Изменить стиль страницы

- Ну тебя, рассказывай дальше.

- А ты не перебивай.

- Ну давай про ту дамочку.

- Дамочку-депутаточку? У, что она творила! Пока мы с ней обговаривали проект, на ее платье не спеша расстегивалась молния, одежда спадала, и внезапно она очутилась на столе в одних чулочках с кружевами и туфельках на высоких каблуках. Изгибаясь и по-кошачьи щурясь, дотянулась до магнитолы, включила. Магнитола издала сладострастный вопль, и вскоре мы уже отплясывали на столе ламбаду. Потом я врывался в мою проказницу в бешеном ритме брейка бесконечно много и долго, мы дошли до безумного экстаза и скатились на пол, я бился в ней, а она ударялась о ножку стола, мы катались по полу, покрылись синяками и ссадинами… Потом мы собирали одежду и долго, изнывая от нежности, одевали друг дружку. И беседовали о высшем жизненном смысле, который поворачивается порой самой непостижимой стороной, мы беседовали о превратностях любви, и она раскрыла мне тайную масонскую доктрину, и путем медитации переместила в Сакральную Сферу Акиремы: она схватила меня за руку, и мы оказались в конференц-зале, причем я никак не мог взять в толк, кто же я: Серж, Леонида, или Леонид. Поэтому я решил стать как бы сторонним наблюдателем и вывел свою душу из бренного тела, взирая на происходящее сверху. Наблюдая, заметил, что действие переместилось в 1991 год, то есть я, почему-то, попал в прошлое. При этом я ощущал себя матрешкой, внутри которой другая матрешка противоположного пола, а в ней – третья, но пол опять сменился. И тут я почувствовал, что Леня Солнышкин (третья матрешка) невероятно сексуален, он излучает мощнейшие эротические флюиды, прямо-таки убойной силы секс-энергию, но никто этого не понимает. Все видят лишь внешнюю сторону его жизни, весьма экзотичную и, на первый взгляд, не столь сексуальную, хотя на самом деле все это – весьма изощренный секс, а точнее – настоящая порнуха в состоянии соматхи.

- Стой, стой! – вскричала Ольга. – Обожди! Марго, тащи ручку и бумагу, буду записывать! Серж, придумай название и разбей на главы.

- Пиши, - решительно произнес Сержик. – Название. Гений экстаза.

ГЕНИЙ ЭКСТАЗА 

ЭКСТАЗ ПЕРВЫЙ

Его тело содрогнулось от вожделения. Он заметался на изодранной в клочья простыне, судорожно нащупывая одеяло. Нет, одеяла не было. Постель медленно растворялась под ним, реальность таяла, словно мыльная пена, и он куда-то погружался. Холодный пот прошиб, когда он понял, что находится отнюдь не дома, а в каком-то незнакомом месте. Это был конференц-зал. «А, так я в Думе», - вдруг понял он, - «от партии безработных. Надо ж было так вчера нажраться…» - мысленно корил он себя… - «Да, а самогончик-то был недурен…»

Сонм резких голосов окончательно привел его в чувство, и он долго вычислял, какое сегодня число и какой год, потом решил, что где-то начало девяностых, удивился, и с интересом стал рассматривать выступающих.

- Товарищи, давайте голосовать указ, - услышал он реплику.

- За указ, или против указа?

- По мотивам указа…

Необычный шум заставил всех взглянуть вверх. Солнышкин тоже поднял глаза и слегка опешил: на столе петух хлопал крыльями и энергично встряхивался, ероша перья. Все бросились к нему, схватили и вмиг ощипали. Голый петух конфузливо сжался… Да и не петух вовсе, а пожилой мужчина, прикрывая ладонями наготу, озирался виновато.

- Продолжим, товарищи, - сказала люди. – Так значит, все наши связи, горизонтально-вертикально-перпендикулярные и другие, лопнули и перекосились…

- Шестой микрофон, пожалуйста. Тише, товарищи!

- Буквально два слова! – к микрофону ринулась плотная дама в бордовом пиджаке. Прическа ее напоминала заросли чертополоха, облитого вишневым киселем. – Всего пару слов. Я хочу подчеркнуть, что нам угрожают террористы, сталинисты и сатанисты. Преследуют, обыскивают, щиплют, да еще мы сами щиплем и ощипываем друг друга вместо того, чтобы сплотиться или просто, хотя бы, быть невозмутимыми, как мой знакомый гений Леонид Солнышкин…

На табло замелькали цифры – счет слов. Перевалило за тысячу. Женщина азартно вещала, не реагируя на выкрики – «Хватит, гоните ее!», «Отключите микрофон!», «Отключено давно, уберите эту иерихонскую бабу!»

- А ведь он, Солнышкин Леня, сначала не был гением, - упоенно гремела женщина. – Обычный миляга, флегматик, его все любят, запросто приходят в гости и сами приглашают охотно, ведь он уютен, как мягкий плюшевый диван, а многим так не хватает уюта…

- Да какое отношение к петуху! – заорали из зала. – И к нам!

- И вдруг с ним стало все это случаться… Сначала сны… - продолжала дама. – В тот раз гости поздно разошлись, правда, замешкалась возле аквариума с лягушкой симпатичная Валентина, но ее тут же умыкнул энергичный Игорь. Тут Солнышкина и сморило. Завалился на диван, накрывшись пледом. И… провалился. Пролетел сквозь слои постельного белья, паркетов и потолков, асфальта, земли, грунта, и очутился в подземном коридоре. Горели свечи, в полумраке со стен взирали на Леонида старинные портреты. Пахло туманной сыростью и пылью. Он двинулся вперед. Коридор казался зыбким, под ногами вился желтоватый туман, и не ощущалось тверди, казалось, что он передвигается по некой вязкой субстанции. В конце коридора взмыла вверх витая решетка, и Солнышкин прошел в просторную пустую залу, за которой следовала другая, потом третья… Проходя через бесконечные залы, Леонид вдруг осознал, что находится то ли в Шереметьевском дворце, то ли в другом, похожем. Где-то в конце помещения слышались голоса. Он двинулся на звук, и вдруг увидел распахнутые двери, много огней над бронзовыми подсвечниками, людей в хорошем прикиде. Он подошел ближе, и тут к нему навстречу устремился осанистый старик.

«Извините, я, вроде, опоздал», - почему-то сказал Леонид.

«Ничего, пустяки», - ответил старик и кивнул на внезапно возникших близнецов лет тридцати. – «Это мои сыновья. Ну, а теперь – за стол».

В мгновение ока Леонид оказался в просторной зале с хрустальными люстрами. Для него было уготовано место напротив старика с сыновьями. Соседкой его оказалась симпатичная блондинка. Где-то он ее уже видел, но не мог вспомнить. Хотел было спросить, но отвлекся, очарованный прелестями снеди. Он сглотнул слюну. Но нет, не еда, как показалось ему сначала, была в приборах на серебристой скатерти. В бокалах, вазах и кубках находилось что-то не то. Хотя, в кубках-то как раз было нечто, похожее на вино: красное как кровь и другое, белое как яд для коронованных особ. Что-то зловещее наполняло вазы, меняющее очертания, какая-то субстанция. То ли это был туман, то ли яблоки какие особенные… Леониду стало не по себе. Конфузило его еще и то, что очень уж странно вел себя народ вокруг. Каждый общался только сам с собой, будто других и не было рядом. Все говорили одновременно, в воздухе холостыми выстрелами летали фразы: «Мафия подстраивается под нас»… «Полный развал экономики, это пора кончать, нужна крепкая власть»… «Стравливают народы, чтобы поубивали друг друга и сами от себя очистили территорию. Уничтожить население руками самого населения, ничего идейка»…

Что-то знакомое почудилось во всем этом Леониду, читанное в прессе. Он переглянулся с соседкой (опять показалось, что она на кого-то похожа), и тут почувствовал на себе пристальный взгляд старика. За блондинкой тот тоже наблюдал. Старик будто услышал его мысли, по лицу пробежала гримаска досады, и он всплеснул руками, как модерновый дирижер. Стало тихо.

«Все в сборе», - произнес старик, - «вот и ладно. Перейдем к делу. Сейчас выпьем за именинницу».

Все нейтрально улыбнулись, словно именинницей было нечто неопределенное или каждый. «Кто же, все-таки», - гадал Леонид, поднимая хрустальный бокал с красной жидкостью. Ему не терпелось чокнуться этой штуковиной и услышать нежнейший перезвон, какой бывает лишь от хрусталя. Но вместо желанного звука последовал, почему-то, глухой тонущий стук, словно столкнулись мягкие кожаные предметы. «Вот ведь», - сказал себе Леонид, глотнув вина. И тут же отставил бокал в сторону. «Вкус тот еще… Терпковато соленый. Кровь, что ли?» Он покосился на блондинку. Та тоже отодвинула свой бокал.