— Вот именно! — крикнул кто-то.

— Браво, Забор!

— Ну, выдал! — восторженно шепнул Авга.

— Да-а! — согласился я, в который раз убеждаясь, что есть в нашем Заборе та закваска, которая делает его истинным комсоргом и которая не зря приводит в трепет Шулина.

Вошла быстрая и сосредоточенная Клавдия Гавриловна, историчка, и урок начался.

После звонка мы перебежали в кабинет иностранного языка, и заинтригованный люд плотно окружил стол Забровского и Садовкиной, мигом образовав над ним этакий двухъярусный кратер. Наташка смутилась, что оказалась вдруг в самом центре внимания, и вскочила, мол, я тут ни при чем. А мне, наоборот, хотелось именно туда, в жерло этого вулкана, и я даже имел право на это, но запоздало лезть в середку было слишком демонстративно. А нутро мое тоже кипело, и мне тоже требовалось ударить если не вулканом, то хотя бы гейзером. Я оттянул от толпы к окну Шулина и растолковал ему, в чем дело. Авга отнесся к анкете с неожиданной прохладцей. Оглянувшись на шумящую кучу-малу, словно не веря, что и там говорят об этом же, он разочарованно протянул:

— У-у, а я думал, что-то путевое!

— Это зависит от нас: поставим путевые вопросы, получим путевую анкету.

— И о чем спрашивать?

— О чем хочешь. Что волнует.

— Меня многое волнует.

— Вот и формулируй.

— Хм, формулируй!

— Или вот что, Авга, слушай! Давай для старта я тебе дам пару уже готовых вопросиков. — Я вынул из кармана бумажку. — Вот они. Старт и тебе нужен, и всему классу, потому что когда начнется собрание, все будут раскачиваться и оглядываться друг на друга, а мы с тобой поочередно — бэмс, бэмс! И пошла цепная реакция! Главное — затравить! Понял?

Шулин усмехнулся.

— Вроде подсадных уток.

— Почти. Но подсадные — на веревочках, а ты вольный казак: эти не нравятся, другие давай. Но подтолкнуть народ обязательно надо!

Авга взял листок, прочитал и воскликнул:

— Ого, вопросики!

— А что?

— «Кто умнее: девчонки или мальчишки?» Да мне такого в жизнь не придумать! Сразу поймут, что я белены объелся!

— Наоборот, чудак! Все только ахнут: ого, скажут, ай, да Авга, ай, да Спиноза!

— Брюхоза!

— Вот увидишь!

— Ну ладно. Забор поручил?

— Забор. Поручил мне, но я и тебя привлекаю.

— А не влетит тебе?

— Нет, за работу с массами обычно хвалят… Да и вдвоем надежнее. Мигом собрание кончим!

«И я успею на свидание!» — обрадованно спохватился я, но тут же грустно заключил, что въедливый Васька все равно час протянет. И никакого просвета!.. Не маму же просить, да и ей к двум на работу. Позвонить в седьмую школу, вызвать Снегиреву и перенести встречу часа на четыре? Но как звонить, откуда, что говорить? И тут люди, и там люди! Нет, не годится! Что ж ты подкачал, мой талисманчик? Первое свидание — и на тебе!.. Лучше бы сегодня совсем в школу не приходить! Забор бы один и объяснил, и подсадных уток организовал, к собрание провел, раз он такой прыткий! Мало того, что не представил меня как соавтора идеи, так еще и свидание сорвал, деятель!.. Убегу вот — и все! Правда, теперь и Шулин тут замешан, и его не бросишь, А может, потому Васька и засекретил меня, чтобы я естественней как подсадной выглядел? Иначе бы липа получилась! Да, пожалуй, именно так. Ну, хитер, Забор!

Пряча листочек, Авга спросил:

— Эп, а вдруг того, мы крякнем, а все молчок?

— По второму разу крякнем.

— И опять молчок?

— Ну уж!

— А вдруг?

Тогда не знаю… Тогда пусть сам Забор крякает. А что мы еще можем сделать? Сальто-мортале?

— А может, третью уточку? — плутовато предложил он. — Уж работать с массами, так работать?

— Третью?

— Ага. Вопросы еще есть?

— Есть.

— Ну и давай. Бог троицу любит! — с заговорщицким азартом заключил Шулин.

— А кого?

Мы осмотрелись.

Васькин вулкан продолжал клокотать. Сгрудились все, кроме Вани Печкина, который, заткнув уши, зубрил английский. Или он дома ни фига не учил, или у него память некудышняя, но Ваня Печкин долбил учебники из перемены в перемену, даже когда дежурный выгонял его, чтобы проветрить класс, он прихватывал книжку с собой. Каким-то испуганным был у нас Ваня Печкин, и первую половину каждого урока, то есть во время опроса, сидел как приговоренный, сжавшись и чуть ли не дрожа. Он так и напрашивался на высмеивание, и в общем-то мы подсмеивались над ним, хотя не особенно зло, но считали его серой личностью.

Мы с Авгой переглянулись и, моментально поняв друг друга, направились к Ване Печкину. Вот будет фокус, если удастся его сагитировать, тон всему классу зададут второстепенные члены… Я зашел сбоку и живо захлопнул английский. Ваня Печкин вздрогнул и тревожно поднял голову.

— Отвлекись-ка на минутку, — сказал я.

— Чего?

— Отвлекись, говорю, и уши разоткни!

— А чего?

— Дело есть! — сказал важно Шулин.

— Причем дело пустяковое, но для пользы всего класса, — внушительно добавил я.

— Мне некогда.

— Всем некогда!

— Слушай, Ваня Печкин, ты можешь хоть раз что-нибудь пожертвовать классу: или время, или отметку? Можешь? — воззвал я, почувствовав, что надо брать круче.

— Это вон пусть Садовкина оценки жертвует, у нее много пятерок! — недовольно мотнул головой Ваня Печкин. — А мне нечем жертвовать, у меня одни двойки!

— У всех двойки! — отрезал Шулин.

— И меня спросят!

— Сегодня не спросят. Придет новая учительница. А новые сразу не спрашивают, а сначала знакомятся! — попытался я внушить Ване Печкину здравую мысль.

Но он не сдался.

— Ага, это с вами будет знакомиться, а меня спросит! Не мешайте! — И, открыв учебник, опять углубился в него, равнодушно выставив свою макушку.

Я со злости чуть не влепил ему щелчок в эту макушку, но под жидкими волосенками различил какую-то коростинку и брезгливо махнул рукой. Авга буркнул «балда ты осиновая с медной нашлепкой», и мы отошли. Наш поход в массы провалился. Еще бы! Если уж буря целого класса не раскачала Ваню Печкина, то что тут наши хилые потуги. Оставалось надеяться, что и без третьей утки дело обойдется— вон как народ оживлен.

По звонку все суматошно расселись, но вместо новой учительницы опять вошла Анна Михайловна со своей дирижерской палочкой, двухцветным карандашом. Постучав по столу, она несколько виновато произнесла:

— Ребята, снова неувязка.

— И эта заболела? — спросил кто-то.

— Нет. Амалия Викторовна думала, что ее уроки начинаются с третьего. Я только что звонила ей. Она выходит, но знаете, человек пожилой — пока дойдет, пока найдет — будет конец урока.

— Хорошо! — вздохнуло полкласса.

— Напрасно радуетесь! Кое-кому эти последние занятия нужны, как воздух! Смотрите, как бы ваши легкие вздохи не обернулись тяжестью! — строго заметила завуч, и в этом была истина, которая касалась и меня, правда, я не вздыхал облегченно, потому что был заинтересован в Амалии Викторовне. — Сейчас придет библиотекарь и почитает вам что-нибудь, так что никакого шума и спокойно оставайтесь на своих местах!

Забор вскочил и сказал:

— Анна Михайловна, отдайте этот час в наше распоряжение! Мы хотели задержаться после уроков, но раз так, то лучше сэкономить время. Нам нужно провести междусобойчик.

— Что провести?

— Междусобойчик!.. Ну, разговор то есть!

— Очень хорошо! Пожалуйста, поговорите, — улыбнувшись, согласилась завуч. — Я вам нужна?

— Нет.

— Только тихо. Обещаете?

— Обещаем! — крикнули мы.

— Чш-ш! — И Анна Михайловна вышла.

Васька стремительно оказался у стола, с тетрадкой в руке, поправил пятерней прическу и сказал:

— Видите, как складно все получается! Сама фортуна за нас!.. Итак, на чем мы остановились?

— На мыльных пузырях, — подсказал Зеф.

— Да! Пора кончать с мыльными пузырями! А для этого есть только одни путь — дело! Вот и займемся делом!.. Я все объяснил, вы все поняли — прошу!.. Придумывайте сколько угодно вопросов, но чтобы участвовал каждый. Кстати, если поработаем в темпе, то спасем от голодной смерти собаку Вани Печкина!