<У меня прежде еще были набросаны н

ѣ

которыя сцены изъ моей жизни и вс

ѣ

зам

ѣ

чательные случаи въ моей жизни, т.е., такія случаи, въ которыхъ мн

ѣ

передъ собою нужно было оправдаться. Вотъ изъ этихъ то отрывковъ и съ дополненіями собственно [8] для васъ написанными, и составились эти записки.>

12 Августа 1833. — Былъ хорошій день. — Иванъ Карловичъ разбудилъ насъ, какъ и обыкновенно, въ 7¹/₂ часовъ. — Д

ѣ

тскій верхъ разд

ѣ

лялся на дв

ѣ

половины площадкой, окруженной точеными, но некрашенными перильцами, на которыхъ лежали особыми кучками наши три курточки, панталончики и манишки; подъ каждой парой стояли у старшаго желанныя сапоги, у меньшаго презр

ѣ

нныя башмачки. Съ одной стороны площадки была наша спальня и класная. — Класная была комнатка въ три маленькихъ окна, обв

ѣ

шанная съ одной стороны старыми географическими картами, искусно подклеенными К[арломъ] И[ванычемъ], съ другой стороны были дв

ѣ

полочки — одна наша, д

ѣ

тская. На ней были всевозможныя учебныя книги въ переплетахъ и безъ, стоючи и лежа. Только⁵⁹ дв

ѣ

, не помню, какія то переплетенныя книги всегда чинно стояли с краю, а потомъ пойдутъ низенькія, большія, оборванные кусочки. Все туда же бывало нажмешь и всунешь, а то иначе не отпускались въ садъ, покуда не приведешь въ порядокъ Die Bibliothek. Другая полочка была занята в

ѣ

щами, для употребленія самаго Карла Иваныча. Были на ней 8 книгъ его собственныхъ и приобр

ѣ

тенныхъ по случаю, частью во время его жительства у насъ, частью еще у Спазиныхъ, отъ которыхъ онъ перешелъ къ намъ 8 л

ѣ

тъ тому назадъ. Въ числ

ѣ

книгъ этихъ была Библія, которую онъ читалъ по воскресеньямъ. Географическій словарь, который онъ часто читалъ, и Анекдоты Фридриха Великаго, которые онъ р

ѣ

дко выпускалъ изъ рукъ. На этой же полочк

ѣ

стоялъ глобусъ, хлопушка для мухъ изъ сахарной бумаги собственнаго изд

ѣ

лія, à bas jour изъ наклеенной картинки моднаго журнала и еще н

ѣ

которые в

ѣ

щи. На третьей ст

ѣ

н

ѣ

вис

ѣ

ли 2 линейки — одна изр

ѣ

занная для нашего употребленія, другая новинькая, собственная Карла Иваныча, которую онъ больше [9] употреблялъ не столько для линеванія, какъ для поощренія къ прилежанію. Рядомъ вис

ѣ

ла черная доска, на которой въ первомъ д

ѣ

тств

ѣ

нашемъ Карлъ Иванычъ отм

ѣ

чалъ большими крестами невоздержаніе въ постел

ѣ

— за большой и кружк[ами] за маленькой, а въ то время, о которомъ я пишу, отм

ѣ

чались очень дурныя поступки вообще крестами, а шалостей кружками. Подл

ѣ

этой доски дверь въ спальню, надъ которой Карлъ Иванычъ мелом писалъ обыкновенно свой календарь. Такимъ образомъ:

M. D. M.⁶⁰

5   6   7

и т.д. За дверью еще доска для чертежей, печка, а за печкой уже изв

ѣ

стная ст

ѣ

на съ картами. — Въ середин

ѣ

комнаты столъ съ оборванной черной клеенкой, изъ подъ которой видны изр

ѣ

занные края. Кругомъ жесткія деревянные табуреты безъ спинокъ. — Въ этой комнат

ѣ

происходило наше образованіе. Всего памятн

ѣ

й мн

ѣ

одинъ уголъ между печкой и доской, въ которой Карлъ Иванычъ им

ѣ

лъ дурную привычку ставить насъ на кол

ѣ

ни. Какъ помню я заслонку этой печки, вс

ѣ

ея качества и недостатки. Она неплотно затворялась; бывало, стоишь, стоишь, думаешь, Карлъ Иванычъ забылъ про меня, оглянешься, а онъ сидитъ, читаетъ анекдоты Фридриха, и видно, что ему такъ покойно, что онъ думаетъ, что и мн

ѣ

хорошо. Оглянешься, говорю, и начнешь потихоньку закрывать и открывать заслонку или ковырять штукатурку съ ст

ѣ

ны, но ежели по несчастію да отскочитъ (чего и [не]желаешь) большой кусокъ и съ шумомъ упадетъ, одинъ страхъ, право, хуже всякаго наказанія, оглянешься, а Карлъ Иванычъ все также сидитъ и читаетъ Фридриха. Смотришь, вдругъ, о счастіе, начинаетъ подвигать табакерку и нюхать табакъ. Это хорошій признакъ. Обыкновенно передъ т

ѣ

мъ, какъ простить и прочесть нотацію, онъ нюхаетъ табакъ. — Видъ изъ оконъ спальни былъ чудесный: прямо подъ крайнимъ окномъ росла старая изогнутая рябина, за которой видн

ѣ

лась [10] соломенная крыша старой бани, потомъ акаціевыя, липовыя аллеи и р

ѣ

чка, которая течетъ за садомъ. Высунувшись изъ окна, видна была внизу направо терасса, на которой сиживали вс

ѣ

обыкновенно до об

ѣ

да. Бывало покуда поправляетъ Карлъ Иванычъ листъ съ диктовкой, выглянешь и видишь черную голову maman и чью-нибудь спину и слышишь внизу говоръ; такъ сд

ѣ

лается грустно, досадно. Когда, думаешь, перест[ану] я учиться, все бы сид

ѣ

лъ тамъ, слушалъ бы, и, Богъ знаетъ, отчего, станетъ такъ грустно, что и не зам

ѣ

тишь, какъ Карлъ Иванычъ злится и д

ѣ

лаетъ строгiя зам

ѣ

чанія за ошибки. Изъ класной дверь вела въ спальню.⁶¹ Какъ можно забыть и не любить время д

ѣ

тства! Разв

ѣ

можетъ возвратиться когда-нибудь эта чистота души, эта невинная, естественная беззаботность и эта возвышенная религіозносентиментальная настроенность, которыми я, не зная ихъ ц

ѣ

ны, пользовался въ д

ѣ

тств

ѣ

? — Д

ѣ

ти идеалъ совершенства, потому что они им

ѣ

ютъ дв

ѣ

главныя доброд

ѣ

тели: невинную веселость и безпред

ѣ

льную потребность любви. — Бывало какъ заставитъ насъ прочесть молитвы, уложитъ насъ въ чистенькія постели Карлъ Иванычъ, вспомнишь или о томъ, что maman тогда-то плакала, или про несчастную свою исторію, которую разсказ[ывалъ] Карлъ Иванычъ, станешь жал

ѣ

ть и такъ полюбишь его, что увернешься въ од

ѣ

яльце и плачешь, плачешь. Господи, думаешь, дай ему счастіе и позволь мн

ѣ

показать ему свою любовь. — Гд

ѣ

т

ѣ

см

ѣ

лыя [?] молитвы, то чувство близости Богу. Гд

ѣ

т

ѣ

чистыя слезы умиленія? Он

ѣ

не сохли на щекахъ моихъ. Прил

ѣ

талъ Ангелъ Хранитель, утиралъ ихъ и нав

ѣ

валъ сладкія мечты нетронутому д

ѣ

тскому воображенію. Неужели жизнь такъ испортила меня, что нав

ѣ

ки отошли отъ меня⁶² [11] восторги и слезы эти? — Съ другой стороны площадки была первая комната нашего дядьки, въ которой жилъ онъ, дядька, и лежали вс

ѣ

наши в

ѣ

щи какъ шкапъ съ платьями, колодки, вакса, самоваръ, охотничій снарядъ. Ник[олай] Д. былъ охотникъ и поэтому былъ пріятелемъ съ Карломъ Иванычемъ, который любилъ охоту и ходилъ часто, но убивалъ р

ѣ

дко. Карла Иваныча была сл

ѣ

дующая комната. Въ ней была высокая постель, покрытая узорчатымъ ваточнымъ од

ѣ

яломъ, комодъ, столъ съ в

ѣ

щами: чернильница, вышитой кружочекъ, кошелекъ, зеркало и другой столъ, рабочій, на которомъ Карлъ Иванычъ клеилъ коробочки (работа, которую онъ очень любилъ и гордился оной) и по именинамъ дарилъ въ нашемъ семейств

ѣ

. Надъ постелью вис

ѣ

ли двое часовъ на кружкахъ и образъ Спасителя, шитой бисеромъ, работы особы, которую Карлъ Иванычъ не называлъ, но про которую съ улыбкой умалчивалъ. — Въ 7¹/₂ вы встали, од

ѣ

лись и, по обыкновенію, пошли съ Карломъ Иванычемъ здороваться внизъ. Батюшка съ матушкой сид

ѣ

ли за чаемъ. Матушка разливала чай, она была въ какомъ-то серомъ [?] капот

ѣ

съ маленькимъ вышитымъ воротничкомъ и безъ чепца на голов

ѣ

; она не зам

ѣ

тила насъ тотчасъ-же, видно было, что она ч

ѣ

мъ-то очень озабочена; она пристально смотр

ѣ

ла на кончикъ самовара и не поворачивала крана, изъ котораго текла въ чайникъ уже лишняя вода. Услышавъ громкое и обычное «съ добрымъ утромъ» Карла Иваныча она опомнилась и стала съ нами здороваться. У насъ въ семейств

ѣ

ц

ѣ

ловались⁶³ рука въ руку. Какъ хороши были вс

ѣ

движенія матушки, какъ она ум

ѣ

ла придавать ц

ѣ

ну всякому своему движенію. Поц

ѣ

ловавши мою руку, она взяла меня за голову и откинула назадъ, посмотр

ѣ

ла и поц

ѣ

ловала еще разъ въ глаза. «Хорошо ли спали д

ѣ

ти, Карлъ Иванычъ? Я у васъ поздно вечеромъ [?] слышала, кто-то ходилъ, однако я посылала Машу, она мн

ѣ

сказала, что никого н

ѣ

тъ, а я слышала шаги имянно въ классной. — Это вы в

ѣ

рно Карлъ Иванычъ?»