Льву, Кесарю лесов, бог сына даровал.

Звериную вы знаете природу:

У них, не как у нас — у нас ребёнок году,

Хотя б он царский был, и глуп, и слаб, и мал;

А годовалый Львёнок

Давно уж вышел из пелёнок.

Так к году Лев-отец не шуткой думать стал,

Чтобы сынка невежей не оставить,

В нём царску честь не уронить,

И чтоб, когда сынку придётся царством править,

Не стал бы за сынка народ отца бранить.

Кого ж бы попросить, нанять или заставить

Царевича Царём на-выучку поставить?

Отдать его Лисе — Лиса умна,

Да лгать великая охотница она;

А со лжецом во всяком деле мука. —

Так это, думал Царь, не царская наука.

Отдать Кроту: о нём молва была,

Что он во всём большой порядок любит:

Без ощупи шага не ступит

И всякое зерно для своего стола

Он сам и чистит, сам и лупит;

И словом, слава шла,

Что Крот великий зверь на малые дела:

Беда лишь, под носом глаза Кротовы зорки,

Да вдаль не видят ничего;

Порядок же Кротов хорош, да для него;

А царство Львиное гораздо больше норки.

Не взять ли Барса? Барс отважен и силён,

А сверх того, великий тактик он;

Да Барс политики не знает:

Гражданских прав совсем не понимает,

Какие ж царствовать уроки он подаст!

Царь должен быть судья, министр и воин;

А Барс лишь резаться горазд:

Так и детей учить он царских недостоин.

Короче: звери все, и даже самый Слон,

Который был в лесах почтён,

Как в Греции Платон,

Льву всё ещё казался не умён,

И не учён.

По счастью, или нет (увидим это вскоре),

Услышав про царёво горе,

Такой же царь, пернатых царь, Орёл,

Который вёл

Со Львом приязнь и дружбу,

Для друга сослужить большую взялся службу

И вызвался сам Львёнка воспитать.

У Льва как гору с плеч свалило.

И подлинно: чего, казалось, лучше было

Царевичу царя в учители сыскать?

Вот Львёнка снарядили

И отпустили

Учиться царствовать к Орлу.

Проходит год и два; меж тем, кого ни спросят,

О Львёнке ото всех лишь слышат похвалу:

Все птицы чудеса о нём в лесах разносят.

И наконец приходит срочный год,

Царь-Лев за сыном шлёт.

Явился сын; тут царь сбирает весь народ,

И малых и больших сзывает;

Сынка целует, обнимает,

И говорит ему он так: «Любезный сын,

По мне наследник ты один;

Я в гроб уже гляжу, а ты лишь в свет вступаешь:

Так я тебе охотно царство сдам.

Скажи теперь при всех лишь нам,

Чему учён ты, что ты знаешь

И как ты свой народ счастливым сделать чаешь?» —

«Папа», ответствовал сынок: «я знаю то,

Чего не знает здесь никто:

И от Орла до Перепёлки,

Какой где птице боле вод,

Какая чем из них живёт,

Какие яица несёт,

И птичьи нужды все сочту вам до иголки.

Вот от учитилей тебе мой аттестат:

У птиц недаром говорят,

Что я хватаю с неба звёзды;

Когда ж намерен ты правленье мне вручить,

То я тотчас начну зверей учить

Вить гнёзды».

Тут ахнул царь и весь звериный свет;

Повесил головы Совет,

А Лев-старик поздненько спохватился,

Что Львёнок пустякам учился

И не добро он говорит;

Что пользы нет большой тому знать птичий быт,

Кого зверьми владеть поставила природа,

И что важнейшая наука для царей:

Знать свойство своего народа

И выгоды земли своей.

Дерево

Увидя, что топор крестьянин нёс,

«Голубчик», Деревцо сказало молодое:

«Пожалуй, выруби вокруг меня ты лес,

Я не могу расти в покое:

Ни солнца мне не виден свет,

Ни для корней моих простору нет,

Ни ветеркам вокруг меня свободы,

Такие надо мной он сплесть изволил своды!

Когда б не от него расти помеха мне,

Я в год бы сделалось красою сей стране,

И тенью бы моей покрылась вся долина;

А ныне тонко я, почти как хворостина».

Взялся крестьянин за топор,

И Дереву, как другу,

Он оказал услугу:

Вкруг Деревца большой очистился простор;

Но торжество его недолго было!

То солнцем дерево печёт,

То градом, то дождем сечёт,

И ветром, наконец, то Деревцо сломило.

«Безумное!» ему сказала тут змея:

«Не от тебя ль беда твоя?

Когда б, укрытое в лесу, ты возрастало,

Тебе б вредить ни зной, ни ветры не могли,

Тебя бы старые деревья берегли;

А если б некогда деревьев тех не стало,

И время их бы отошло:

Тогда в свою чреду, ты столько б возросло,

Усилилось и укрепилось,

Что нынешней беды с тобой бы не случилось,

И бурю, может быть, ты б выдержать могло!»

Гуси

Предлинной хворостиной

Мужик Гусей гнал в город продавать;

И, правду истинну сказать,

Не очень вежливо честил свой гурт гусиной:

На барыши спешил к базарному он дню

(А где до прибыли коснётся,

Не только там гусям, и людям достаётся).

Я мужика и не виню;

Но Гуси иначе об этом толковали

И, встретяся с прохожим на пути,

Вот как на мужика пеняли:

«Где можно нас, Гусей, несчастнее найти?

Мужик так нами помыкает,

И нас, как будто бы простых Гусей, гоняет;

А этого не смыслит неуч сей,

Что он обязан нам почтеньем;

Что мы свой знатный род ведём от тех Гусей,

Которым некогда был должен Рим спасеньем:

Там даже праздники им в честь учреждены!» —

«А вы хотите быть за что отличены?»

Спросил прохожий их. — «Да наши предки…» —

«Знаю,

И всё читал: но ведать я желаю,

Вы сколько пользы принесли?» —

«Да наши предки Рим спасли!» —

«Всё так, да вы что сделали такое?» —

«Мы? Ничего!» — «Так что́ ж и доброго

в вас есть?

Оставьте предков вы в покое:

Им по-делом была и честь;

А вы, друзья, лишь годны на жаркое».

___

Баснь эту можно бы и боле пояснить —

Да чтоб гусей не раздразнить.

Свинья

Свинья на барский двор когда-то затесалась;

Вокруг конюшен там и кухонь наслонялась;

В сору, в навозе извалялась;

В помоях по-уши до-сыта накупалась:

И из гостей домой

Пришла свинья-свиньёй.

«Ну, что ж, Хавронья, там ты видела такого?»

Свинью спросил пастух:

«Ведь идет слух,

Что всё у богачей лишь бисер да жемчуг;

А в доме, так одно богатее другого?»

Хавронья хрюкает: «Ну, право, порют вздор.

Я не приметила богатства никакого:

Всё только лишь навоз, да сор;

А, кажется, уж, не жалея рыла,

Я там изрыла

Весь задний двор».

___

Не дай бог никого сравненьем мне обидеть!

Но как же критика Хавроньей не назвать,

Который, что ни станет разбирать,

Имеет дар одно худое видеть?

Муха и дорожные

В Июле, в самый зной, в полуденную пору,

Сыпучими песками, в гору,

С поклажей и с семьёй дворян,

Четвёркою рыдван

Тащился.

Кони измучились, и кучер как ни бился,

Пришло хоть стать. Слезает с козел он

И, лошадей мучитель,

С лакеем в два кнута тиранит с двух сторон:

А легче нет. Ползут из колымаги вон

Боярин, барыня, их девка, сын, учитель.

Но, знать, рыдван был плотно нагружён,

Что лошади, хотя его тронули,

Но в гору по песку едва-едва тянули.

Случись тут Мухе быть. Как горю не помочь?

Вступилась: ну жужжать во всю мушину мочь;

Вокруг повозки суетится;

То над носом юлит у коренной,

То лоб укусит пристяжной,

То вместо кучера на козлы вдруг садится,

Или, оставя лошадей,

И вдоль и поперёк шныряет меж людей;