Изменить стиль страницы

— Ну, и куда же нынче ходят замужние шуты, все из себя такие довольные? — Полюбопытствовал Рамират у мимо проходящего Шельма, даже не подумав подняться из травы, в которой лежал, глядя на небо и покусывая травинку.

— Как куда? — Разыграл недоуменнее Шельм, — Замужние шуты так ходят только рога своим благоверным наставлять.

Рамират встрепенулся и даже сел. Посмотрел испытующе.

— А Ставрас знает?

— Как можно? Тогда откуда бы взяться рогам? — расплылся в широкой улыбке притормозивший шут.

— Уверен? — в глазах дракона мелькнуло искреннее беспокойство, но Шельм давно был с ним знаком, поэтому и сам посерьезнел.

— Все нормально. Не беспокойся.

— Это радует, — хмыкнул Рамират, и снова откинулся на траву. — "Ты поосторожнее там, маленький шут, если что зови. Любой из нас придет тебе на помощь".

"Спасибо, но меня уже есть кому охранять".

"Хорошая девочка, мне понравилась, да и Дормидонту Кузиному, кажется, тоже".

"О! Неужели на старости лет ты решился в сводники податься?"

"А почему бы нет? Я парень холостой, так хоть друзей под венец отправлю с чистой совестью".

"А сам чего же?"

"Слишком стар я для людей. Вы умираете так быстро… Это больно".

"А для драконов?"

"Я не хочу детей. Но самок сбрасывать на камни не желаю".

"Сурово. Но разве у вас после этого дела всегда детки рождаются?"

"Всегда малыш, всегда. Беги, по-моему, там дама сердца твоя не одна пришла, а с подружками".

"Да и я не один".

"Это радует, малыш. Это радует".

Зимний сад встретил его солнечными лучами, льющимися через прозрачную крышу прямо на мясистые листья деревьев, зеленым глянцем встречающие его веселые блики. Хмыкнув, юный шут прошел дальше той самой верандочки, на которой всего пару дней назад целовал Жрицу в ступени Имаго. Леди Вивьена Мольтс ждала его возле тутового дерева, с задумчивым видом изучая соседнюю клумбу, на которой цвели ирисы. Темно-фиолетовые с желтыми сердцевинами и нежно-сиреневые — с розовыми. Шельм и сам любил эти цветы.

— Леди, вы прекрасны, — объявил он, склоняясь в галантном поклоне.

Он не лукавил, девушка, действительно, была очаровательна в темно-зеленом платье с глубоким вырезом и все тем же неизменным ожерельем на шее, правда, на этот раз ему в комплект были надеты массивные серьги и кольцо. Он поцеловал изящную ручку, которую барышня благосклонно ему протянула, и почувствовал, какие холодные у нее пальцы. Шут усмехнулся и, распрямившись, руки уже не отпустил, да и девушка не пыталась её у него отобрать.

— О чем вы мечтаете, леди? — не дав ей самой задать вопрос, полюбопытствовал Шельм.

— Вы удивляете меня, мой милый, о чем может мечтать девушка?

— О, разве уже ваш? — в глазах Александра промелькнуло лукавство, Вивьен его уловила, и улыбнулась чуть шире, явно собираясь до конца играть роль наивной дурочки с романтическим взглядом на жизнь.

— Но ведь могли бы стать моим, — прошептала она с почти томным придыханием.

Шельм улыбнулся, шагнул ближе, демонстрируя, что повелся. А сам подумал, что барышне, похоже, нелегко дается эта роль, ведь она по определению просто не может быть такой вот наивной дурочкой, которую пытается из себя строить.

— Все зависит от того, — задумчиво произнес он, — О чем все же вы мечтает юная леди?

— О любви, ведь она так прекрасна, — с искусно разыгранным восторгом прошептала девушка и прильнула к его груди.

Шельм продолжал улыбаться, глядя в едва прикрытые темно-карие глаза, сжал изящную ручку в ладони чуть сильнее, и произнес со льдом мелькнувшим в глубине глаз.

— Разве вам положена смертная любовь, Имаго?

Глаза девушки застыли, зрачок расползся уродливым дымом и заслонил собой радужку, но Шельм все равно успел отпрыгнуть в сторону за долю секунды до удара, хлесткого, смертельного, ребром ладони метившего в шею. Шут расхохотался в лицо Жрицы, легко и непринужденно сбросившей маску и перешедшей в боевой режим. Такое состояние у Серпокрылых называли трансом, оно было сродни безумию берсерка, вот только контролировать себя в этом состоянии Жрицы Бабочки могли даже лучше, чем вне его. Она наступала, а он улыбался.

— Ты знаешь об Имаго, шут, — голос показался чужим, холодным и режущим, словно клинок. — Но не узнал во мне Серпокрылую.

— Не беспокойся, сам не узнал, нашел у кого спросить. — Отозвался Шельм, снова легко ускользая от удара, а потом неожиданно нанес удар сам, но лишь обозначил его. Девушка замерла, выгнув бровь, она поняла, что он только играет, и заинтересовалась его игрой. Шельм увидел, что бить она пока не собирается, и снова легкомысленно шагнул почти вплотную. — Ответишь мне, Вивьен Мольтс, Серпокрылая Жрица в ступени Имаго?

— Смотря, что ты хочешь узнать, Шельм Ландышфуки.

— Я же уже спрашивал леди, а вы забыли, — укоризненно покачал головой шут, тонкие светлые брови девушки слегка нахмурились, парень медленно склонился к её щеке, не отрывая взгляда от страшных, лишившихся радужки и белка глаз. — О чем вы мечтаете, леди?

— Это все, что ты хочешь узнать?

— Да.

— Тогда у меня тоже есть вопрос.

— Договорились, — скользнув губами по бархатной коже щеки, прошептал шут, девушка отстранилась и почти брезгливо передернула плечами.

— Раз ты такой подкованный, шут, то знаешь, что для меня физический контакт с мужчиной нежелателен.

— Да, я и не настаиваю.

— Неужели? — в глазах напротив мелькнуло презрение, — Что же ты так пылко целовал меня два дня назад?

— Ну, скажем, были у меня скрытые мотивы. — Отозвался Шельм, лукаво щурясь.

Девушка нахмурилась сильнее.

— Не обижайся, — подмигнул ей Шельм, — Ты хорошенькая, просто… не в моем вкусе.

— Хорошенькая? — Да, девушка всегда остается девушкой, особенно, когда уверена в своей привлекательности. — Это все, что ты можешь сказать?

— Да. И, кстати, это уже второй вопрос.

— Что?

— Ну, ты же сказала, — невинно захлопал ресницами шут, — Что у тебя есть вопрос, заметь, в единственном числе. И спросила, почему я так пылко целовал тебя. Я ответил.

— Не играй со мной шут. Это не тот вопрос! — она повысила голос.

Шельм пожал плечами, посмотрел огорченно.

— Откуда мне знать, тот, не тот, я мысли не читаю, не дракон же.

— А драконы читают?

— Это тот вопрос, ты уверена?

— Нет!

— Тогда не скажу.

— Ты просто невыносим, шут. И я убью тебя, как только это будет целесообразно.

— Без сожалений? А жаль. — В исполнении Шельма прозвучало легкомысленно.

— Ты настолько не ценишь свою жизнь?

— Нет, просто сомневаюсь, что тебе под силу заставить меня с ней расстаться. Кстати, я снова ответил на твой вопрос или это опять был не он?

— Нет! — вскричала Жрица и в очередной раз нанесла молниеносный удар, и снова шут увернулся.

— Какая жалость, — прокомментировал он с относительно безопасного расстояния. — Так задай уже его, наконец, чтобы я мог задать свой.

— Как ты относишься к масочникам?

— Что?

— Ты разучился слушать, шут?

— Ну, нормально отношусь, а что?

— И ты считаешь, что это нормально, так издеваться над этим прекрасным народом?

— Прости, что делать с народом?

— Издеваться! — глаза Жрицы ожили, чернота зрачка съежилась, обнажая белок, затем радужку.

— И кто же над ними издевается?

— Вы, все. Драконы эти ваши — кровожадные монстры. Они же, масочники, пришли из другого мира, им надо помочь, а вы травите их драконами, они жрут их детей, жгут своим огненным дыханием их дома, уничтожая как вид. Но мы, Жрицы Оракула готовы принять их, я пришла за ними.

— За кем?

— Ты так резко поглупел, шут? За ними, за масочниками, их магия прекрасна, она имеет право жить.

"Ставрас, лапочка…"

"Ты заболел?" — опешил от такого обращения лекарь, обсуждающий с Гиней и Муром очередную редакцию правил пользования резервами Драконария, сидя на высоком крыльце и наблюдая за тем, как Бим и Бом резвятся в саду камней вместе с юными масочниками. Конечно, в основном усердствовал Тай, но и Вольф не оставался безучастным, хоть и не принимал особого участия в их играх, предоставляя младшему товарищу свободу действий.