— Убил?!

— Да. А путь к нему пока только один — через того самого Уксуса. А к Уксусу — через ваших ребят, вернее — через Блохина Витьку. А его-то вот и нет.

Огнев досадливо махнул рукой.

— Нет, так будет! — воскликнул Коля Маленький. — Чтоб я не родился!

Артамонов озабоченно сказал:

— Наверное, в школе что-то случилось. Родителей мы предупредили.

— А как узнать? — спросил Огнев.

— В школу надо позвонить, — ответил Николай. — Ольгу Ивановну, их классного руководителя, вызвать, или еще там учитель есть, Игорь Афанасьевич.

Коля Маленький весело отозвался:

— Его, его! Это такой старик, обсмеешься!

— Почему обсмеешься? Старик что надо, — возразил Николай и, обращаясь к Артамонову, добавил: — Он Витьку Блохина хорошо знает и с нами дома у него был. С дедом его, знаете, какие разговоры о воспитании вел? Заслушаешься!

Артамонов позвонил в школу, но никого из учителей там уже не было.

Когда Игорь Афанасьевич возвратился домой, он с удивлением обнаружил, что жена и дочь тоже дома и обедать собираются вместе с ним.

— Ну, знаете… не ожидал… — обрадованно заявил он, Усаживаясь к столу и по старой привычке засовывая салфетку за ворот. — За последние дни просто одичал. Мы же, например, с дочкой и двух слов не сказали.

— Очень много работы в библиотеке, — вздохнула Маша.

Лицо Игоря Афанасьевича неожиданно приобрело тревожное выражение, и он взволнованно сказал:

— Ты вообще преступно относишься к своему здоровью. Когда ты, наконец, пойдешь к врачу? У тебя слабые легкие, больное сердце, повышенная утомляемость. И целый день без воздуха! Надо что-то предпринимать в конце концов! Я просто не знаю, чем это все может кончиться… Ты окончательно погубишь здоровье и тогда…

— Папочка, оставь Машу в покое, — вмешалась Софья Борисовна, худенькая, энергичная и жизнерадостная женщина лет сорока пяти. — Она вполне здорова и заболеть может только от твоих причитаний.

— Сколько раз я тебе говорил! — вскипел Игорь Афанасьевич. — Во-первых, я тебе не папочка, я ей папочка! — и он ложкой указал на Машу. — Во-вторых, это не причитания. Вы обе абсолютно неразумны. Думаешь, ты очень здоровый человек? А печень?

— А! — беззаботно махнула рукой Софья Борисовна. — Подумаешь, печень!

Игорь Афанасьевич пожал плечами и развел руками.

— Ну, знаете!.. Это просто ужасно! Живу среди каких-то… каких-то варваров!

По многолетнему своему опыту Софья Борисовна поняла, что надо срочно переводить разговор на другую тему, иначе обед будет сорван.

— Папочка, — ласково и кротко сказала она, — ты бы лучше рассказал Маше о своем недавнем знакомстве. Ей это будет интересно.

С лица Игоря Афанасьевича мгновенно слетело выражение тревоги и негодования. Из-под очков разбежались к вискам лукавые морщинки. Он многозначительно поднял палец и с видом заговорщика подмигнул дочери.

— Да, да. Ей это будет интересно.

Маша удивленно посмотрела сначала на мать, потом на отца.

— Что это за знакомство, папа?

— Один молодой человек, — лукаво произнес Игорь Афанасьевич, — который, кажется, нам нравится.

Маша невольно покраснела. «Это, наверно, Валерий Гельтищев, — подумала она. — Его мать работает с папой в одной школе, и Валерий к ней зашел».

— Он мне вовсе не нравится, — возразила Маша.

— Но, но! — погрозил пальцем Игорь Афанасьевич. — Кажется, с отцом можно быть откровенной. Ты уже не маленькая и имеешь право влюбиться. Да, да, это вполне естественно. Надо только уметь разбираться в людях. А ты такая, доверчивая. И какой-нибудь негодяй… подумать страшно!..

— Папа, я же тебе говорю: я не только не влюбилась, но он мне даже не нравится.

— Ну, знаете… — Игорь Афанасьевич обиженно развел руками и пожал плечами. — Я этого не заслужил. Такое недоверие… Кажется, я не чужой тебе человек, и я тебя люблю не меньше, чем мама. Но почему-то ей…

— Папочка, — весело объявила Софья Борисовна, — не лезь в бутылку.

— Я не папочка! — Игорь Афанасьевич даже покраснел от гнева. — То есть я папочка, но не тебе! И вообще, что за выражения! Это называется научный работник? Кандидат?!

Но тут уже вмешалась Маша.

— Ты мой, мой папочка, — она нежно положила свою руку на руку отца. — И, пожалуйста, так не волнуйся. Ну, а тебе самому он понравился?

Ласка дочери действовала на Игоря Афанасьевича, как бальзам. Он мгновенно успокоился и уже совсем добродушно сказал:

— Представь, да. Он чудесный парень. Уж я кое-что понимаю в людях.

— Чудесный?

— Да, да, — подтвердил Игорь Афанасьевич. — Конечно, он не очень образован. Тут мама права. Но у него есть душа и характер. А это самое важное. Да, да, самое важное! — повторил он, с вызовом поглядев на жену. — «Пер Гюнта» он мог не читать… но я уверен, он его прочтет.

— Что?.. «Пер Гюнта»? — изумленно повторила Маша и с неожиданной тревогой спросила: — Папа, как же его зовут?

— Ах, ты уже забыла? Очень интересно! Что ж, вспоминай, — и он строго погрозил жене пальцем. — Только ты, пожалуйста, молчи.

Софья Борисовна с улыбкой тряхнула головой.

— Нет! Это уж выше моих сил, — и, обращаясь к дочери, торжественно добавила: — Ты только подумай, он встретил Николая!

Игорь Афанасьевич покраснел от возмущения.

— Ну, знаете!.. Если я прошу молчать…

Но в этот момент в дверь постучали, и из коридора донесся голос соседки:

— Игорь Афанасьевич, вас к телефону!

Маша проводила взглядом отца и, когда дверь закрылась за ним, тихо спросила:

— Мама, как же это все случилось?

…Когда Игорь Афанасьевич вернулся в комнату, Маша, улыбаясь, сказала:

— Папа, ты, оказывается, чудесный агитатор. Даже мама…

Игорь Афанасьевич строгим тоном перебил дочь:

— Прошу быстрее кончать обед. Сейчас к нам приедут.

— Кто приедет?! — одновременно воскликнули Софья Борисовна и Маша.

Игорь Афанасьевич ответил со скромной гордостью:

— Из штаба народной дружины. За консультацией.

Женщины переглянулись, не в силах сдержать улыбки.

— Папочка, — озабоченно заметила Софья Борисовна, но в глазах ее светились лукавые искорки, — мне кажется, ты становишься чересчур воинственным.

— Я попросил бы… — строго оглядев жену и дочь, начал Игорь Афанасьевич, но тут же досадливо махнул рукой. — Ах, ну давайте же скорее второе!

…Маша едва успела собрать со стола посуду и заменить скатерть, когда в передней раздалось три звонка.

Игорь Афанасьевич сам открыл дверь.

— Прошу, товарищи, прошу. Вот сюда.

Маша оглянулась и увидела Николая, сначала только Николая, хотя он и вошел в комнату последним. Первым с Машей поздоровался Артамонов, потом Коля Маленький.

— Моя супруга… Моя дочь… — церемонно представил женщин Игорь Афанасьевич. — Прошу садиться. Так чем могу быть полезен?

Николай сел на краешек стула и, не поднимая глаз, смущенно, даже как-то деловито принялся мять в руках кепку. Коля Маленький чувствовал себя свободнее и с любопытством оглядывался вокруг. Рассказал о цели их прихода Артамонов, рассказал, как всегда, коротко и деловито.

— Так, так… вот оно, оказывается, в чем дело, — кивнул головой Игорь Афанасьевич. — Понятно, — и неожиданно прибавил: — Я бы, между прочим, на его месте тоже не пришел.

— Почему? — удивленно поднял брови Артамонов.

Даже Николай оторвал взгляд от кепки. В глазах Коли Маленького зажглись лукавые огоньки, и, наклонившись к Николаю, он восхищенно прошептал:

— Сейчас он выдаст… чтоб я не родился!

— Почему? — замявшись, переспросил между тем Игорь Афанасьевич. — Дело в том… э-э, что классный их руководитель не очень… как бы это сказать?.. не очень чуток. Я Блохина встретил в коридоре… и с Ольгой Ивановной говорил… Она его, извольте ли видеть, с урока удалила. Записки он, мол, не принес и домашних заданий не выполнил. Ну, знаете… — он по привычке пожал плечами и развел руками. — Это абсолютно антипедагогично, абсолютно! Я так и сказал, и на меня, конечно обиделись.