Почему полиция, имея шесть нераскрытых, совершенных подряд и явно связанных между собой особо тяжких преступлений, демонстрирует нулевую активность? Меня выслушали, как очевидца, и больше не тревожили; очень сомневаюсь, что Ясмин, или кого-то еще, заставляли исповедоваться дважды. Такое впечатление, что Оккинг решил устроить себе и своим ребятам внеочередной отпуск. Почему легавые подонки сидят сложа руки? Шестеро уже убиты; уверен, трупов станет больше. Скажем, лично мне клятвенно обещали еще один — мой собственный.

Добравшись до полицейского участка, я молча прошел мимо дежурного сержанта. Мне было глубоко наплевать на правила и формальности, я жаждал крови… Наверное, от меня исходили флюиды жуткой злобы, а физиономия запечатлела такую гамму чувств, что никто не осмелился меня остановить. Я поднялся наверх, прошел сквозь лабиринт узких коридоров и наконец добрался до Хаджара, сидящего возле скромной ставки своего шефа. Сержант наверняка тоже правильно оценил мое состояние, потому что, не говоря ни слова, указал пальцем на дверь. Он не собирался закрывать грудью вход к Оккингу и в то же время не хотел злить начальника. Хаджар не отличался глубоким умом, но зато обладал примитивной хитростью. Он отойдет в сторонку, с удовольствием наблюдая за нашей дракой. Обменялись мы с ним парой фраз или нет — в памяти не отложилось. Не знаю даже, как очутился в кабинете. Помню только, что перегнулся через стол Оккинга, правой рукой вцепившись в ворот его рубашки. Мы оба кричали.

— Какого черта, что это значит, мать твою! — орал я, размахивая бумажкой перед его глазами.

Вот все, что я успел сделать, прежде чем меня развернули, повалили и прижали к полу два полицейских; еще трое направили на меня оружие. Сердце частило, как бешеное, еще немного — и оно вырвется из груди. Я поднял голову, окинул взглядом одного из легавых и уставился прямо в крошечное черное отверстие игломета. Как мне хотелось заехать уроду ногой в лицо! Но, увы, я не мог даже пошевелиться.

— Отпустите его, — скомандовал Оккинг. Он тоже тяжело дышал.

— Лейтенант, — возразил один из его людей, — если…

— Я сказал, отпустить!

Они молча повиновались. Я поднялся на ноги и наблюдал, как они неохотно убрали свои стальные игрушки и направились к выходу, недовольно бормоча что-то. Оккинг дождался, пока последний из них вышел за порог, затем медленно закрыл дверь, провел рукой по волосам и вернулся к столу. Он тянул время, чтобы успокоиться: лейтенанту не хотелось начинать разговор, пока он не возьмет себя в руки. Наконец, опустившись в свое вращающееся кресло, он обратился ко мне.

— В чем дело?

Ни насмешки, ни сарказма, ни скрытой угрозы в голосе. Для меня закончилось время неопределенности и метаний; для Оккинга безвозвратно ушли дни, когда он самозабвенно играл роль снисходительно-презрительного профессионала.

Я положил послание перед ним. Присев на жесткий пластмассовый стул, терпеливо ждал реакции.

Внимательно изучив записку, Оккинг закрыл глаза, устало потер веки:

— Господи.

— Кем бы ни был наш «Джеймс Бонд», он сменил модик. Тут написано: если как следует подумаю, догадаюсь, кто он теперь. Мне ничего не приходит в голову.

Оккинг уставился на стену, восстанавливая в памяти подробности убийства Селимы. У него отвисла челюсть, глаза широко раскрылись; он снова простонал:

— Боже мой!

— Ну?

— Тебе что-нибудь говорит имя «Ксаргис Мохадхил Хан»?

Где-то слышал, только в связи с чем? Не помню. Но могу сказать заранее — парень мне не понравится.

— Расскажи о нем.

— Лет пятнадцать назад он наделал немало шума. Этот психопат провозгласил себя новым пророком то ли в Ассаме, то ли в Сиккиме, то ли еще где-то на востоке. Сказал, что к нему спустился сияющий голубой металлический ангел, и одарил откровением и священными заветами, основной из которых гласил: новоявленный посланец Аллаха должен начать джихад против белых женщин, уничтожая всех, кого встретит, а заодно отправлять на тот свет каждого, кто станет у него на пути. Он хвастался, что прикончил две или три сотни человек, включая детей, прежде чем его остановили. Перед казнью, сидя в тюрьме, он убил еще четверых. Парню нравилось вырезать различные части тела и приносить в жертву ангелу. Определенные органы для каждого дня недели, фазы луны, или что-то в таком роде.

Воцарилась напряженная тишина.

— Как Хан, он гораздо опаснее, — заключил я.

Оккинг мрачно кивнул.

— По сравнению с ним будайинские головорезы кажутся компанией невинных сорванцов типа Тома и Джерри.

Я закрыл глаза, чувствуя собственную беспомощность.

— Надо выяснить: он просто чокнутый или работает на кого-то?

Лейтенант созерцал стену за моей спиной и напряженно размышлял. В правой руке он вертел дешевую бронзовую статуэтку русалки, украшавшую стол. Наконец перевел взгляд на меня и вполголоса произнес:

— Насчет этого я могу тебя просветить.

— Я с самого начала не сомневался, что ты что-то недоговариваешь. Ты знал, кто стоит за Бондом, ставшим Ханом. Знал, что я прав насчет политической подоплеки, верно?

— Послушай, давай отложим раздачу орденов на потом? Сейчас нет времени.

— Выкладывай-ка лучше свою историю. Если Фридландер-Бею донесут, что ты утаивал от него сведения, ты полетишь с работы прежде, чем успеешь покаяться.

— Не уверен, но испытывать судьбу не собираюсь.

— Ну хорошо; ты скажешь наконец, кто хозяин Бонда?

Лейтенант отвернулся. Когда снова взглянул на меня, лицо его было искажено, словно от физической боли.

— Он работал на меня, Одран.

Честно говоря, такого я не ожидал; не знал, как отреагировать, и промолчал.

— Ты наткнулся на нечто гораздо более масштабное, чем просто серия убийств. Полагаю, ты уже догадался, однако понятия не имеешь, насколько серьезная сложилась ситуация. Ладно. Я получал деньги от одного европейского правительства за то, что взялся найти субъекта, сбежавшего оттуда в наш город. Он дожидался своей очереди управлять страной. Определенные политические силы желали от него избавиться. Люди, которым помогал я, хотели его отыскать и вернуть живым и здоровым на родину. Тебе ни к чему знать подробности интриги; я излагаю дело в общих чертах. Я нанял Джеймса Бонда, чтобы он нашел пропавшего человека и помешал противнику его устранить.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы переварить услышанное. Трудно усвоить такое количество информации в один присест: можно заработать острое несварение мозга.

— Ноль-ноль-семь убил Богатырева. Затем Деви. А после того, как превратился в Ксаргис Хана, Селиму. Значит, я с самого начала не ошибался — русского пришили не просто так. Его смерть вовсе не нелепая случайность, как ты, Папа, и остальные упорно пытались внушить нам. Вот почему ты не очень-то ревностно вел расследование. Ты с самого начала знал, кто преступник.

— Если бы так, Одран. — Оккинг выглядел невероятно уставшим, почти изможденным. — Я не имею ни малейшего понятия, кто работает на другую сторону. У меня хватает улик: одинаковые следы — кровоподтеки, отпечатки ладоней и пальцев на телах, довольно полные данные о габаритах и весе неизвестного. В общем, масса мелких деталей. Но я не знаю, кто он, и это меня пугает.

— Да ну? Тогда ты просто образец смелости! Мы в квартале неделями не высовываем носа из-под одеяла, молясь о том, чтобы нож маньяка располосовал кого-то другого, а тебе просто немного не по себе… Чего же ты боишься, Оккинг?

— Наши враги выиграли; наследник престола ликвидирован. Однако убийцы не успокоились. Почему? Цель достигнута, операция завершена. Возможно, они уничтожают всех, кто может их опознать.

Я задумчиво прикусил губу:

— Вернемся немного назад, хорошо? Богатырев работал на посольство одного из русских царств. Что связывало его с Деви и Селимой?

— Я ведь говорил, что не хочу углубляться в детали. Это грязное дело, Одран. Может, хватит того, что я уже рассказал?

Я снова взорвался.