— Каширины наши. Это точно, по фронту их знаю, — подтвердил Томин. И сразу же загорелся. — А у нас не отряд, а полк красноказачий будет!

— И назовем его — имени Степана Разина, — не утерпел Карташев.

— Имя дать недолго. А полк? И полной сотни пока не набрали, — проговорил Блюхер.

— Будет и полк! — рубанул Томин. — Прочешем станицу, другую, всыпем тому, кто под Дутова дудку плясал. Враз очухаются казачки.

— Сила, она и солому ломит, — согласился бы вроде Блюхер. — А как насчет агитации, Николай Дмитриевич? Вы же председателем дивизионного солдатского комитета были.

— Был, — кивнул Томин. — За это богатеи-станичники и из казаков грозились изгнать.

— Грозились, Дмитрич, да не вышло, — успокоил разгорячившегося товарища Карташев. — Заступников у тебя куда больше оказалось.

— Это хорошо, — улыбнулся Блюхер, — но еще лучше будет, если заступники станут и нашей опорой. Бери-ка карандаш, Николай Дмитриевич, и пиши им, что на сердце лежит.

Писал листовку Томин, но слова ее в строгие фразы складывали сообща, все трое:

«Пойми же, наконец, казачья беднота, кто ваши враги и кто ваши братья. Идите к нам с открытой душой, и вы всегда найдете поддержку у такой же бедноты, как и вы… Кто толкнул вас, товарищи казаки, на братоубийственную войну? Кто заставил терять ваших отцов, братьев и сыновей?.. Это Дутов, это сбежавшее к нему офицерство. Это предатели революции, это все враги трудовой бедноты…»

Наутро листовка была размножена в городской типографии. Разнесли их по окрестным станицам «неприметные» люди. Среди них была и сестра братьев Крохмалевых — Надежда.

В те же дни состоялся съезд казаков-фронтовиков Челябинского уезда. Его делегаты в первых пунктах своей резолюции заявили:

«1. Признавая, что единственным выходом из тяжелого положения, в котором очутилась наша революция, является единая организация всех трудящихся вокруг Советов, мы, казаки-фронтовики, еще раз подтверждаем наше непоколебимое решение стоять на платформе Советской власти.

2. Учитывая, что под натиском международной буржуазии революционные завоевания могут быть подвергнуты опасности, мы, казаки-фронтовики, как защитники революции, стоя на страже ее, постановили сформировать добровольческие отряды, которые будут в корне пресекать все контрреволюционные выступления, от кого бы они ни исходили, и беспощадно карать всех врагов трудящегося народа».

Агитационные воззвания сыграли свою роль.

Пришли добрые вести из Верхнеуральска, из Тугайкульского и Звериноголовского поселков: казаки на общих сходах утвердили свои Советы и приняли решения об организации боевых отрядов для борьбы с Дутовым.

— Берет наша, — порадовался Блюхер. — Теперь и бои-походы можно начинать. Союзники будут у нас повсюду.

Василий Константинович организовал под своим руководством штаб войск, действующих против Дутова. В него, кроме троицких товарищей, вошли руководители Екатеринбургского и Пермского отрядов, находившихся в городе. Была установлена надежная связь с красными казаками Н. Д. Каширина, уфимским отрядом М. С. Кадомцева и отрядом богоявленских рабочих М. В. Калмыкова. Общая численность красных сил достигла около четырех тысяч человек.

Завершив организационно-подготовительную работу, штаб войск принял план боевых действий по уничтожению банд Дутова на территории уезда. Троичане обеспечивали охват врага с севера и востока. С запада и юго-запада должны были наносить удары отряды уфимских и богоявленских рабочих, а также красные казаки Верхнеуральска.

Первыми крупного успеха достигли боевики Михаила Калмыкова. О Калмыкове Блюхер был наслышан немало. Знал, что он из семьи потомственных стеклодувов. С тремя Георгиями вернулся с войны. Обосновался на мирную жизнь в поселке Богоявленского завода. В июле семнадцатого стал большевиком и получил от партии задание сформировать рабочую дружину, во главе которой и сражался теперь против дутовцев.

Совершив многоверстный переход, богоявленцы вступили в станицу Магнитную. Дутовцев в ней не было, но и Совета своего станичники еще не имели. Калмыков созвал общий сход.

— Что Дутову не служите — хорошо, но почему Совета чураетесь? — начал речь с прямого вопроса. — Иль не слышали, что и троицкие и верхнеуральские казаки выступили на защиту своих Советов, создают красноказачьи отряды. А вы разве иной, не трудовой народ? И с кем вам, как не с нами, с рабочими, идти? А если так, выбирайте, станичники, Совет и правьте жизнью сами, не слушая богатеев, не прислуживая им.

Сход принял предложение командира красного рабочего отряда. При выборах в Совет вошли главным образом солдаты-фронтовики. Они-то и разузнали, что утром седьмого апреля дутовцы готовятся совершить на Магнитную налет восемью конными сотнями со стороны станиц Наваринской и Блохинской.

Бойцы Калмыкова принялись баррикадировать входы в станицу. Несли все, что попадало под руку и могло задержать продвижение конницы — сеялки, плуги, бороны, косилки. Опорным пунктом был избран дом Починского, где квартировал штаб. Один пулеметный расчет командир оставил при себе. Стрелкам велел рассредоточиться и встречать атакующих огнем. Второй расчет пулеметчиков направил на колокольню, наказав держать под обстрелом прицерковную площадь и прилегающие к ней улицы.

Едва рассвело, с шумом, криками дутовцы вступили на лед Урала и приблизились к станице. Сквозь заграждения кони не прошли. Покрутившись под огнем, белоказаки отскочили в заречную рощу. Во второй раз они двинулись на приступ в пешем порядке.

— Всем отходить к штабу! — приказал Калмыков.

Бойцы начали стягиваться к обширной усадьбе Починского и заняли круговую оборону.

— Стрелять только наверняка, — распорядился командир. — Вплотную приблизятся — ударим в штыки.

Вдруг «максим» на колокольне замолк и сверху донесся восторженный возглас.

— Наши! Наши едут! Ура-а!

Отрезвели дутовцы. Бросились к покинутым коням.

Саней, действительно, подкатило немало, да прибыли на них не каширинцы, которых ждали с часу на час, а крестьяне — ехали на мельницу с мешками зерна.

— Спасибо, мужики, что с самой нужной стороны и в самый ответственный момент подкатили, — поблагодарил Калмыков и тут же громобойно скомандовал боевикам: — Скидай, братва, мешки. И на подводы все. Айда, в погоню!

Начальник Уфимского губернского штаба боевых организаций народного вооружения Эразм Кадомцев так охарактеризовал эти события:

«…Последние бои были для нас удачны… Главный удар нами был нанесен в семичасовом бою под Верхнеуральском, а окончательно надломлены дутовцы в момент их отступления неожиданным нападением богоявленцев из-под Магнитной».

Успешно развивались боевые действия и на других направлениях. Привлекая на свою сторону беднейшее крестьянство и трудовых казаков, красные отряды очищали от мятежников станицу за станицей. 17 апреля Дутов был выбит из Краснинской, являвшейся его штабным центром, а два дня спустя, бросив войско, атаман с отрядом личной охраны кинулся в сторону Орска.

22 апреля Дутов остановился в поселке Бриен, чтобы переночевать и сменить коней. Екатеринбургские дружинники узнали об этом раньше других. Были они от Бриена всего в тридцати верстах. Не передохнув, продолжили марш и ночью. На рассвете атаковали белоказаков и разбили их. Но Дутов с горсткой телохранителей сумел-таки уйти и на этот раз, бежал в бескрайние степи Тургая.

Блюхер квартировал тогда в станице Парижской. Оттуда и давал распоряжения отрядам, рассыпавшимся по двум огромным уездам. Последним дозвонился до него из Полтавской Калмыков и что есть силы прокричал в трубку:

— Продуктов нет. Фуража тоже. Распутица. И самим обезножить можно. Как дальше действовать?

В ответ донеслось:

— Тише, оглушите. Центр считает задачи компании выполненными. Преследование прекращайте. Отрядам приказано возвращаться по местам. Следуйте и вы на свой завод.