Изменить стиль страницы

— Избегаешь компрометажа?

Они свернули в одну из улиц, стороной миновали ярко освещенный кинотеатр, затем оказались на другой улице и вскоре подошли к подъезду высокого нового дома.

Дверь им открыл Валерий. Увидев Тарана, он воскликнул:

— О, кого я вижу?! Рад, сердечно рад! Прошу.

Ребята вошли в большую полутемную комнату.

Только в дальнем углу ее горела настольная лампа под плотным абажуром.

На круглом столе возле дивана валялись пачки сигарет, поблескивали целлофановые обертки от жевательной резинки, стояли замысловатые бутылки с пестрыми, незнакомыми этикетками.

Таран узнал сидевшего на диване Жору, возле него полулежали, облокотившись на подушки, две девушки и еще какой-то паренек в пестрой рубашке.

В стороне на кушетке сидела Марина — ее Таран тоже узнал — и о чем-то оживленно болтала с мордастым толстым парнем в черном костюме с белым галстукомбабочкой. Рядом с ними, около радиолы, столпились еще несколько молодых людей и девиц.

В комнате было шумно, накурено. Радиола играла что-то бравурное, бьющее по нервам и совсем незнакомое.

Жора поздоровался с Тараном весело, как со старым знакомым, и представил своих соседок.

— Это Стелла, — указал он на высокую яркую девушку с капризным лицом, и та ослепительно улыбнулась ему, изящно протянув тонкую обнаженную руку. — Жемчужина Черноморья, галантно добавил Жора, целуя девушку в плечо, потом указал на вторую свою соседку. — А это Кира. Шаловливая наша малютка. Знал бы, как она ждет тебя!

И Жора многозначительно подмигнул Тарану.

Невысокая, чуть полная девушка с большими карими плутоватыми глазами и курчавой копной каштановых волос задорно ответила, смерив Тарана быстрым взглядом:

— Ваши друзья говорили о вас слишком много хорошего. Это интригует. Садитесь.

Она подвинулась, освобождая Тарану немного места возле себя. Он сел, невольно опершись рукой на ту же подушку, что и она, и чувствуя сквозь рубашку волнующую теплоту ее плеча.

— Подбалдим? — спросил Жора, берясь за бутылку.

— За новых друзей движения! За модерн! — воскликнул Валерий, приветственно поднимая рюмку.

Все шумно подхватили тост.

Валерий развалился в кресле, положив ноги на край стола, и, обращаясь к Марине и Анатолию, продолжал прерванный приходом новых гостей разговор:

— Я утверждаю: они задушат газету. И это террор, черная реакция! Где их хваленая свобода слова? Я, кажется, не поджигатель войны!

— Правильно! — откликнулся с дивана Жора. — Война мешает бизнесу!

Валерий раздраженно махнул рукой.

— Я не о том! Итак, я не поджигатель войны. Но позвольте мне иметь свое мнение о живописи, например. Меня, скажем, волнует это, — он указал на одну из висевших репродукций, нервное сплетение стрел, каких-то молний, трепещущих линий. — Это искусство нашего двадцатого века. Тебя это волнует? — неожиданно обратился он к Тарану.

Василий посмотрел на репродукцию, где в фантастическом бедламе перемешались зеленые, красные, желтые линии, кляксы и брызги, и невольно пожал плечами.

— Разве здесь поймешь чего-нибудь?

— И не надо понимать, надо чувствовать! Воображать! Ассоциировать наконец! Здесь же вся наша жизнь! Это ты чувствуешь?

Таран усмехнулся.

— Я нашу жизнь по другому представляю. А этот… узор, может, на юбку какой девчонке сойдет. И то не всякая наденет, постесняется.

— О ортодокс! — насмешливо воскликнул Анатолий. — О плоды воспитания!

Валерий убежденно продолжал:

— Абстракционизм — это модерн, это знамя века. Он рождает, к вашему сведению, новые формы всюду. Вот литература, например. Кому нужен теперь неторопливый, последовательный рассказ, копанье в душе и психологии героя? Вот я читал недавно. Все летит вверх дном! Сюжет — в клочья! Логика развития характеров — тоже! Никакой психологической волынки!

— Да, да, колоссально! — подхватил Анатолий.

Валерий иронически улыбнулся.

— А официальная критика отнеслась отрицательно.

— Чепуха! — Анатолий раздраженно махнул рукой.

— Мне тоже это не понравилось, — заметила Марина.

— Детка, — с усмешкой обратился к ней Валерий, — оставь это для собрания. Там она нам всем не понравится. А здесь будем искренни.

Марина покраснела.

— Я всюду говорю искренне. Ненавижу лицемеров, — и упрямо повторила: — Мне не понравилось. Вот и все!

Жора вскочил с дивана и, притопывая, залихватски пропел:

Дайте прочесть, дайте прочесть!
Пошлую преснятину ведь надо же заесть!

Валерий, улыбаясь, вышел из комнаты и через минуту торжественно вручил ему журнал.

— Подбалдить! Немедленно подбалдить! — закричал Жора. Виват! Ура! Банзай!..

Все охотно выпили.

— Нох айнмаль! — не унимался Жора. — Повторим на бис!

И снова выпили. Лица у всех раскраснелись, возбужденно заблестели глаза. И только Марина поморщилась.

— Я не могу больше пить, — призналась она.

— Ей надо кальвадос! Как у Ремарка! — воскликнул Анатолий.

— И такую же любовь! — Валерий пьяно засмеялся. — Всех со всеми!

— Перестань! — У Марины на глаза неожиданно навернулись слезы. — Гадости говоришь! У него не так! У него…

— Нет, почему же «перестань»? А свобода слова? Теперь это модно!

— Не очень-то модно, — вмешался Жора. — Газету вашу все-таки прихлопнут. И охота вам в самом деле копья ломать? Вернее — шеи? Добрый мой совет — покайтесь. Авось простят.

Валерий возмутился:

— Какими же трусами и идиотами мы будем выглядеть?! Кайся сам!

— А в чем, в бизнесе? Пожалуйста! Попросят — покаюсь. С меня не убудет.

— И все бросишь?

— Ну, зачем так ставить вопрос? — тонко усмехнулся Жора и подмигнул Стелле. — Одно дело покаяться, другое дело бросить. Бизнес — дело реальное, солидное, а главное — прибыльное.

Жора, обняв Стеллу, развалился на диване и самодовольно продолжал:

— На что тратите свои молодые силы, мальчики? Надо жить весело в наш суровый век. Курите «Честер», жуйте вкусную резинку, выдавайте «рок», но без всякой идеологии, и будьте счастливы! Все это даст вам бизнес. Как говорил один великий человек: «Вы хочите песен? Их есть у меня!»

Из другого конца комнаты Червончик патетически воскликнул:

— Вот слова не мальчика, но мужа!

— Жора, ты прелесть! — засмеялась Стелла, прильнув к его плечу. — Ты почти мой идеал.

— «Рок» без идеологии, — презрительно скривился Валерий. — Какая трусливая и нищенская философия!

Жора снова усмехнулся, на этот раз снисходительно.

— Говоришь, нищенская? И к тому же трусливая? На этот счет могу дать одну деловую справку. Фамилий и цифр не называю исключительно из соображений здоровой конкуренции и личной безопасности. Я сейчас все наличные средства и все, какие только удалось достать, кредиты ставлю на одну карту. Случайно найденную карту! Если выиграю — могу приобрести тачку системы «Волга», даже две, если захочу.

— Бери выше, — откликнулся Червончик. — Любой дизельэлектроход на Черном море!

— Именно. А проиграю — буду стрелять у вас сигареты и клянчить на пиво. Это к вопросу о смелости и нищете.

Анатолий поморщился и сказал, обращаясь к Марине:

— Ох, уж эта торгашеская бравада! Он неисправим.

— Он противен, — тихо поправила его Марина.

Стелла пристально взглянула на Жору и отодвинулась, капризное лицо ее стала почти злым.

— А как к вопросу о дружбе? — тихо, с угрозой спросила она.

Жора поспешно наклонился и прошептал:

— Стеллочка, радость моя, к нашим делам с ним это отношения не имеет.

Стелла враждебно отстранилась.

— Но ты сказал, что все средства…

— Абсолютно все. И даже еще больше. Таковы суровые законы бизнеса. Но дело стоит того, будь уведена.

— Тогда скажи, что это за дело.

Жора загадочно улыбнулся.

— Это коммерческая тайна. Ты первая не будешь меня уважать, если я проболтаюсь.