Четвертая книга стихотворений Городецкого, вышедшая между 24 сентября 1909 года (на титульном листе — 1910 г.). Книга имела помету: «Вып. 1», но второго выпуска не последовало. Эпиграф к книге — из стих. Вяч. Иванова «Нищ и светел» («Cor ardens». М., 1911, с. 212). «Если бы исполнение последней книги стихов С. Городецкого, — писал Блок, — соответствовало ее замыслу, было бы уместно говорить о самом замысле, о том страшном, многоголовом чудовище, именуемом «Русью», которое из рода в род влечет и губит своих певцов. Но исполнение не соответствует замыслу. Книга «Русь», несмотря на присутствие в ней нескольких удачных стихотворений («Весна», «Золотой Спас», «Свирель в метелях»), строф и образов («дожди ушли столбами»; гроза «просвистела» дождями, «свирельный гимн по небу плыл и падал в тихие снега — на занесенные луга»), — лишена цельности. В ней нет упорства поэтической воли, того музыкального единства, которое оправдывает всякую лирическую мысль; нет и упорства, которое заставляет низать кольцо за кольцом в целую цепь. Это — книга переходная, полунаписанная, а потому — достойная внимания только как страница биографии талантливого поэта» (Блок А., т. 5, с. 649–650).
Русь. В автобиографии «Мой путь» Городецкий писал: «Много помогала моему самосознанию студентка Бестужевских курсов, начинающая актриса Анна Алексеевна Козельская, которая, став моей женой, увлекла меня на Волгу, к истокам Суры, где я опять соприкоснулся с народной жизнью и написал первую вышедшую массовым тиражом у Сытина (тридцать пять тысяч) книгу «Русь»… Но на Волге еще бытовала древняя Русь. И в «Руси» наряду с отражением народных страданий оказались и примиренческие христианские тенденции.
В день выхода книги Городецкий на экземпляре, подаренном жене, которую он называл Нимфой, написал: «Васильсурской Нимфочке, терпеливице, любимице, звездоглазочке, помощнице и союзнице в моей драке с современностью. Лесной. 24-IX-09» (Архив С. Городецкого).
Витязь. По поводу этого, а также некоторых других стихотворений, Блок писал: «Всякая неотчетливая мысль, стремящаяся воплотиться преждевременно, становится тенденцией, будь это заоблачный «витязь» или русский Христос, «Золотой Спас», — тенденции не миновать, если образы не выношены. Из неотчетливости возникает тенденция в «Руси» Городецкого; тенденция заставляет его вопрошать: «Где сияет солнце жарче, чем на Руси? Из ряда неожиданных вопросов-ответов вырастает «витязь», «жених», которому все нипочем…» (Блок А., т. 5, с. 650).
Опубликованная 12 октября 1909 г. в газете «Речь» рецензия Блока вызвала чрезвычайно резкую реакцию А. А. Городецкой и самого автора. «Я не ожидал иного отношения к книге от петербуржцев, — писал Городецкий Блоку. — «… Песни и думы» — только первый выпуск «Руси», а будет второй, третий, четвертый, в 9, 10, 11 и 12 гг. и только тогда ты мог бы судить о замыслах и соответствиях». 15 октября 1909 г. Блок писал матери по поводу писем о «Руси»: «С Городецким — бесплодная переписка, которая кажется ничем не кончится». (Блок А. Письма к родным, т. I, с. 275.)
Пятая книга стихотворений Городецкого посвящена: «Анатолию Константиновичу Лядову с любовью и восхищением». Книга вышла осенью 1912 года. Тесной дружбе Городецкого с Лядовым способствовала общая любовь к русскому фольклору, народной поэзии, музыке. На экземпляре сборника «50 песен русского народа», переложенных Лядовым, композитор написал: «С особой нежностью делаю эту надпись Сергею Митрофановичу Городецкому, поэзия которого так близка моей душе. 8 апр. 1911 г.».
Получив 15 октября 1912 г. книгу от Городецкого, Блок 11 ноября записал в «Дневнике»: «…вчера я читал «Иву» Городецкого, увы, она совсем не то, что с первого взгляда: нет работы, все расплывчато, голос фальшивый, все могло бы быть в десять раз короче, сжатей, отдельные строки и образы блестят самоценно — большая же часть оставляет равнодушие и скуку» (Блок А., т. 7, с. 178). Но об «Иве» были и положительные отзывы. Так, В. Нарбут писал: «Ни в одной из предыдущих четырех книг Сергей Городецкий как поэт не проявлялся с такой убедительной четкостью, как в «Иве»… пятая книга является зеркалом, в котором отразились стремления поэта за довольно крупный (1908–1912 гг.) период времени, и знаменует собой завершение известного круга настроений. Необычайная любовь Сергея Городецкого к Древней Руси, его привязанность к неведомым медвежьим углам родины и соболезнование обиженным судьбою — роднят автора «Яри» с певцами, вышедшими непосредственно из глубин народных… И досадно, — наряду с прекрасными стихотворениями, — встречать кое-где вымученные, еще захлестнутые мутью символизма пьесы. Но видно, что последний уж осужден Городецким и в «Иве» играет роль чешуи, которую весною сбрасывает змея. Жизнь, насыщенная запахами, цветами и мощью чернозема — многогранное земное бытие властно пленило поэта» («Вестник Европы», 1913, № 4, с. 387–388). В другом журнале анонимный рецензент писал: «Сергея Городецкого невозможно воспринимать только как поэта. Читая его стихи, невольно думаешь больше, чем о них, о сильной и страстной и вместе с тем по-славянскому нежной, чистой и певучей душе человека, о том расцвете всех душевных и физических сил, который за последнее время начинают обозначать словом «акмеизм» («Гиперборей», 1912, № 2, с. 25).
Странники. Скуфья — головной убор церковнослужителей.
Нищая. Н. С. Гумилев писал в «Письмах о русской поэзии»: «Странники», «Нищая», «Волк» являются представителями мужской стихии акмеизма в стихах Сергея Городецкого». А. В. Луначарский отмечал «даже ритм некрасовский» этого стихотворения.
Горшеня. Корчага — здесь: глиняный горшок. Махотра, макитра — глиняные сосуды, в которых терли мак, горох и т. д.
Лазарь. Калик — нищий, распевающий псалмы, стихи, духовные песни. Лазаря запели — духовные стихи о Лазаре бедном.
Ивану Никитину. Традиции никитинской поэзии явственны в «Иве». Городецкий интересовался творчеством И. Никитина. Он издал двухтомник его произведений, присутствовал на открытии памятника Никитину в Воронеже, где и написал это стихотворение. 18 октября 1911 г. в газете «Русское слово» была опубликована статья Городецкого «Никитинский день в Воронеже», где без последней строфы напечатано стихотворение «Ивану Никитину». В статье Городецкий писал: «Хочу и я прочесть стихотворение, написанное на заре. Посылают к губернатору цензуровать… Когда возвращаюсь к памятнику, передают отказ городского головы в разрешении читать… Памятник очень хорош (работы Шуклина)… Потихоньку, про себя, сказал я ему свои стихи».
София. София — Софийский собор, построенный в Новгороде в первой половине XI в. Рамена — плечи. Вече — народное собрание в Новгороде. «Корсунские врата» — бронзовый барельеф, исполненный в 1152–1156 гг. в Магдебурге. Попал в Новгород из Швеции как военный трофей, находился на западном фасаде Софийского собора. Спас — икона «Спас нерукотворный».
Монах. Булава — палица. Обапол — возле. Вериги — цепи, оковы, которые носили на себе монахи, юродивые «ради смирения плоти».
Листопад. Положено на музыку Н. Черепниным.
Отдание молодости. В автографе посвящено А. К. Лядову.
Расстрига. Акафист — церковное песнопение. Анапест — стихотворный размер.
Монах. Аллилуйя — припев в церковных христианских песнопениях. Аналой — подставка в церкви для книг и икон.
Ночь. — Стихотворение посвящено поэту, критику, драматургу Г. И. Чулкову (1879–1939). Сохранилось (ЦГАЛИ) несколько писем С. Городецкого к Г. Чулкову. В одном из них (декабрь 1913 г.) — неопубликованное стихотворение, перекликающееся с «Ночью».