И только сейчас с неожиданной ясностью понял, что вся разница между мужчинами и женщинами — в их жизненной ориентации.

Казалось, все мужчины, желая того или нет, упрямо шли навстречу смерти. Или тащились следом за ней. Что, по большому счету, разницы особой не имело.

Поскольку в этом представлении, которое помпезно называлось «жизнь», извечно главным персонажем оставалась Смерть.

Глава 15

— Говорит Страйкер. Лео в шоке и ничего толком не может объяснить. Что произошло?

Главный федеральный чиновник пребывал в том же состоянии духа, что и Болан. По защищенной от прослушивания линии он ответил нервно и на повышенных тонах:

— Случилась утечка информации. И я готов распять этого чертова помощника из Сената, который виноват в случившемся. По крайней мере, безнаказанным я это дело не оставлю.

— Я понимаю твое рвение, Гарольд, но боюсь, что уже поздно, — отозвался Болан. — Ты проявил чрезмерный оптимизм и теперь расплачиваешься за это. Но что конкретно ты теперь собираешься предпринять?

— Полицейские пятидесяти участков теперь прочесывают все — от паутины на чердаке до песка на пляже. Готовится очень серьезный налет ФБР на штаб мафии в Нью-Йорке. Через несколько минут начнется чистка всего восточного побережья. Я посажу этих ублюдков на раскаленную сковородку, если с головы захваченной женщины упадет хотя бы волос! Я...

— Ты же знаешь, что тебе никто не позволит провести подобную операцию. Вместо этого ты будешь в очередной раз плясать вальс в бальном зале Белого Дома, и этим все кончится.

— К черту! Они могут потребовать моей отставки, если...

— Гарольд! Перестань трепаться и подумай хорошенько. Кому мы нужны, черт побери? Что вообще произошло? Похитили жену Президента, да? Любовницу госсекретаря? Ты здраво рассуди. Исчезла никому не известная домохозяйка, которая была женой какого-то итальяшки, тайного агента твоей службы, мешавшего при этом очень многим. На что ты рассчитываешь, я не понимаю!

Секунд десять в трубке висело напряженное молчание. Вряд ли высшему чиновнику ФБР могла понравиться столь резкая отповедь, но ведь он понимал, что все сказанное — сущая правда. И если эту правду к тому же изрекал преданный ему человек...

— Жаль, Страйкер, что ты не сидишь в моем кресле двадцать четыре часа в сутки, — глухо произнес Броньола. — Хочешь, махнемся? Прямо сейчас. Хочешь?

— Не получится, — ответил Болан. — Неси свой крест, а мне надобно тащить свой. Давай лучше сцепим их друг с другом — может, сообща нам станет нести их легче...

— Все может быть, — со вздохом согласился Броньола. — Ладно, ты абсолютно прав насчет домохозяйки и маленького итальянца. У тебя есть что переложить с твоего креста на мой?

— У Лео забот полон рот, и давай пока просто не будем мешать ему. А тебе придется поломать голову над проблемами несколько иного рода.

— Какими именно?

— Да хотя бы над проблемой прикрытия! Они ведь ухитрились похитить женщину из дома, охраняемого правительством! Это что, нормально?

— Нет, конечно, — мрачно подтвердил Броньола. — Полагаю, в Сенате произошла очередная утечка информации. Они могли даже не знать, кого обнаружили, пока не схватили ее. В этом вся штука. Поначалу они знали только, что мы пеклись о безопасности какого-то очень важного правительственного оперативника, который собирался обратиться в суд. Но теперь, Страйкер, я думаю, они в курсе всех событий.

— Что сталось с человеком, который ее охранял?

Броньола тяжело вздохнул:

— Его похороны состоятся послезавтра.

— Кто, по-твоему, это сделал?

— Видишь ли, я почти не сомневаюсь, но доказательств нет.

— И тем не менее — схвати этого подонка. Плюнь на законность. Сунь его в камеру и вытряси из него душу. Напугай, посули что угодно, но только узнай, на кого он работает. И не говори мне, что есть какие-то этические нормы...

— После разговора в подобном тоне, — хмыкнул Броньола, — ни о чем таком даже думать невозможно.

— Ты имеешь дело с дикарями, Гарольд, и за одну ночь они не превратятся в цивилизованных людей. У нас в запасе всего несколько часов, и мы должны дорожить каждой минутой. Действуй, Гарольд. И если сомнения все-таки начнут терзать тебя, свяжись со мной через мой любимый телефон, и я твой грех возьму на свою, давно уже не праведную душу.

— Ты ведь знаешь: твои методы пригодны только для тебя, — тоскливо возразил Броньола. — Ладно. Если что прояснится, я немедленно свистну тебе.

— Думаю, это случится скоро, — подвел итог Болан и повесил трубку.

Для Болана полицейский участок всегда представлял зону повышенного риска. А в родном городе такая опасность даже удваивалась, поскольку человек, которого он разыскивал, хорошо знал сержанта Болана не только по его делам, но и в лицо. Мало кто мог похвастаться эдаким знакомством.

Оставив машину возле тротуара, где стоянка разрешена не более десяти минут, он нацепил на нос дымчатые очки и вошел в помещение. Здесь он предъявил красивой женщине свое удостоверение личности, выданное в ФБР, и коротко объявил:

— Я должен переговорить с капитаном Уотерби.

Вежливо улыбнувшись, она жестом пригласила его подождать немного в мягком кресле, после чего связалась по селектору с шефом. Через минуту вопрос был улажен, и дежурная указала Болану на вторую дверь направо.

С тех пор как они виделись в последний раз, Уотерби набрал несколько лишних фунтов веса, но это, пожалуй, было все, что отличало нынешнего капитана от тогдашнего щеголеватого лейтенанта. На лице — все то же знакомое выражение тихого торжества, готовое, впрочем, в любой момент смениться кислой гримасой; и прежние зоркие глаза, которые все подмечали, но ничего не выдавали. То был прирожденный полицейский, не представлявший для себя в этой жизни никакого другого дела.

Болан пожал ему руку и тотчас предъявил вашингтонское удостоверение. Уотерби мельком глянул на него, однако на лице капитана не отразилось ни малейших эмоций. Да, этот профи умел владеть собой. Болан не спеша шагнул к окну и замер на несколько секунд, глядя на улицу.

— Красивый город, — произнес он, словно разговаривая сам с собой.

— Вы впервые у нас, э-э... господин Пуласки?

— Не совсем, — отозвался Болан, поворачиваясь к полицейскому, но не отходя от окна, чтобы яркий солнечный свет контрастно обрисовывал его фигуру, а лицо тем самым оставалось как бы в глубокой тени. — Вы превосходно уладили этот инцидент в аэропорту, за что мы вам очень благодарны.

В глазах капитана вспыхнули настороженные огоньки.

— Мы с вами не встречались раньше?

— Вполне возможно. Однако за последнее время я впервые в вашем городе. Люди со временем меняются, как вы понимаете.

— Да, вы правы, — казалось, капитан начал терять интерес к столь банальному разговору. Он закурил сигарету и, не вынимая ее изо рта, с легким раздражением спросил:

— Чем могу быть полезен федеральным властям?

— В город спустился сам дьявол, а многие уже отправились в ад. — Им не нужно было далеко ходить, потому что ад и Питтсфилд — теперь одно и то же, — буркнул Уотерби и резким движением перемешал глянцевые фотографии, разбросанные по столу. — Мы до сих пор пытаемся разобраться в происшедшем.

— Думаю, к ночи вы напрочь забудете о какой-то там потасовке в аэропорту, — холодно процедил Болан. — Группа преступников из Нью-Йорка вызвала сюда целый батальон боевиков. Через несколько часов они уже заявятся в город.

Капитан и глазом не моргнул:

— Так что же вы не вышвырнете их куда подальше?

— К сожалению, я не та фигура, и к тому же слишком поздно. Я счел своим долгом предупредить вас...

— Это вы сделали великолепно. От всех жителей города Питтсфилда благодарю вас. Ну, а теперь — почему бы вам не убраться к черту, прихватив с собой весь причиненный вами беспорядок?

Болан снял очки, плюхнулся в кресло и непринужденно улыбнулся.