Петр Бобев
Опалы для Нефертити
Глава I
Джонни Кенгуру, безвозвратно утративший свое полное имя Джованни Гатто по причине несоразмерно длинных ног и маленькой головы, уже предвкушал конец изнурительного пути. Дело сделано как надо, и свои монеты он получит. Но разве ради этих крох он отказался от родного Неаполя и очутился здесь, в самом пекле самой пустынной пустыни мира — в «мертвом сердце» Австралии?
Судьба сыграла с ним злую шутку. И Джонни возненавидел эту страну, где и сегодня все верят в сокровища — золото, алмазы, уран. Да мало ли что еще. Купил один голову овцы, а зубы у нее золотом облеплены. Человек, конечно, узнал, откуда овцы, поехал на пастбище. И что же видит? Трава растет прямо на золотоносном песке! За один день стал миллионером! А другой заметил, что сын его играет стекляшками. Глядит — алмазы! Третий… Джонни сплюнул — все это сказки для дураков.
За невеселыми мыслями время летело незаметно, и он вдруг обнаружил, что каменистая пустыня сменилась серой, сожженной солнцем степью с островками красно-ржавой земли и одинокими пока эвкалиптами. Кроны их, взметнувшиеся высоко-высоко, давали, к сожалению, не тень, а едкий запах — национальный, как считали, запах Австралии. Джонни почувствовал его, едва сойдя с самолета в Дарвине. Но вот до сих пор не может к нему привыкнуть. То ли дело ароматы Неаполя — запах моря, водорослей и апельсиновых деревьев в цвету…
А вот еще одна местная достопримечательность. Стадо кенгуру сорвалось с места и огромными скачками понеслось по степи; животные напоминали ему гигантских блох, а вот страусы ему вообще никого не напоминали. Ему была противна эта увядающая саванна. Но стоп! Почему она стала абсолютно белой, словно ее полили известью?
Джонни ведь и раньше бывал здесь, но такой белизны никогда не видел. Однако, ну ее к черту! В этой проклятой стране если начнешь всему удивляться, ни на что другое времени не останется…
Чтобы сократить путь миль на семь-восемь, нужно было пройти по пологому склону горы, одиноко возвышающейся посреди равнины. Издали каменная громада казалась огромной крепостью. Через овраги и лощины, прикинув на глазок направление, Джонни начал подниматься в гору. Выше лес становился все гуще. Кое-где среди эвкалиптов уже встречались акации, магнолии, бутылковидные деревья. Да и трава здесь посвежее. Но особенно обрадовал его ручей, сбегающий по крутому склону горы в никуда. Сделав несколько поворотов по степи, он бесследно исчезал, таял в красных песках на востоке.
Путник припал к воде. Пил долго и жадно, а затем откинулся в тень ближайшей акации и расслабился. Эту забытую богом страну забыл и дьявол. Хищников нет. Одни только дикие собаки динго. Но они не трогают человека. Да еще змеи. Но и они не нападают без повода.
Часа через три он проснулся. Солнце клонилось к западу, к красным зубцам горы, отчего они казались таинственней, а гора напоминала величественный замок из какой-то давно забытой сказки. Невольно припомнились все ужасы, которые рассказывают аборигены об этой горе — владении Радужной Змеи. Фантазия у дикарей буйная — здесь и гигантские кенгуру, и зайцы размерами со слонов, и люди со звериными мордами, и птицы с человеческими головами. Но главное, кто туда пойдет, назад не возвращается. Исчезает навсегда и ни слуху о нем, ни духу…
Но что за чертовщина — перед ним лежала поляна. Казалось, что только что выпал снег. Кусты, правда, не совсем белые, а грязно-белесые, с листьями нормальной формы, но будто искусственными, вылепленными мастерской рукой из стеарина. Только старые ветви и стволы деревьев сохранили темный цвет. Своей естественностью они подчеркивали мертвую белизну. Словно белая пена прибоя, она заливала живую пока зелень. Идиотская страна — подвел невеселый итог Джонни.
Наполняя флягу водой, он заметил свадебный домик шалашника. Эти птицы так искусно строят свои гнезда из веток, листьев и пестрых перышек, что первые поселенцы считали их делом рук туземцев. Перед домиком расположена «танцплощадка». Здесь самец исполняет свои обольстительные танцы. В ритуал входит и демонстрация перед избранницей собранных им блестящих безделушек, свидетельствующих о его любви и богатстве.
Джонни рассеянно разглядывал птичьи сокровища: скорлупки жучков, змеиную кожу, стеклянный шарик. А это что? Он поднял с земли небольшой камешек. Лизнул его языком. Посмотрел и глазам не поверил. Неужели черный опал?! Самый редкий и дорогой камень в мире!
Сквозь грязь проглядывала блестящая поверхность. Она искрилась и блики рождались, казалось, в бездонной глубине. У Джонни перехватило дух — он держал в руках сказочное богатство. Блики камня сливались в золотой водопад. Это было его золото!
Сам того не замечая, Джонни подпрыгивал, вертелся в каком-то диком танце и действительно напоминал скачущего кенгуру, только бесхвостого, да еще одетого в кожаные штаны и цветастую рубаху, с широкополой ковбойской шляпой на голове. В этот момент он уже верил во все — и в овечью голову, и в ребенка, играющего алмазами! И ему повезло, как в сказке. Это главное! Он уже видел свою виллу в Сорренто, чековую книжку миланского банка. Счастливчик рухнул на землю. Но через мгновение снова был на ногах. Как он не подумал сразу: ведь если есть один камень, должны быть и другие, — опалы встречаются только россыпями. Где же жила? Может, тут, под ногами? С этой минуты Джонни уже напоминал борзую, ищущую след. Он рыскал из стороны в сторону, возвращался назад, становился на колени и рыл землю ножом. Но все напрасно! Ничего! И тут он вспомнил, что опалы не родятся в твердых скалах. Их добывают из земли. Где же здесь поблизости есть желтая почва? Может, в овраге?
Дно глубокого оврага, рассекавшего красный глинистый пласт, было покрыто вековыми наносами песка и гравия. Джонни кубарем скатился вниз. Дрожащими руками стал разгребать спекшуюся землю. Точно такая же почва была и в Лайтинг-Ридж, что в тридцати милях от Алис-Спрингс, где добываются самые дорогие в мире черные опалы. Только там к жиле шли долгие месяцы. А здесь?..
Выковыривая ножом каждый подозрительный камешек, он облизывал его языком, и в конце концов у него во рту набралось больше грязи, чем на ботинках. Но что такое грязь по сравнению с удачей, предвкушение которой он ощущал каждой клеточкой измученного тела?
Когда наконец он нашел опал, солнце уже скрылось за грозно почерневшим силуэтом горы. Это уже была удача!
В ее честь Джонни исполнил сумасшедший танец, подвывая от радости.
Быстро темнело, а он долбил и долбил землю, облизывая каждый камешек. Наконец, поняв бессмысленность поисков в темноте, он выбрался на поляну. Зачем спешить? Завтра он перероет весь овраг и наберет столько опалов, сколько сможет унести.
Найдя на ощупь несколько сухих веток, Джонни развел костер. Днем жара здесь доходит до сорока пяти градусов, а ночью — вода замерзает. Огонь был как нельзя более кстати вспотевшему Джонни, который уже начал коченеть. Отогревшись, он вспомнил, что у него нет еды. Не велика беда — ляжет спать голодным. Это будет последний голодный вечер в его жизни.
Сквозь дрему Джонни услышал слабый шум камней, сорвавшихся с далекого обрыва, и сон как рукой сняло — вспомнил, где находится, вспомнил легенды о людях с головами зверей, о том, что еще никто не возвратился живым из этих мест.
Уложив в ряд несколько круглых камней, он накрыл их одеялом и примостил шляпу на том месте, где должна была быть голова, а сам отполз подальше от костра и притаился.
Холод сразу же напомнил о себе, а у костра — никого. Полный покой. Может, страхи напрасны и нечего мучить себя? Багровый отблеск тлеющих углей магнитом тянул его к костру, к живительному теплу. И он уже был готов вернуться назад, когда из темноты вылетели несколько копий и вонзились в его одеяло. С полдюжины аборигенов набросились сверху, а когда разгадали обман, дико взревели.
Забыв, что у него в руках ружье, Джонни бросился в темноту. И только на рассвете, когда заря разогнала черные призраки страха, остановился перевести дух. Никто его не преследовал. Правда, там остались одеяло, фляга с водой, шляпа. Хорошо еще, что ружье было с ним. И опалы. Хотя нет. В кармане рубахи остался только один. Тот, второй, найденный в овраге. Идиот! Лишиться такого богатства! Лучше уж жизни лишиться! А, собственно, почему? Джонни усмехнулся. Потеря-то поправима. Он один знает это место. И никто, кроме него. Он вернется туда снова и теперь его уже не испугает шайка голых дикарей. Странно другое. Многие годы никто не слышал, чтобы они нападали на белого человека. Что это на них нашло?