Верх снова взяла душа горца, отодвинув в сторону офицера Флота.

— Чума на всю аристократию, — прошипел он. — Вырождение, мерзость и разврат.

С запозданием он опомнился.

— Э-э, прости. Ничего личного. Э-э, леди Кэтрин.

— Ничего, Антон. Я частенько и сама забываю, что сама графиня.

Она почесала облупившийся нос.

— Я… мне правда жаль, Кэти, что мы встретились таким образом. Я бы хотел… я не знаю…

Кэти положила ладонь ему на руку и слегка её сжала, поразившись тому, какие мускулы скрывает форма.

— Не говори ничего, Антон. Давай вернем твою дочь, хорошо? Остальное устроится само собой.

Он благодарно улыбнулся. Они уже стояли в дверях, которые в лучшем стиле дворецкого придерживал Исаак. Роберт Тай уже вышел и ждал Антона в коридоре.

Секунду Антон и Кэти смотрели друг на друга. Теперь, когда они стояли рядом, она поняла, насколько приземистый капитан ниже её. А ещё то, что ширина его плеч не была иллюзией, вызванной низкорослостью. Он действительно был почти уродлив. Как обряженный в форму воин-дварф.

Антон коротко поклонился и торопливо вышел. А затем внезапно остановился.

— Господи… я забыл спросить. Сколько вам понадобится времени… — Он оборвал себя, быстро окинув взглядом коридор.

Кэти поняла.

— Думаю, что разговор состоится вскоре. Я свяжусь с вами, капитан Зилвицкий.

— Спасибо.

Он вышел.

К тому времени, когда Хелен закончила расширять туннель, чтобы через него можно было пролезть, из её импровизированных песочных часов пыль высыпалась на две трети. Её пришлось изрядно побороться с собой, чтобы не вылезти наружу немедленно.

Порыв был чрезвычайно силен. Но поступить так было бы глупо. Выбраться из камеры мало. Еще надо было суметь совершить побег . А это будет не просто.

И опять успех захватил Хелен врасплох. Она не задумывалась, что будет делать, если удастся вырваться из камеры. Но сейчас она поняла, что прежде чем броситься вперед во тьму всё это надо обдумать.

Тьма была натуральной, не фигурой речи. Хелен просунула в дыру голову, как только достаточно расширила её. И увидела…

Ничего. Полнейшая чернота. Её собственная голова, заполнив собой дыру, загородила хилое освещение падавшее из камеры. Хелен никогда не бывала в настолько полной темноте. Отец однажды рассказывал ей о том, как они с матерью во время медового месяца побывали в знаменитых Ольстерских Пещерах Грифона. По ходу тура экскурсовод на целых пять минут погасил весь свет на том участке пещеры, где они находились. Отец Хелен описывал ощущения не без некого смакования — не столько потому, что был восхищен абсолютной тьмой, сколько потому, что получил шанс потискать невесту с полнейшим пренебрежением нормами общественной морали.

Вспоминая тот разговор, Хелен снова оказалась вынуждена брать себя в руки. Её охватило неистовое желание немедленно увидеть отца. Если давно погибшая мать для неё была постоянным источником воодушевления, то в самой глубине сердца находился образ отца. Хелен была достаточно взрослой, чтобы за внешней бодростью и мягким юмором отца распознать таящуюся внутри пустоту. Но он всегда был достаточно осторожен, чтобы не огорчать этим дочь.

О, папочка!

На мгновение она едва не ринулась в дыру. Но среди множества подарков, которые сделал ей отец, было и обучение у мастера Тая, и именно это помогло Хелен устоять.

Вдох, выдох. Найди спокойствие внутри.

Двумя минутами спустя она, пятясь задом, выбралась из туннеля и принялась за привычный процесс маскировки следов работы. Поскольку времени было в достатке, она тщательнее обычного прикрыла дыру и перемешала с грязью свежевыбранную засыпку. Но омовение было настолько экономным, насколько только получилось. Только чтобы смыть явные следы грязи.

Хелен не имела понятия, как долго придется искать воду в ожидавшей снаружи темноте — если там вообще была вода. Поэтому планировала выпить остатки воды как только услышит, что заявились похитители. Таким образом она сохранит принесенную ими полную бутылку воды. Возможно, эту воду ей придется растянуть на многие дни.

А может быть и навсегда. Хелен прекрасно понимала, что может просто погибнуть в темноте. Даже если сумеет ускользнуть от похитителей — даже если найдет воду и пищу — кто знает, какие ещё опасности могут там таиться.

Она вытянулась на своем тюфяке и принялась за упражнения на расслабление, показанные ей мастером Таем. Прежде всего ей нужно как можно лучше отдохнуть.

Вдох, выдох . Как всегда, упражнения принесли спокойствие. Но, со временем, она перестала о них думать. Из её сознания ушли образы мастера Тая и отца.

Остался только образ матери. Хелен назвали в честь неё. Отец, родившийся и выросший в плоскогорьях Грифона, настоял на исполнении этого древнего обычая, хотя сама её мать — искушенная жительница Лэндинга, мантикорской столицы — считала это абсурдом.

Хелен была рада, что так получилось. Сейчас даже сильнее обычного. В сон она скользнула как в убежище, а перед её внутренним взглядом висел образ парламентской медали “За Доблесть”.

Как только Исаак закрыл дверь за капитаном Зилвицким, его лицо озарила широчайшая улыбка.

— Думаю, что разговор состоится вскоре, — передразнил он её. — Какое преуменьшение!

Кэти фыркнула и прошествовала обратно в гостиную. Там она уперла руки в бедра и уставилась на книжный шкаф, стоявший у дальней стены. Великолепный предмет, антикварный как по возрасту, так и по выполняемой функции. Кэти была из породы упрямцев, из-за которых и только из-за которых индустрия печатания книг (настоящих книг, черт побери!) всё ещё держалась на плаву. Но она настойчиво таскала за собой настоящие книги, куда бы ни отправлялась. Во множестве, и демонстративно выставленными в подобающем шкафу.

Отчасти так было потому, что по-своему леди Кэтрин Монтень, графиня Тор, тоже была сторонником традиций. Но в основном потому, что сама Кэти считала их чрезвычайно полезными.

— Можешь уже выходить, — проворчала она.

Книжный шкаф немедленно повернулся. Между огромным шкафом и неглубокой нишей в стене оставалось как раз достаточно пространства для человека.

Не много, естественно. Но репутация Джереми Экса значительно превосходила его собственные габариты. Злобный террорист и/или доблестный борец за свободу (выбирайте сами) ростом был меньше даже капитана Зилвицкого, а шириной плеч не стал бы с ним меряться и подавно.

Радостно ухмыляясь, Джереми практически выпрыгнул в комнату. Выбираясь из ниши он даже сделал кувырок. Затем повернулся, тоже упер руки в боки, и восхищенно воскликнул:

— Традиция!

Поворачиваясь обратно и потирая руки откровенно театральным жестом он произнес:

— Никогда раньше не встречался с грифонскими горцами. Замечательный народ!

Он искоса бросил на Кэти взгляд, который был ничуть не менее театральным, чем потирание рук.

— Ты скрывала это от меня, девочка. Я знаю — не пытайся отрицать.

Кэти с сожалением покачала головой.

— Вот уж в чем вселенная не нуждалась. Злодей, терроризирующий рабовладельцев, встретил упертого кровного мстителя с Грифона. Любовь с первого взгляда.

Все еще ухмыляясь, Джереми плюхнулся в одно из роскошных кресел, расставленных по комнате.

— И это тоже не пытайся мне впарить, милочка. Я наблюдал. Через тот чудный старомодный глазок. Капитан тебя изрядно впечатлил. Не отрицай — ты же знаешь, что я чувствую такие вещи. Думаю, это один из экспериментов, которые мезанские чародеи проводили с моими хромосомами. Видимо пытались получить ясновидение, или что-то вроде того.

Кэти окинула его взглядом. При всей проказливости натуры Джереми, она никогда не позволяла себе забыть, насколько он мог быть безмерно безжалостным. Рядом со враждой Одюбон Баллрум и “Рабсилы” худшие из вошедших в легенды раздоров грифонских кланов могли показаться детской возней.