Около шести вечера сообщили маленькому дофину. Теперь он король Людовик XIII. Узнав о смерти отца, малыш заплакал и воскликнул: «Ах, если бы я был там с моей шпагой, его бы не убили!» Мария оставляет его спать в своей спальне. Сын с нею, и все спокойно в потрясенном Париже.

Завтра Мария станет регентшей.

Равальяк

Франсуа Равальяк родился в Ангулеме в 1578 или 1579 году. Лакей парламентского советника, он стал позже, как и его отец, ходатаем в суде. На какое-то время он поступил в монастырь фельянов, но бьющая через край религиозная экзальтация, видения, кликушеские, но бессвязные высказывания явились причиной, по какой его через несколько месяцев выставили за ворота. В Ангулеме он слыл человеком странным. Мягкость в поведении резко контрастировала с физиономией висельника. Физически сильный и высокий, крепкого телосложения, с руками молотобойца, жесткими волосами и густой бородой черного цвета с рыжеватым отливом. Лицо аскета с горящими глазами дополняет дьявольский вид. Из-за такой внешности его однажды обвинят в убийстве, через год он выйдет из тюрьмы, с него будут сняты все подозрения, но вскоре снова попадет туда, потому что погрязнет в долгах.

В тюрьме изучает теологию, пишет мистические стихи, его продолжают посещать видения. Он мучительно ищет ответ на вопрос: в каких случаях христианин имеет право убить короля, врага папы?

Вышедший из тюрьмы Равальяк становится местной знаменитостью. Герцог д’Эпернон, губернатор Ангулема, заинтересовался его судьбой и отправил в Париж выступить ходатаем на своем столичном процессе. По дороге он заезжает в замок Мальзерб взять письма у графа д’Антрага. Маркиза де Верней тоже передает ему письма в столицу.

В Париже Равальяк два месяца живет у компаньонки Анриетты, Жаклин д’Эскоман, занимается процессом д’Эпернона, гуляет по городу, ходит в церковь. В 1608 году на улицах обсуждали приезд чрезвычайных посольств из Испании и Голландии, чтобы король рассудил бесконечный конфликт Мадрида и его подданных кальвинистов, восставших против его власти. Некоторые одобряли расположение короля к протестантской Голландии. Другие были возмущены помощью короля Франции, который называет себя католиком в этой нации еретиков, в борьбе против католической Испании.

В церквях бесчинствовали проповедники, осуждая нарушение Нантского эдикта: он запрещал гугенотам проводить богослужения менее чем в пяти лье от Парижа. Но король разрешил построить им свой храм в Шарантоне — у самых ворот Парижа. На протесты парламента король небрежно заметил, что отныне Шарантон находится в пяти лье от столицы. Позже Равальяк скажет, что к покушению на жизнь короля его подтолкнули «слышанные мной проповеди, из которых я узнал причины, по которым надо убивать королей».

В 1609 году Равальяк уже готов убить короля. Но одновременно с этим испытывает некоторые сомнения и угрызения совести. Тем не менее за год до преступления он принял решение выполнить любой ценой миссию, которая ему уготована свыше.

Он следит за поездками короля. Однажды подошел к нему около кладбища Невинноубиенных. На суде он скажет, что в этот день собирался не убивать короля (не был вооружен), а просто спросить, правда ли, что Генрих хочет воевать с папой и гугеноты готовят избиение добрых католиков. Перед тем как совершить убийство короля, он должен был из его уст собственных услышать признание о дурных намерениях.

Позже он хотел было отказаться от своего замысла и снова поступить к фельянам или к иезуитам, но его не приняли. Ближе к Пасхе 1610 года Равальяк возвращается в Ангулем. Но нет мира в душе его. Он чувствует, как невидимая сила отбрасывает его от алтаря. Теперь у него не осталось сомнений: только убийство короля, по воле Господа, вернет его в лоно церкви, и он устремляется в Париж выполнить свою миссию. В апреле его снова одолевают сомнения, возвращают назад в Ангулем. Но увиденное по дороге распятие напоминает ему о долге. Он возвращается в столицу. 14 мая 1610 года около четырех часов пополудни на улице Ферронри Франсуа Равальяк бросился к королю и убил его двумя ударами ножа.

Многие соглашались, что не обошлось без иезуитов, которые еще 200 лет назад провозгласили тезис о законности тираноубийства.

Знамения

Странные знамения сопровождали смерть короля. В своих Мемуарах Ришелье приводит их с особой скрупулезностью.

14 мая монахиня аббатства святого Павла, около Бовэ, не явилась в трапезную обедать. Ее обнаружили в своей келье, заплаканную, потрясенную видением, предвещавшим неминуемую гибель короля. Во время вечерни видение повторилось: монахиня утверждала, что сию минуту видела короля, убитого ножом.

В тот же день в монастыре капуцинок одна из сестер, вдруг услышав звон колоколов, разрыдалась и сказала подбежавшим к ней монахиням, что колокола предвещают смерть короля. Все увидели, что монастырский колокол действительно звонил сам по себе.

В день убийства юная пастушка из Патэ (между Шатодуном и Орлеаном) пасла овец, как вдруг услышала голос, возвестивший ей, что в это мгновение убили короля. 14-летняя девочка даже не знала, какой такой король. Позже она приняла монашеский сан и стала настоятельницей монастыря госпитальерок в Париже.

Разумеется, видения никак не доказывали наличия заговора. Просвещенные люди той эпохи, и среди них Ришелье, толковали их как знамения, ниспосланные Провидением.

Прево из Питивье

В несколько ином свете видится дело прево из Питивье. В день убийства короля он наблюдал партию игры в мяч и после особенно удачного удара сказал с видом человека, который многое знает: «Сегодня последует удар получше». Позже он спросил, который час, и громко объявил: «Осталось недолго, если уже не свершилось».

Когда стало известно о смерти короля, люди, слышавшие эти слова, углядели связь между событием, потрясшим королевство, и высказываниями прево. Об этом донесли канцлеру, который его арестовал и заключил в парижскую тюрьму. Наутро прево был найден в своей камере повешенным на шнурке, перекинутом через балку. Далее выяснилось, что у прево было два сына иезуита, а сам он был связан с цирюльником д’Антрага и маркизы де Верней.

Мертвые не говорят. Более серьезными оказались разоблачения Жаклин д’Эскоман, в результате которых возникло подозрение в возможном участии Марии Медичи в заговоре с целью убийства короля, ее мужа.

Компромат на королеву?

Знала ли Мария о заговоре против Генриха IV? Если да, какова ее роль — стороннего наблюдателя или активного участника? Некоторые не колеблясь сразу же начали подозревать Марию Медичи.

Сюлли утверждает, будто летом 1609 года Генрих говорил ему, что «Кончини ведет переговоры с Испанией, Пасситея, приставленная Кончини к королеве, заставляет ее короноваться, а он прекрасно понимает их планы, которые увенчаются успехом только в случае его смерти, и, наконец, он совершенно точно знает, что его убьют».

8 мая 1616 года королева-мать и юный Людовик XIII подписывают с бунтующими принцами Лоденский мир, в одной из статей которого предусматривается пересмотр дела о смерти Генриха IV. Это доказывает, что, во-первых, проведенное в 1610 году следствие считалось неудовлетворительным, а во-вторых, потребовалась гражданская война, чтобы заставить Марию Медичи возбудить пересмотр этого дела. Кого она хотела прикрыть? Были ли у нее личные причины для беспокойства? Но дело так и не было возбуждено.

В мае 1617 года на процессе Леоноры Галигаи среди прочих судьи внезапно начали задавать ей вопросы о смерти короля. Знала ли она о заговоре против Генриха IV? Не желала ли она и ее муж смерти короля? Защита Леоноры была весьма ловкой, и судьи многого не добились. Но раз спустя семь лет после убийства в ближайшем окружении королевы искали нити, которые могли бы привести к настоящим преступникам, то это значит, что огромное подозрение пало на саму Марию.