— Отец, бери лодку! У того берега язь плавится — массой!

Все исчезло так же внезапно, как и появилось. Когда в зале включили свет и экран, стена, кресла оказались на своих местах, — мы как будто шлепнулись на землю из какой-то сказочной страны. То, что мы видели, было до такой степени настоящим, почти осязаемым, что мы не только забыли о январе, морозе, о том, что кругом нас на многие километры раскинулись каменные кварталы столицы — мы просто лишились этого бессознательного, но постоянного ощущения реальной действительности. Мы сидели молча, потрясенные, и смотрели на Маэстро. А он улыбался, довольный произведенным эффектом, и тоже молчал, опершись подбородком на руку, лежащую на спинке кресла.

— Ну вот, — произнес он наконец, поднимаясь. — Это максимум.

— Тут все, — с трудом приходя в себя, начал я; — и краски, и объемность, перспектива, и ваш замечательный подвижной звук…

— Цветной, объемный, стереозвуковой фильм, — сформулировал Маэстро и добавил: — Экспериментальный, без всяких трюков и игровых эффектов. Просто — картинка с натуры. Я сделал его тоже для того, чтобы показать будущее кино, а главное — дистанцию, все ту же досадную дистанцию, на которую иногда отстает промышленность от передовых возможностей техники… Однако — перебил он себя, взглянув на часы, — пора двигаться. Едемте сейчас ко мне. Разоблачать тайны вашего замка.

Мы поднимались по широкой лестнице дома, где жил наш друг. Я прекрасно помнил, что его квартира на третьем этаже. Однако он остановился на втором и, вынув ключ, стал открывать дверь.

— Позвольте, вы ошиблись этажом! — заметил я.

Он улыбнулся.

— Нисколько. Вот вам и первая тайна: у меня теперь здесь вторая комната. И в этом заключается необходимое условие, без которого не может быть решена проблема невидимки. Прошу, входите. Как видите, расположение и размеры те же, что и там, наверху. Это тоже имеет значение.

Мы вошли, и я узнал издавна знакомый «рабочий беспорядок» домашней лаборатории моего друга.

Всю середину комнаты занимали несколько столов, сдвинутых вместе и образовавших как бы один громадный стол, на котором ничего не было. Предметы же, которым следовало бы расположиться на столах, лежали на полу, на подоконниках…

Но главное, что невольно привлекало внимание, это стены и потолок. Они были усеяны какими-то одинаковыми круглыми приборами, укрепленными на больших кронштейнах. Ряд этих приборов шел по всем стенам на высоте около метра от пола, другой ряд опоясывал комнату метрах в полутора выше. Два ряда украшали потолок. В общем, их было не меньше полусотни. Тонкие провода змеились от них и вливались в общий канал.

Я подошел к ближайшему прибору и стал рассматривать его, Маэстро тотчас оказался рядом.

— Оригинальное украшение комнаты, не правда ли? — сказал он. — А в нем заключается главная техническая тайна всех чудес. Узнаете эту штуку? Впрочем, таких вы еще не могли видеть, — это моя конструкция. В общем, это репродуктор в середине которого вмонтирован микрофон. Вот он. Они связаны между собой чисто механически. Таким образом, эта комбинация может служить и излучателем звука и приемником его. Нечто вроде искусственной головы, имеющей уши и голос… Однако посмотрим, что делается наверху, в моей гостиной. Он подошел к небольшому распределительному щитку, укрепленному на стене, и щелкнул одним из многочисленных включателей.

Я не успел заметить, что он сделал там еще, потому что в этот момент Марина, молча сидевшая на диване в трех шагах от меня, ни с того ни с сего громким мужским голосом вдруг вскричала:

— Новая эра! Поймите!… — и испуганно вскочила с места.

Я бросился к ней…

Никогда еще мне не приходилось видеть, чтобы Маэстро хохотал так безудержно, с таким откровенным, искренним увлечением.

— Простите, на этот раз я не виноват. Чистейшая случайность, — сказал он наконец, успокоившись. — Не мог же я знать, что он сидит как раз на этом самом месте!

— Да кто это он?

— О-о… занятный человек. Я вас сегодня познакомлю. Композитор Имбирцев. Они с Ныркиным там беседуют в ожидании меня. Он увлечен одним моим предложением, касающимся музыки. Я ведь теперь, как вы знаете, стал музыкальным!… — Он снова засмеялся. — Однако не буду вас больше мучить. Подойдите сюда… Этот щиток — пульт управления моей таинственной системой. Я только что включил сразу все «уши», то есть микрофоны, установленные в той комнате, где мы с вами вчера пировали, и все репродукторы, находящиеся здесь. Но пришлось сейчас же выключить. — Он сдержал новый приступ смеха. — Теперь снова включаю эту систему.

Голос композитора тотчас возник около нас. Он с жаром рассказывал о каком-то симфоническом концерте в Америке, обращаясь к невидимому слушателю, очевидно, Ныркину. Мы с интересом слушали. Невидимый композитор возбужденно двигался перед нами, мягко шагая по столь же невидимому ковру.

— Выключить? Или хотите послушать еще? — хитро спросил Маэстро.

— Интересно, конечно, — ответил я, — но… он, повидимому, не знает, что его слушают. Мы, собственно, подслушиваем…

— А-а… в самом деле, это не совсем удобно. Получается нечто вроде того, как у вас там, в замке. Ну что же, тогда давайте обнаружим свое присутствие, познакомимся… Включаю другую систему.

Тут он щелкнул другим включателем и сказал:

— Сергей Андреевич, добрый вечер!

Композитор, продолжавший свой рассказ, замолк на полуслове.

— А?.. Что?.. Кто это?.. Маэстро, конечно?

— Собственной персоной, — ответил тот. — Опять напугал вас?

— Никак не могу привыкнуть… Ну, здравствуйте. Пришли, значит?

— Да, и не один. Тут у меня двое друзей, которые…

— Простите, Маэстро, — перебил его голос Ныркина, — есть срочное дело. Вам придется извиниться перед друзьями… Полчаса назад звонили и просили немедленно прибыть на экстренное заседание комиссии, о которой вы знаете. Просили также передать, что кандидатура Волохова провалилась и что комиссия вылетает завтра.

Мы с Мариной почувствовали, что наши надежды узнать наконец тайну «невидимки» снова рухнули.

— Что это значит? — спросил я.

Маэстро обернулся ко мне.

— Это значит, что сейчас мы поднимаемся наверх, я вас познакомлю с Сергеем Андреевичем Имбирцевым, и вы проведете интересный вечер. А я… — он развел руками, — сейчас поеду в наркомат, а завтра в шесть утра буду на аэродроме. Ничего не поделаешь!

— И надолго? — спросила Марина упавшим голосом.

— Думаю, месяца на два-три.

— Три! Ну, это невозможно! Как же… с разоблачениями?

Маэстро улыбнулся своей теплой, ласковой улыбкой.

— Да, это, конечно, невозможно. Вот что! Есть выход. Вы узнаете все через несколько дней. Завтра у меня будет часа четыре совершенно свободных во время полета. Вот я и напишу вам обстоятельное письмо, в котором все объясню. Выход найден?

Я повторил жест Маэстро, разведя руками: «ничего не поделаешь!» Через несколько минут Маэстро уехал…

3

ОТ РЕДАКЦИИ. В предыдущем номере нашего журнала повесть Юрия Долгушина «Тайна невидимки» оканчивается тем, что знаменитый Маэстро (изобретатель, великий знаток, кудесник техники) дал обещание сообщить разгадку многих непонятных, удивительных вещей. Кто был таинственный «невидимка» в старом польском замке? Отчего он внезапно появлялся и исчезал? Как мог сам Маэстро превратиться в «невидимку» и проделывать изумительные фокусы в новогоднюю ночь? Какая существует связь между всеми этими странными явлениями и тем необыкновенным кино, которое изобретатель показал на прощание героям повести?

Маэстро выполнил свое обещание. Он дал ответ на эти вопросы, прислав с пути пространное письмо. Писатель Юрий Долгушин переслал его нам и любезно разрешил напечатать в журнале полностью.

Вот это письмо.

Дорогие друзья!

Вы, конечно, ждете от меня немедленных объяснений. Изволь раскрыть перед вами сразу всю тайну «невидимки»! Но я этого не сделаю. Пеняйте сами на себя. Ведь вы, оказывается, невежды, вы не знаете самых азов современной техники. Стыдно, товарищи! В наше время, когда техника окружает нас со всех сторон, когда мы пользуемся ею буквально на каждом шагу, вы, наверное, не представляете толком, как устроены и работают такие простые вещи, как телефон, радиоприемник, репродуктор, даже выключатель?! Я сердит на вас.