Такая наглость возмутила многих. Осуждали слабость королевы и бесстыдство принцев. Но в этот момент герцоги Гиз и Майеннский, его дядя и ветеран лиги, глава дома Гизов, являются к королеве, чтобы заверить ее в абсолютной преданности их семьи. У Майенна даже наготове совет отправить Конде в Бастилию, поближе к графу д’Оверню.

Так распалась коалиция принцев. Мария Медичи приказывает Суассону немедленно вернуться в Париж: уже 23 декабря он является к королеве с извинениями. Конде вернулся в Париж 29 декабря без всяких церемоний и больше не заикался о созыве Генеральных штатов.

1611-й

Но, к несчастью, в первые дни 1611 года от воодушевления Марии Медичи, проявленного в декабре 1610-го, не остается и следа. 3 января разгорится ссора между Бельгардом и Кончини: кто из них будет спать в комнате, ближайшей к спальне короля? Страсти разгорелись, Кончини бросил вызов Бельгарду. Королева пытается предотвратить дуэль и вернуть Кончини в Лувр. На следующий день Суассон торжественно примиряет обоих противников. Но при дворе уже бушуют страсти.

Конде воспользовался этим, чтобы снова заявить о своих требованиях. Мария решает их удовлетворить. Узнав об этом, принц, перед этим сказавшийся больным, вдруг чудесным образом выздоравливает и бросается к ногам королевы, чтобы выразить ей свою вечную признательность и заверить в искренней преданности. В тот же день королева дала согласие на брак герцога де Гиза и мадам де Монпансье — одной из своих ближайших подруг, имевшей поистине княжеское приданое. Облагодетельствовав одновременно Гизов и Конде, королева решила, что с требованиями таким образом покончено, но вызвала только новый шквал просьб.

Милости и щедроты королевы по отношению к Гизу и Конде вызвали гнев и зависть Суассона и Конти… Суассон требует для своего сына руки мадемуазель де Монпансье — самой богатой наследницы королевства, которую Мария Медичи прочила замуж за своего младшего сына — герцога Орлеанского, но королева не могла лишить невесты собственного сына.

Принц Конти оказался причиной столкновения, которое чуть было не привело к бунту. Он был в совершенно мрачном настроении после милостей королевы к Конде. Пустяковый эпизод — столкновение двух карет и последовавшая за этим брань кучеров, как оказалось, служившим Конти и его брату Суассону — вызвал ссору двух принцев и чуть было не привел к дуэли.

Суассон не принял всю историю всерьез и попросил Марию отправить к Конти Гиза, чтобы его успокоить (напомним здесь, что принцесса де Конти — сестра Гиза). Герцог отправился в особняк Конти в сопровождении около шестидесяти дворян. Мимо дворца Суассона он проезжал с таким шумом, что граф послал предупредить Конде и его друзей, которые собрали более 200 всадников. Они медленно проехали по улицам Парижа, бросая тем самым вызов герцогу де Гизу. Потом направились в Лувр, где Конде и Суассон жаловались Марии на наглость Гизов: Бурбоны выступили против Гизов, страсти разгорелись, двор разделился. Невэр, Вандом, Бельгард, д’Эпернон, Сюлли, Роан стали на сторону Гизов. Кончини оказался в лагере Конде и Суассона. Волнение было таково, что пришлось удвоить охрану Лувра, отдать приказ парижскому ополчению вооружиться и протянуть цепи через улицы. В течение двух дней продолжались бесполезные переговоры.

А потом, на третий день, внезапно все стихло. Герцог Майеннский сыграл роль благородного отца и произнес слова примирения, не забыв при этом подтвердить верность свою и своей семьи королеве.

В результате всей этой истории престиж Марии Медичи только укрепился. Она торжествовала, но все-таки предусмотрительно приказала привести поближе к Парижу несколько сотен вооруженных дворян на случай повторения подобных инцидентов.

Внутри страны спокойствие сохранится до конца года. Благодаря идее герцога Майеннского появился трактат Об аристократической монархии, в котором утверждается, что женщин нельзя допускать к управлению государством. Королева-мать приказала сие писание уничтожить, но автора простила.

На ассамблее протестантов в Сомюре Сюлли неловко пытался перевести свою личную неприязнь к королеве в столкновение протестантов с католиками. Но большинство протестантов сохраняли спокойствие: они получили новые уступки от королевы: крепости оставлены им еще на пять лет, увеличены жалованья пасторам при условии, что их назначение будет одобрено королевой.

Неуклонно растет могущество Кончини. Лавирование между двумя кланами дало хорошие результаты, и теперь уже не слышно о созыве Генеральных штатов, которого принцы так бурно требовали в конце 1610 года.

Когда в последние дни ноября 1611 года королева сообщает, что рассчитывает увидеть принцев в Париже на Рождественские праздники, все беспрекословно повинуются. Королеву не слишком огорчили две смерти при дворе: герцогов Майеннского и Николя Орлеанского. Она собирается воспользоваться присутствием принцев в Париже, чтобы заставить их стать гарантами некоторых изменений, которые она внесла во внешнюю политику Генриха IV.

Уведомление об испанских браках

Во время рождественских праздников и в начале января 1612 года около 6000 дворян толпятся при дворе, надеясь получить содержания и должности. Снова начинаются стычки между сторонниками Гизов и Бурбонов, снова вооружается парижское ополчение.

Желая показать принцам границы их могущества, Мария Медичи приказывает ввести в Париж часть войск, расквартированных на подступах к столице, а 22 и 23 января Людовик XIII с внушительным эскортом в сотни рейтар отправляется на охоту. За этой демонстрацией силы немедленно — 26 января 1612 года — последовало официальное объявление об испанских браках.

На совете канцлер сообщил, что в связи с изменением политической ситуации королева была вынуждена выбрать для мадам Елизаветы другую партию, которая больше бы соответствовала требованиям данного момента. Заботясь единственно о том, чтобы вручить своему сыну королевство во всех отношениях благополучное, она полагает, что брак Елизаветы с наследником Испанской короны является в этой перспективе самым подходящим средством для обеспечения мира. Гизы и их друзья поддерживают происпанскую политику королевы. Конде и Суассоны этим возмущены. Суассон негодует: «Короля женят, а нам сообщают об этом как о свершившемся факте… Министры не имеют права принимать решения и действовать. И если королева является регентшей, то почему мне ничего не известно о том, что для ее избрания собирались Генеральные штаты, разве король Генрих указал в завещании, что парламент Парижа имеет право ее выбирать? Как раз наоборот. И если все-таки Ее Величество претендует на право быть регентшей в силу завещаний других королей, то пусть посмотрит, как государство управлялось при этих королях: в то время ничего и никогда не решалось и не делалось без советов принцев и должностных лиц короны». Суассон отказывается явиться в Лувр и через некоторое время покидает Париж. Вместе с Конде они решили объединиться и не давать согласия на браки, пока их требования не будут удовлетворены.

Незадолго до масленицы испанский посол официально признал мадам Елизавету своей государыней. Это была тщательно подготовленная, пышно обставленная церемония. 25 марта, в 10 часов вечера в переполненной большой галерее Лувра, в присутствии принцев (за исключением Бурбонов), министров, маршалов Франции, крупных придворных сановников, дон Иниго де Карденас, приветствовав короля, преклонил колени перед мадам Елизаветой, одетой на испанский манер в платье из серебряной ткани, отделанное золотом. Присутствовавшие испытывали гордость и удовольствие. Одни с удовлетворением видели, как Франция объединяется с самой католической нацией Европы. Для других в этом было нечто вроде победы над историей: представитель Мадрида на коленях перед старшей дочерью Генриха IV.