В «Hermetic dictum», например, термин meditari используется как созидающий диалог, посредством которого вещи переходят из бессознательного в активное состояние; для Тезауруса Роже слово meditation означает обнаружение семантического пространства, в котором рациональное и иррациональное присутствуют как атрибуты целостности. Для Юнга это «обнаружение Я (self) в тихой точке середины вещей». Для Чарльза Тарта это проникновение в «среду, в которой человек воспринимает себя „нереальным“»[182]. По словам Стивена Волински[183], это «состояние без состояния», для Кена Уилбера – способ «вырваться из кинофильма жизни», для Арнольда Минделла – «развитие метанавыка»[184]. Для Тринле Гьямцо – искусные методы, с помощью которых аннулируется «точка отсчета» самоидентификации[185]. В контексте Пути Игры я называю медитацию пребыванием в Золотом Сечении Образа.

Говоря обо всем этом, я прекрасно понимаю, что «не рассказываю ничего нового. Мудрецы прошлого всегда говорили одни и те же слова, а когда они писали, то всегда получалась одна и та же книга. Они всегда передавали нам один и тот же сигнал, повторяемый на разных языках, с использованием метафор времени и исторической эпохи, в которую они жили. Но сигнал был один: „Отключите сознание. Выйдите из собственного эго и посмотрите на него со стороны. Прекратите хотя бы на миг роботическую деятельность. Прекратите игру, в которой участвуете“»[186]. Игру, в которой «опьяненные существованием во времени, озабоченные клеванием, мы забываем дать жизнь той части себя, которая смотрит»[187] и все рационализирует.

«С отказом от привычки к рациональной мысли / интерпретации мир рушится, и остается только чистая энергия, сознание – код. Этот код можно прочесть или переписать, как того пожелает воображение».[188] Так постепенно в процессе медитации «линейный» мир ролей уступает место «нелинейной» творческой реальности актера, объединяющей все противоположности в единое целое благодаря знанию о пустотной природе зрителя. То есть мы начинаем как бы меньше смотреть и больше видеть. Говоря словами Питера Брука, «чтобы добиться определенного качества, надо прежде всего создать пустое пространство. Пустое пространство способствует рождению нового явления»[189]. Мистер Судзуки[190] более технологичен: «Пусть тело и ум станут похожими на камень или кусок дерева. Когда же все признаки жизни уйдут, а вместе с ними ограничения, и ни одна идея не будет беспокоить ваше сознание, вдруг – смотрите! – вас внезапно окутает ясный свет, из которого лучится радость!»

Итак, с чего же мы начнем?

Дадим своим глазам мягко закрыться и сосредоточимся на дыхании. Вдох – выдох, вдох – выдох. Это легко.

Теперь попробуем сознательно сконцентрироваться на тире, то есть той самой черточке, которая разделяет вдох – выдох на две части. Это означает, что между вдохом и выдохом есть пространство, так называемый пустой экран. Обнаружили? Продолжайте: вдох – пространство – выдох, вдох – пространство – выдох.

Теперь чуть сложнее: между выдохом и новым вдохом тоже есть пространство. Обнаружили? Пробуем: вдох – пространство – выдох – пространство – вдох – пространство – выдох – пространство…

А теперь совсем сложное задание: удержим пустое пространство, на которое спроецируем вдох – выдох, как фильм на экран. Это будет выглядеть следующим образом: пространство – пространство – пространство – пространство… а на его фоне вдох – выдох – вдох – выдох – вдох – выдох…

Еще раз про то же, но чуть иначе.

Многим известны истории о «странной» привычке Моцарта, который в периоды подавленности и творческой растерянности уходил на пруд, где рвал несколько листов бумаги на маленькие кусочки, бросал их в воду и затем часами смотрел на их медленное кружение. Считается, что так он входил в нелинейное состояние, в котором мог переживать события не с точки зрения времени, последовательно, но с точки зрения Вечности, то есть одновременно: «Я не прослушиваю в своем воображении партии последовательно, я слышу их звучащими одновременно»[191].

Это один из ярких примеров спонтанной самоорганизации Ума великого художника. Механизм этой шутки гения очень прост: во-первых, когда мы удерживаем Ум на одной точке, концентрируя его, например, на биении своего сердца, энергия, повязанная множеством различных объектов, освобождается и мы оказываемся в переживании энергетического избытка, и это одна сторона медали; другая в том, что, используя даже самую простую форму медитации, то есть концентрируя внимание на кончике носа (на точке, где, как мы чувствуем, входит и выходит тоненькая струйка воздуха), мы позволяем «когортам» мыслей и чувств «маршировать» в том направлении, в каком им нравится, с одной стороны – не вступая с ними в бой, с другой – не следуя за ними. И «какие бы объекты ни проявлялись, мы не стремимся схватить их и, в то же время наблюдая с острой бдительностью, спокойно расслабляемся. Возникающее светоносное состояние, лишенное измышлений, в котором не удерживаются ни понятия, ни явления, – это изначально освобожденная природа Ума, глубинное состояние Царя Всетворящего»[192].

Итак, мы начинаем вырабатывать в своем Уме так называемую дистанцию к играм собственной роли, то есть перестаем следовать за картинками в Уме (как ослики за болтающейся перед носом морковкой). Мы перестаем хватать их, но позволяем резвиться «как детям в песочнице». Мы обнаруживаем тот самый «центр тяжести», вокруг которого по-прежнему радостно и спонтанно «вихрится» все многообразие мыслей-явлений, с одной только разницей – мы больше не пойманы этой «ментальной оргией»! Таков механизм достижения так называемой вивенции[193], механизм проникновения в «безмолвную зону» мозга. Фактически все медитации из компендиума Алхимии Игры заканчиваются проникновением в лучистое сияние «пустого пространства»[194] Театра Реальности, которое за играющими в нем трагедиями и комедиями; в сияние самого зеркала за отражающимися в нем картинками; в белизну самого экрана за бесконечным мельтешением ролей.

Подведем черту.