кто сопровождает их, если им это будет необходимо. Мы благодарны вам за рассказ о себе. После вашего отъезда мы совершим над домом обряд очищения. С вашей стороны было очень учтиво, что вы так разговаривали с нами, и мы будем уважать ваше уединение и никак не побеспокоим вас. Вы истинный сын человеческий?

— Я родился человеком, — ответил он и поклонился им еще раз. — Святые Братья, — добавил он, когда они уже повернулись и собрались уходить. Они посмотрели на него, все как один кротко, все с одинаково загорелыми лицами и все с одинаково терпеливыми манерами, как будто у них всех было одно сердце, которое и управляло ими. — Помолитесь за меня, — попросил он их. И продолжил, поскольку при этом он должен был бы подать им хоть какое-то подаяние, просто как знак милосердия: — У меня нет ничего, что я мог бы дать вам.

Они поклонились почти одновременно с ним.

— Не придавайте этому значения, добрый человек. Мы помолимся за вас, — ответил один из них. С этим они удалились.

Когда солнце начало опускаться, надвигающиеся сумерки принесли с собой холод. Пока у него были силы бороться со сном, он продолжал дежурить, хотя время, когда он должен был разбудить Рина, давно прошло. Наконец, когда силы все-таки начали оставлять его, он спустился вниз по ступеням, чтобы собрать все, что принесли монахи. Он перенес в дом глиняные горшки, после чего мог уступить место у дверей Рину.