В стволе векового дерева чернело большое дупло, зияющее как таинственный вход в потусторонний мир. Заворожённо смотрела она в чёрный провал, не имея сил отвести взгляд.

Солнце давно опустилось за верхушки деревьев. Всё вокруг тонуло в предзакатном сумраке, и только сосновые стволы мерцали лиловатым блеском. Ни пения птиц, ни шороха листьев. Всё замерло в благоговейном почтении перед восходом владычицы ночи. Луна медленно поднималась над деревьями, накрывая поляну покрывалом лунных теней….

Сильвана стояла в ожидании, всматривалась в густую, почти осязаемую темноту дупла.

Ожидание было долгим как вечность.

Наконец, тьма расступилась, и перед ней появился высокий седой старик.

Сумрак ли ночи делал его одежды светящимися, или так было на самом деле, Сильвана не успела понять, так поразил её этот человек.

Большими тёмными руками старик держал посох.

Где она могла видеть этого человека? Где и когда она могла видеть посох волхва? Она пыталась вспомнить, откуда ей знаком серебристый узор на посохе, поблёскивающий в призрачном свете луны. А может быть, ей только казалось, что узор светится?

«Что это за узор? Буквы? Витиеватые буквицы… Не рисунчатое письмо, не греческие буквы и не те, новые, славянские, что показывал ей тот монах, два года назад нашедший на некоторое время приют в нашем доме… по пути в Градец к князю Борживою, который призвал монаха учить мораван славить бога на родном языке. Как его имя?… Мефодий?»

Она почувствовала, что кончики её пальцев помнят прохладную и гладкую поверхность посоха. Да и волхв был на кого-то похож. Она бы вспомнила, если бы не была так напугана.

Всё, что происходило сейчас, уже было с ней когда-то. И дорогу сюда она нашла так, словно дорогой этой ходила не раз.

Всё это было с ней давно, когда она была другой…

Сильвана по-прежнему была скована и не могла двигаться. Но страх ушёл. Этот человек не враг, она чувствовала это.

Молчанье прервал волхв:

— Подойди.

Сильвана с трудом оторвала ноги от земли и сделала несколько нерешительных шагов. Потом, стряхнув последние остатки нерешительности, подошла ближе и поклонилась старцу. Чтобы разглядеть его лицо, ей пришлось поднять голову вверх, так высок он был, этот старик.

Но нет, это был не старик. Если бы не белая до пояса борода, он бы выглядел совсем не старым, полным сил человеком. Руки, державшие посох, были крепки, как у воина.

Сильвана несколько мгновений стояла в нерешительности. Всего несколько мгновений.

— Сказано мне, чтоб шла я сюда, а тот, кого встречу здесь, укажет мне путь… Не ты ли будешь тот человек?

— Я — страж Вечного Дерева, — изрёк волхв. — Готова ли ты ступить на путь постижения Книги глубины?

— Да, — произнесла она, словно принесла клятву. Голос прозвучал глухо, но не задрожал.

Она была готова пройти дорогой испытаний.

Прежняя жизнь Сильваны была полна света и любви, словно в первую её купель насыпали столько мака, чтобы на всю жизнь хватило богатсва и любви. Чистый светлый родительский дом, добрый отец, ласковая мать, молодой красивый жених, ставший ей, шестнадцатилетней, хорошим мужем, здоровая красивая дочка. Всё было так ладно, как в сказке. Но в сказках бывают испытания…

Они хватяться её рано или поздно.

Сильвана знала, что пан Власлав не оставит её в покое. Если она не согласится стать его наложницей, он бросит её на растерзанье псам. А если согласится, то жена пана прикажет задушить соперницу однажды безлунной ночью.

Или крестьяне прогонят её из деревни как ведьму.

Она лечила травами и заговорами тех, что приходил к ней за помощью. Она давно знала, что её руки способны унять любую боль, а волшебное снадобье из трав и разгоняющее печаль слово способно врачевать душевные раны. Помогала она и жене пана Власлава при родах, ей удалось спасти и мать, и преждевременно рождённое дитя. Да только на свою погибель попалась она на глаза пану Влаславу.

На беду она попалась на глаза пану. Недаром в деревне считали, что она умывается только молоком — с первого же взгляда, брошенного на золотые кудри Сильваны, пан, словно потеряв рассудок, стал преследовать красавицу везде, как злой рок. Отвергнутый, он стал ещё безумнее, без разбора уничтожая всех, кто стоял между ним и ею. Стала замечать она, что реже стали захаживать к ней подружки. Да народу меньше стало бывать у неё.

Зачем она попалась на глаза пану!

Не стала она дожидаться, пока пан Власлав прикажет насильно притащить её в один из своих замков и прикажет удовлетворять его дикие необузданные страсти. Пусть это не тюрьма, но темница…

На свою погибель попалась она на глаза пану…

И тогда она решила уйти к волхвам, тайно жившим в лесах Великой Моравии. Их зов Сильвана слышала с детства, с тех самых пор, как стала видеть странные сны…

На беду попалась она на глаза пану.

Сильвана не боялась. После того, как пан Власлав приказал повесить её супруга Славибора, она больше ничего не боялась. Её маленькая дочка, белокурая Арина была в безопасности. Жаль, что никогда не увидеть ей дочь в свадебном наряде, но, слава Богу, она уже знала, что девочке предстоит долгая и счастливая жизнь.

Сильвана смотрела на волхва снизу вверх. В её голубых глазах блеснули слёзы:

— Всё-таки, почему именно я?

И она решительно шагнула в темноту.

Глава 22. Прекрасная мельничиха

С горящей свечи свисала длинная восковая борода.

Йохан Ранк допоздна засиделся за подсчётами, но цифрами остался доволен. Ещё никогда он не зарабатывал так много, как в этом году. Тысяча пятьсот восемьдесят восьмой год обещал быть одним из самых удачных за всё время, что он занимается торговлей.

Ранк сидел за дубовым столом, у самого окна, за которым дождь усердно поливал каменную мостовую ночной Риги. В такие ночи старый Ранк особенно остро чувствовал своё одиночество. Бездетный вдовец в большом доме, предназначавшемся для дружной семьи, он сам себе казался маленьким и безнадёжно старым. Вот уже много лет он считается одним из самых богатых купцов в Риге, а для кого он нажил столько добра? Если бы не Агнесс, девчушка, последние пять лет служившая у него горничной, некому было бы и стакан воды поднести.

Ранк вспомнил о кружке тёплого молока, приготовленной для него Агнесс и стоящей, наверное, сейчас на столике в спальне. Он уже собрался пойти выпить молоко и улечься спать, когда внизу послышался стук железного кольца о входную дверь.

Ранк, кряхтя, поднялся — у него были больные колени и спина — ухватился большой морщинистой рукой за край стола и сделал шаг, как вдруг в дверях показалась рыжеволосая Агнесс.

— Господин, прикажете отворить? — спросила она, и Ранк по букетику, приколотому к поясу её платья, понял, что девчонка не собиралась спать, а наверняка встречалась со своим ухажёром, этим бестолковым деревенщиной Эри.

— Да, открой, — ответил старик и тоже, как мог, поспешил вниз.

Пока он спускался по крутой деревянной лестнице, Агнесс уже открыла дверь.

В узкой полосе света, падавшего из дома на мостовую, стоял человек. Ранк внимательно всматривался в гостя серыми выцветшими глазами. Агнесс подняла свечу повыше. Из дождливой ночной Риги в дом шагнул Кристиан Берг, сын Николауса Берга, человека, которому Йоханн Ранк был многим обязан.

— Кристиан! — воскликнул Ранк, и его блёклые глаза вспыхнули. — Это ты? Как я рад тебя видеть!

Ему был дорог каждый добрый гость, заглянувший в его одинокий дом, но этому молодому человеку он обрадовался особенно.

— Здравствуйте, господин Ранк, — поздоровался Кристиан. Одной рукой он отдавал намокшую шляпу служанке, а второй бережно прижимал к себе какой-то свёрток.

— Дядя Йоханн! Называй меня дядя Йоханн, — воскликнул старик, обнимая юношу. — Ты мне как сын, Кристиан, дорогой.

— Ах, дядя Йоханн, я тоже рад вас видеть, — улыбнулся Берг.

— Пойдём скорее к огню, тебе надо согреться. И хозяин повёл гостя через прихожую в каминную комнату своего старого, как и он сам, дома.