Изменить стиль страницы

— А скажи-ка ты мне, мальчик мой, чем ты тут занимался, пока меня не было?

Шельм растерянно моргнул, но быстро нашелся.

— По бабам ходил, как ты и завещал! — бодро отрапортовал он. Ну, что поделаешь, если шут всегда остается шутом, и сдержать мысленное обещание, только что данное самому себе, он просто не смог. Ставрас так забавно, на его взгляд, хмурился и сверкал глазами, что не подколоть его в очередной раз было просто никак нельзя.

— Знаешь, — все тем же голосом, даже не изменившись в лице, промолвил лекарь. Шельм напрягся, он явно в чем-то проштрафился, раз Ригулти даже размениваться на подначку не стал, а Ставрас продолжил, — Я могу даже баб твоих пережить…

— Что ж ты вчера не пережил? — перебил Шельм, всегда предпочитающий защите нападение.

— Не ожидал просто, — слегка покривил душой лекарь, — Так вот, я могу пережить даже твоих барышень, но не уборку в своей аптеке. — Он сделал четкое ударение на слове "своей", и глаза шута неприязненно сузились, улыбка исчезла с его лица.

— Хорошо. В следующий раз я непременно это учту, — отчеканил он, и, как ни в чем не бывало, принялся разливать чай по чашкам.

Эр намеренно не спешил входить к ним. Все прекрасно расслышав, он решил, что сейчас лучше не вмешиваться, эти двое должны разобраться сами. Ставрас смерил шута растерянным взглядом, но быстро понял в чем дело, вздохнул и опустился на табуретку, глядя, как Шельм колдует над чашками. Тот на него даже глаз не поднимал.

— Шельм…

— Я все понял, не нужно объяснять, — отозвался тот и придвинул к нему его чашку из черного, вулканического стекла, как и вся посуда в доме лекаря.

— Ничего ты не понял, — припечатал лекарь и обхватил его запястье пальцами. Шельм дернулся, попытался высвободить руку, но Ставрас не дал, тогда мальчишке все же пришлось посмотреть на него. — Я слишком долго, даже по драконьим меркам, жил один, — очень тихо произнес Ставрас и потянул его к себе еще ближе. Шельм подумал и шагнул к нему. Лекарь улыбнулся и обхватил его бедра руками, — Ты слишком многого хочешь от меня сразу.

— Да, хочу, — вскинул голову Шельм, в глазах у него задрожали блики от заходящего за окном солнца, — Я хочу тебя всего и сразу.

— Какой же ты у меня еще… юный, — вовремя поменял последнее слово лекарь, и вжался лицом ему в живот.

Шельм вздохнул слегка печально и положил руки ему на плечи.

— Я не могу тебя ревновать, знаю же, что на других, даже драконих, ты просто не посмотришь, но… — Он запнулся. Голос жил собственной жизнью, он совсем не собирался рассказывать Ставрасу об этом, но настроение неожиданно переменилось, к горлу подступил ком из невысказанных слов, и он заговорил, не в силах больше держать их в себе. Просто не в силах. — Я… ревную, — прошептал он, глядя в стену за спиной лекаря.

— К кому? — изумился тот и поднял голову, заглядывая ему в лицо, Шельм глаза так и не опустил. Закусил губу, замер, несколько раз часто и рвано втянул воздух через нос, и выпалил на одном дыхании.

— К тем, другим мирам. Ты же все время уходишь от меня к ним.

— Шельм, это глупо. — Тихо рассмеялся Ставрас, почувствовав неожиданный прилив нежности, и снова зарылся лицом ему в живот. Это же надо было до такого додуматься! Да ему ни один мир не нужен, без этого мелкого шельмеца.

— Да, знаю я, — с досадой отозвался шут, — Думаешь, не знаю?

— И все равно ревнуешь? — голос лекаря прозвучал глухо, запутавшись в плотных складках темно-синей рубашки шута.

Шельм поджал губы, подумал и тихо подтвердил.

— Да.

— Вот и я, — откликнулся Ставрас, и прежде чем мальчишка успел хоть что-нибудь спросить, поднял лицо, — И как тебе две пространственные воронки в подвале?

— Знаешь, нас с Макилюнем больше потряс твой чердак. — Честно признался Шельм, улыбнулся и принялся обводить его брови пальцем.

— Хм, и туда, значит, добрались?

— Ага. Но трогать, честно, ничего не стали. Хотя некоторые артефакты, что под стеклом, Мак чуть ли не с лупой готов был рассматривать, а уж про книги в твоей библиотеке я вообще молчу. Думаю, он тебя о них еще спросит.

— А как же горы золота и брильянтов, не привлекли?

— Да, ну их, что мы с Маком золота, что ли, не видели? Зато теперь понятно, как выглядит настоящая драконья пещера, о каких в сказках рассказывают.

— И как вам моя?

— Ну… — глаза шута снова заискрились смехом, — Бедновато как-то.

— Ах, бедновато, — протянул Ставрас, его драконьи глаза тоже смеялись, — Что же ты такого бедного драконы себе выбрал?

— Ну, помниться, выбора мне этот самый дракон не оставил… — протянул Шельм, — К тому же, я же к тебе тоже без приданного.

— Да? А целый клан первоклассных магов, бойцов и ученых уже не в счет?

— Ну, не весь же клан одобряет такую политику, — пробормотал шут, — Вон, к осени Совет Иль Арте планирует отпустить Лютикмилша из Мраморного Сада.

— Давно пора.

— Ты так думаешь?

— Я на самом деле вообще бы его вам не стал отдавать. Пусть бы посидел тут у нас, мне бы спокойнее было.

— С ума сошел, из Сада сбежать нельзя, — возмутился шут таким недоверием к своим сородичам.

— Да, я не о том, — поспешил пояснить Ставрас, — Просто у меня до сих пор перед глазами стоят эти ваши живые маски, вмурованные в камень. В конечном итоге, парень не сделал ничего совсем уж непоправимого…

— Но мог бы сделать.

— Все равно. Если бы ваш Совет его обратно не потребовал, Палтус был бы не против просто какое-то время подержать его в королевской тюрьме.

— Постой, так ты поэтому про масочника, что с подельником яйца воровал, не сказал ничего?

— Да, — кивнул Ставрас и отпустил его, — Ладно, давай чай пить, а то остынет, и Эра зови.

— Угу. Только они сейчас с Маком сами придут.

— Да, уже и сам вижу, — отозвался лекарь, кинув взгляд на окно, выходящее во двор и сад, где в том числе была конюшня.

И все бы ничего, вот только на душе у обоих было неспокойно, что-то уже закручивалось вокруг, и они оба это чувствовали. Что-то странное и пока непонятное. Его еще рано было бояться или тревожить товарищей своими предчувствиями, но это что-то обязательно очень скоро даст о себе знать, иначе мир бы не замирал в ожидании, иначе сердце не замедляло бы биение, иначе не появилась бы при Дворе юная барышня с бабочкой на груди.

А утром, когда Ставрас возился на кухне, отправленный туда под предлогом, что теперь его очередь готовить завтрак, но ему в этом все равно помогал всегда встававший рано Мак, на пороге неожиданно нарисовался растрепанный со сна Шельм, завернутый в одно одеяло. Он был явно растерян, но ухмылялся, держа на пальце коричнево-пятнистую бабочку.

— Что это? — Нахмурился лекарь, подспудно подозревающий, что от бабочек можно ждать лишь беды.

— По-моему, — честно признался Шельм, — Более изящного приглашения на тайную встречу я еще не получал.

— От кого это? — полюбопытствовал Мак.

— От барышни, что прибыла с послом Верлиньи и была представлена при Дворе, как его младшая сестра. — Ответил за Шельм Ригулти.

— А на самом деле?

— У нее татуировка бабочки на груди, которую она старательно скрывает под особым ожерельем.

— Имаго?

— Скорей всего, — подтвердил Ставрас, и подошел к шуту, одной рукой придерживающему норовящее сползти одеяло.

К бабочке лекарь прикасаться не стал, знал, что растает, как дым, словно её и не было, элементарная предосторожность, иначе встреча не получилась бы тайной.

— Я не знаю, что это за вид, — задумчиво произнес он, — Но можно полистать в справочнике.

— На чердак полезешь? — сразу же оживился шут.

— Полезу, — кивнул лекарь и поднял на него взгляд, — Что, систему пространственных заклинаний тоже уже обнаружили?

— Даже успели изучить, — вместо шута, подтвердил Палач. — Поражаюсь, как тебе удалось их все завязать друг на друге.

— У меня просто был почти неограниченный запас времени. Аптека же все равно меняла свой облик вместе с городом за эти полторы тысячи лет.