Стрелка Васильевского острова с факелами на ростральных колоннах. Публика в современных одеждах и маскарадных костюмах разгуливает, невольно обращая взор в сторону Петропавловской крепости, где что-то странное происходит по ночам с тех пор, как прошла церемония захоронения екатеринбургских останков, с трансляцией на весь мир.
Проступает интерьер Петропавловского собора, где продолжается бал-маскарад.
«Здесь все забыли про Николу. Худо, -
Сказал царь Петр. - А прибыл ты откуда?»
Новопреставленный невидяще глядел,
Затем он руки к небесам воздел:
«Я крепко спал всегда, на удивленье.
Убитый, спал до воскресенья,
То бишь, когда останки извлекли
Из-под земли.
И ожил я воочию во славе,
Своей судьбой гордиться, вижу, вправе!»
«Как! Не был вызван ты на Божий суд,
Куда и против воли всех ведут,
Когда не ангелы, то черт?
Приветил ли тебя апостол Петр?
Иль дьявол
Явился за тобою в яви?»
«Не помню ничего, как будто спал...» -
Смущенно Николай сказал.
«Заблудшая душа! Как привиденье,
Ты долго дожидался погребенья.
Хвалу или хулу вослед тебе несут,
Мы здесь равны. Но есть ведь Божий суд!» -
«А истине и мы здесь рады
Пред ликом Вечной правды!» -
Цари, бросая к небу взор,
Возобновили разговор. -
«Ты славен только тем, что был расстрелян
С семьею вместе, что острее
В народе пробуждает жалость.
Но это, мы-то понимаем, малость
В сравненьи с тем, какой урон
Россия понесла и трон
От твоего, с безумною женой, правленья,
А мнил, по воле Провиденья!»
«Антихристы расправились со мной
И, кровью залив, правили страной!» -
«Ты поступал не лучше. Без сомненья,
Кровавое ты помнишь воскресенье,
Когда мужчин и женщин с их детьми
Рубили и давили лошадьми,
Стреляли им в упор, в иконы и хоругви?
Ты кровью обагрил себе лицо и руки!
Ты веру в Бога пошатнул в сердцах!
Поверг Россию в смуту без конца!»
С очами, полными чудесного огня,
Царь Петр заговорил: «Да и меня
Антихристом прозвали, Люцифером,
Народ пугая злым примером,
Когда я строил корабли,
Что нас из тьмы ко свету вознесли.
А говорят еще такое:
Я - первый большевик на троне.
И Меншиков, скажите, большевик?
Что ж, прав, наверное, язык.
А те, антихристы, собрали царство
И возродили к славе государство,
Где всяк пригрет был, по Христу,
И верил в светлую мечту.
А днесь во власть вошли иные гости,
Отрывши чьи-то кости,
Вновь возвели тебя в цари,
Чтоб с именем несчастного творить
Всего святого поношенье
И государства разоренье!»
«Отречься от престола, что же есть,
Как уронить достоинство и честь?
И в малодушии убогом
Нарушить клятву перед Богом?» -
Ареопаг изрек.
«И разве покарал его не Бог?» -
«Рядится он в мундир, как оборванец...» -
«Костей недостает.» - «А, может, самозванец?»
«Нет, это вздор какой! Признайся небесам, -
Вскричал царь Петр, - по чести, сам!»
«О Государь! Не помню хорошенько, кто я, -
Тот закачался стоя. -
Оставив бренные останки на Земле,
Душой я все носился в звездной мгле,
Как ангелы, в лучах зари сверкая,
И, мнилось, достигая Рая.
А ныне я низвергнут в некий гроб
Средь царственных особ.
Кто я? Ужели Николай Кровавый?
Иль мученик? Не надо мне мишурной славы
Последнего царя,
Когда кровавая заря
Нависла вновь, как в годы грозовые,
Над бедною, униженной Россией!»
«Жена-то хоть твоя?» -
«А дети чьи?» - «На них-то кровь моя...»
«Да кто ж комедию разыгрывает с нами? -
Царь Петр прорезал небеса очами...
В смятеньи возникает Хор:
«Ах, что провидит взор!»
У райских врат сидел старик суровый,
Глаза воздев по-совьи,
Ночей не ведая, ни дня,
У Рая вечная возня.
Властители, стяжатели, прелюбодеи,
Раскаявшиеся - поверить ли? - злодеи -
Все тщатся в Рай попасть,
Когда их ожидает Ада пасть.
И снова шум. «Ну, нет покоя! -
Апостол заворчал. - Ах, что такое?»
Прислужник Люцифера Асмодей,
Иль Ариман, принес мешок костей
И бросил, как попало.
Но некто в нем восстало.
«Кого привел?» - спросил апостол Петр.
«Последний русский царь!» - ответил черт.
«Он разве не отрекся и не сгинул?
Зачем же откопал? - апостол кинул
На беса удивленный взгляд. -
Унес бы прямо в Ад!»
Мешок весь засветился, как экран на сцене,
И царь живой возник на некое мгновенье.
«Что, чудо воскресенья?» - оробел святой.
И тут два ангела, сияя красотой
В полете вдохновенной,
Не ведая преград во всей Вселенной,
Сошли из высших сфер:
Архангел Михаил и Люцифер;
Ведь падший ангел - ангел света,
С очами, полными привета,
Хотя впадающий во гнев - от клеветы,
Творец мечты и красоты.
Апостол оживился: «Очень кстати!
Вожди враждующей небесной рати,
Заблудшая душа царя
В Рай просится...» - «Ну, это зря!
Он славен только тем, что был расстрелян
С семьей своей. Подвергнут казни и Емеля...» -
Чуть усмехнулся Люцифер.
«Разбойник не пример!» -
Архангел Михаил взглянул с укором.
«Здесь все равны. Уж слишком много крови
В войне с народом и народов царь извел
И к гибели империю привел, -
Вина безмерная при счете строгом
Перед людьми и Богом!»
«Всему на свете есть конец.
И в гибели сияющий венец, -
Воспомня о Христе, вздохнул апостол. -
Но здесь не так все просто...»
«Он добрым семьянином был. Жену любил!» -
Архангел Михаил лишь повторил,
О чем на разные лады твердили,
Уж потому что их убили.
«А лучше б он ее возненавидел! - рек,
Известно кто. - В ней воплотился рок,
Несчастный для царей и государства,
Вступившего на путь ликующего братства!»
«Женою что ли был он отрешен? -
Архангел Михаил, казалось, был взбешен. -
Она его любила, говорят, до страсти!»
«К нему ли, простофиле? К царской власти.
Она им управляла - с мужиком,
Подпав под власть его кругом!»
«Как! В фаворитах у царицы, -
И это чудо мне не снится, -
Ходил простой мужик? -
Заохал, весь смеясь, старик. -
Подать его сюда. Свидетель важный!» -
И вытер лоб, от пота влажный.
Смутившись, царь призвал жену из синема.
Она, казалось, рада, без ума,
Ласкалась с царственной осанкой
Красивой куртизанки
И все клялась в любви,
Кусая губы до крови.
Меж тем из Ада во мгновенье ока
(Там время, видно, не имеет срока.)
Явился мужичок, принявший вид
Предсмертный, как он был убит.
«Святой отец! Мое почтенье.
Я знал, мне будет возвышенье
До райских кущ, - согнулся хлыщ,
Разбухший, посинелый, словно свищ. -
Цари! Мы в мире дольнем знались!»
Мужик и царь облобызались.
Царица пала ниц, как пред Христом,
Пред сим разгульным мужиком.
«Вот так она царила
И мужа погубила! -
От возмущенья вспыхнул Люцифер. -
И царь сей мученик, святой пример?»
«А суть здесь в чем?» - апостол ждал ответа.
«Что ж прямо не спросить у президента?» -
И Люцифер лишь подал знак,
И Асмодей явился, как дурак,
Неся, весь пригибаясь, пребольшую тушу:
«Да-с, легок на помине. Отдал Богу душу...»
«Кого ты притащил? Ведь он еще живой, -
Сказал святой. - А это уж разбой!»
«Преставился. Уж члены коченели.
Пожалуй, оживить опять успели?»
«А он такой, полуживой, полумертвец, -
Архангел вспыхнул весь. - Ему б еще венец.
Ведь властью обладает царской
И правит без сомнений и опаски
С одною целью - разрушенья
И поношенья
Всего святого на Земле,
Преступник, торжествующий во зле!»
«О ком ты говоришь? О Сатане ли?
Ну, прямо все осатанели, -
С улыбкой к Люциферу обратясь, святой,
Его он не коснулся клеветой. -
Что ж мир перевернулся наизнанку?
На тронах восседают лишь останки?»
Меж тем у Рая Божий суд вершится.
«Что скажешь ты, Денница?»
«Раскаялся и благ?
Пусть так.
Какое дело мне до всяческих ничтожеств?
До нищих духом? Боже!
Гонимы лучшие умы
От века в век, и торжествует царство тьмы,
Из Ада восходя до света,
И в войнах содрогается планета,
Прекрасная, вся в зелени, в цвету, -
Не ты ль, Господь, в ней воплотил свою мечту?»
И небеса, за сферой сфера,
Отверзлись, словно зов,
И Люцифера
Ко трону Бога вознесло.
На просиявшем благодатью небосклоне,
Из света возникая, Бог воссел на троне,
Со сонмом лучезарных слуг,
Восставших в полукруг.
И Люцифер предстал пред ними,
Весь светел, горд, хотя по-прежнему гонимый.
«Я узнаю тебя, Денница!
Ужель изгнание его все длится?»-
Господь сказал
И слово милостиво дал.
«В Эдеме я ль взрастил познанья древо?
Иль мною из ребра Адама Ева,
Прелестная жена,
Ему в соблазн и грех сотворена?
Когда б не воля Провиденья,
Ведь ясно, не было б грехопаденья!»
«Но в Еве любопытство возбудил
Не ты?» - изрек архангел Гавриил.
«Адам и Ева, словно дети,
Имели сами на примете
И прелесть тайны наготы
В покрове легком красоты,
И стыд, и счастие в крови
С саморождением любви.
Любви ли к Богу иль Адаму,
Где место здесь греху и сраму,
Когда невинная любовь
Волнует дивно кровь
И мнится втайне счастье,
Как у зверей, в зачатье?
Любовь сошла из высших сфер.
И в чем повинен Люцифер?
Так ты, посланец Бога, прилетал к Марии,
Невинной в женах, взволновав ее впервые,
И ты имел блистательный успех.
Иль это тоже грех?»
Архангел Гавриил весь вспыхнул,
Бог брови удивленно вскинул.
«Однако, с чем ко мне явился ты, Денница? -
Сказал он. - Может так случиться,
Когда ты нрав не переменишь свой,
Вновь ангелы с тобою вступят в бой...»
«Всевышний! Я не уповаю на молитвы
И не чуждаюсь битвы.
Пусть ангелы погонятся за мной
В одной упряжке с Сатаной.
Добро со злом в союз вступая,
Во тьму уходит, как воронья стая
Над полем бесконечных войн,
И немы плач людской и стон.
И сколько раз под именем моим
Он выступал, а я - гоним.
А он всего лишь бес растленья,
И в спутники мне дан тобою, без сомненья.
Он всюду следует за мной, как тень;
Он - ночь, я - день!»
«Он сам к тебе пристал. За Духом возмущенья
Повсюду следует и Дух растленья,
Свободой и насильем упиваясь всласть!»
«Он жаждет захватить над миром власть!» -
«И он-то преуспел, не ты, Денница!
Кто ныне к красоте стремится?
К уродству всех влечет,
И наготе - почет, -
Архангел Гавриил заметил со злорадством. -
Свобода отдает все новым рабством!»
«Повинна ли свобода, о мудрец?
Днесь торжествует Золотой телец.
Восток и Запад ныне без различья
В него-то веруют, - изрек Денница. -
И Север обращен на Юг,
Как кровожадный друг.
Здесь благоденствие, там нищета и смута.
И это выгодно кому-то.
Природа оскудеет от потерь
Невосполнимых!» - Люцифер
Печально загрустил.
И слово взял архангел Рафаил:
«О чем толкует? Род, погрязший
В грехах, в насилье, да скорей угаснет.
Свершится Страшный суд.
И праведные жизнь вновь обретут
Навеки вечные, а грешники из Ада
Навеки смерть, так им и надо!»
«Воскресшие пребудут, как во сне,
Когда и миг, и вечность наравне
Неощутимы, жизнь в нирване,
Растений сон в тумане.
В том радости не вижу я,
Мне ближе круг земного бытия!» -
Воскликнул Люцифер, а Бог: «А, ну-ка,
Земная жизнь погибнет в страшных муках
И обратится в прах.
Тогда и ты познаешь страх!»
«Я воссоздам людей из света,
Когда прекрасная планета
Обречена в угоду Сатане, -
А скажут, по моей вине!» -
В тоске и грусти возгласил Денница.
«В гордыне бесподобной снова мнится,
Что равен он тебе, Господь!»-
В архангелах вскипела злость.
«Оставьте, - прошептал Всевышний, -
Весь пыл излишний.
Какая уж судьба кому дана,
Пусть с Люцифером бьется Сатана,
Как тень его исканий и сомнений,
Высоких, чистых вдохновений,
И в муках да родится новый мир,
В любви взлелеянный кумир!»
И небеса, смыкаясь, снизошли до склона
Земного лона.
Два световых луча неслись по кругу,
В погоне иль друг к другу,
Точь-в-точь, как НЛО,
И в небе вдруг темно, и вновь светло,
Так молнии бушуют в небосводе,
Рождая страх в природе
Знамением суда.
И снова два луча туда-сюда,
Два тела - ярче дня, темнее ночи -
Их испускали прямо в очи.
Но молнии сопровождал не гром,
Хотя в морях клубился шторм,
А голоса, ликуя и скорбя в бореньи,
Несли порывы и стремленья:
«Эй, Люцифер!
Что человек, что зверь, -
Вся тварь земная мне послушна
И в сладострастьи простодушно
Мне служит, мне, не Богу, - я один
Всей этой жизни властелин!»
Но Люцифер без возмущенья
Лишь рассмеялся: «Бес растленья!
Твой Бог-отец -
Всего лишь Золотой телец,
Эмблема власти и богатства,
Эмблема нищеты и рабства.
Нет, неспроста
Во всем есть мера - красота,
Закон природы.
Ему последуют народы,
И новый мир взойдет -
Не на Земле, так среди звезд!»
Тут ангелы, с небес взлетая,
Вниз бросились - за стаей стая...
«То схватка Люцифера с Сатаной
Над нашею страной!» -
Цари на площадь вышли из Собора,
Как в ожиданьи приговора.
Весь в вспышках полыхает небосвод
И град в пучине невских вод.
Потоп? Осада? Наводненье?
Иль это только наважденье?
Царь Петр велит подать коня,
И оба словно из огня,
Из меди, в пламени кипящей,
Повисли над долиной спящей.
«Проснись, Россия! Пробудись!
И вновь в могуществе явись,
Как после Нарвы
У сокрушительной Полтавы! -
Вещал, казалось, царь. -
В опасности отечества алтарь!»
Бывало, после смут и унижений
Ты находила путь свершений.
Тобой повержен он,
Европы злой кумир Наполеон.
В войне всемирной, в годы грозовые,
Слабея, гибла царская Россия,
И, потрясенная до самых до основ,
Вновь возродилась, утверждая новь,
Что старый мир не принял, и войною
Вновь разразился, вкупе с Сатаною.
Что ж ныне ожидает нас
В сей грозный, сей последний час?
Восток и Запад двуедины
Под знаком зверя ныне.
История крутит веретено,
Россия - слабое звено, -
С обрывом нитей - мир в руинах,
Как было в Риме и в Афинах, -
Она ж воспрянет ото сна,
И сгинет Сатана.
И слышен Хор: «Распята, как Мессия,
Россия, милая Россия.
Но возродится сей кумир,
И обновится мир!»
Заря сокрыла царственные тени,
Вступивших на ступени
Собора, как толпа гостей,
И нет уж никого, лишь свет свечей.
И тишина над невскою твердыней,
Где ангел лучезарный стынет.