Она объезжает дорогие магазины Невского проспекта и просит дать ей товары для благотворительных аукционов в пользу детей и заключенных. Называет дату предстоящего события, адрес зала, уверяет, что аукцион пройдет в присутствии высочайших особ. И купцы боятся ей отказать.

К этому времени Штейн переехала в роскошную квартиру на Сергиевской улице, в дом № 23. Она разъезжала по столице в блестящем экипаже с кавказцем-лакеем. В Петербурге не было ни одного крупного магазина, где ей не открыли бы солидный кредит. Штейн приезжала, выбирала вещи, отдавала распоряжение доставить их на дом со счетами. Покупки доставлялись на квартиру, а со счетами она предлагала прийти завтра. Не было причин сомневаться в этой роскошной даме, однако «завтра» тянулось годы…

11 апреля 1905 года в магазин братьев Елисеевых Штейн обратилась по телефону. У нее «по комитету» собирается много членов, нужны хорошие закуски и вина. Она просила выдать заборную книжку. В тот же день в магазин явился служащий Штейн и предъявил на официальном бланке директора правления, состоящего под Высочайшим покровительством санкт-петербургского дамского благотворительного тюремного комитета, следующее заявление: «Прошу выдать управляющему книжку на забор из вашего магазина на Невском. Жена статского советника О. Г. фон Штейн». Книжку выдали, и только за две недели по ней было забрано вин и закусок на 668 рублей 65 копеек.

15 октября Штейн приобрела 4 ковра из магазина А. Саркисбекянца на Вознесенском проспекте, а в уплату дала ордер в 1 тысячу рублей на свою, в действительности несуществующую контору. Следующим был магазин мехов фирмы «Ф. Л. Мертенс» в доме № 21 по Невскому проспекту. Роскошные горностаевые боа из магазина мошенница вскоре заложила в ломбард.

Самой популярной у купечества газетой был ежедневный «Петербургский листок». Его репортеры освещали все, даже совсем незначительные события столичной жизни.

К своему удивлению, ни Елисеевы, ни Саркисбекянц, ни Мертенс не обнаружили никаких сведений об аукционе в пользу Совета детских приютов.

Еще одно начинание Ольги Штейн – лазарет для раненых воинов на Царицынской улице (на квартире Ольги Григорьевны). Шла русско-японская война, и многие светские дамы отдавали часть своих особняков под больницы.

Хитрость заключалась в том, что в квартире на Царицынской никакого лазарета не было. Зато на помощь изувеченным солдатам охотно давали деньги. Собственно, эта затея и погубила Ольгу Григорьевну.

Вначале все шло, как обычно. Артельщиком в лазарете стал крестьянин Марк Монахов; ему было обещано 500 рублей в месяц при готовой квартире. Сумма баснословная, на месте Монахова следовало бы задуматься. Но он отдал Ольге Григорьевне 600 рублей залога и пополнил ряды несчастных потерпевших.

В январе 1905 года Штейн пригласила заведовать хозяйством лазарета еще одного человека, отставного фельдфебеля Григория Десятова, человека заслуженного и немолодого.

Десятов служил вахтером в престижнейшем Училище правоведения. Ольга Григорьевна не приняла этот факт во внимание. Училище было перворазрядным закрытым учебным заведением, вроде Лицея. В него принимались юноши из потомственных дворян. В городе воспитанники училища получили прозвище «чижиков-пыжиков» (они носили желто-зеленый мундир и треугольную шляпу, зимой – пыжиковую шапку). Училище готовило чиновников, прежде всего для министерства юстиции. Правоведы держались вместе, были дружной семьей. К 1905 году они имели огромное влияние при дворе, в столице и в России.

Предложила генеральша Десятову жалование 100 рублей в месяц и обещала устроить его единственную дочь сестрой милосердия в одну из петербургских больниц. Ну и, естественно, взяла залог. Это были все сбережения отставного фельдфебеля – 3 тысячи рублей. Дальнейшее понятно: старик обивал пороги Штейн, ничего не получил, заболел, слег и умер 16 марта 1905 года, оставив семью без всяких средств существования.

Падение

Всему городу было известно: Штейн покровительствует всемогущий Константин Победоносцев, ссориться с ним себе дороже. В суд никто из коммерсантов не подавал. Но в 1905-м Константин Победоносцев был отправлен в отставку и вскоре умер.

Еще один покровитель Ольги Григорьевны, Николай фон Клейгельс – петербургский градоначальник. С ним, по общему мнению, Ольга Григорьевна находилась в связи.

Как писал о Клейгельсе Сергей Витте, «Клейгельс полюбился государю, вероятно, за свою наружность бравого кавалериста. Николай Васильевич был весьма ограниченным и малокультурным человеком, и более знал природу жеребцов, нежели природу людей. От него выходят бумаги только с двумя резолюциями: “к исполнению” и “поступить по закону”».

Зато в деньгах он разбирался прекрасно и через подставные фирмы снабжал город сеном, овсом и дровами из своих имений; дрова для отопления полицейских зданий также доставлялись из его имений. Герой другого нашего очерка, генерал Сухомлинов, сам не дурак по части взяток, писал о Клейгельсе: «При утверждении постройки Троицкого моста за фирмой Батиньоль много миллионов пришлось на его долю. Крупная, импозантная фигура Клейгельса не соответствовала его внутренним качествам – мелкого, тщеславного человека».

Но в 1904 году Клейгельса перевели в Киев генерал-губернатором, и там он допустил такую позорную нераспорядительность, что вскоре вынужден был выйти в отставку. Защитить свою подругу Ольгу Григорьевну он больше не мог.

Российские люди и сейчас, и в те времена в суд идти боялись. Без адвоката там не разберешься, а на адвоката нужны деньги. Это не каждый мог себе позволить. Да к тому же они видели: на стороне Штейн власти, полиция. И Ольга, конечно, построила все свои дела на том, что люди не пойдут с ней судиться. А они взяли, да пошли…

Толчком стала, как уже говорилось, смерть вахтера Училища правоведения Григория Десятова. На его похоронах правоведы, помнившие Григория Ивановича с детства, собрали деньги для того, чтобы восполнить траурные расходы и помочь семье. Но, в конце концов, они были юристы, прекрасно понимали, почему Штейн так долго оставалась неуязвимой, и им было известно: сейчас, в конце 1905 года, ее бывшие покровители не помогут.

Немедленно возбудили уголовное дело. Начали вызывать свидетелей и потерпевших. Поступили десятки исков от обманутых Штейн простаков. И перед прокуратурой постепенно нарисовался колоссальный объем ее афер. Ольга Григорьевна считала, что ей ничто не угрожает. Да ей было и не до суда. Впервые в жизни у 36-летней авантюристки появилось сильное любовное чувство – капитан-лейтенант Шульц, офицер гвардейского экипажа, пылко влюбился в нее. Штейн не расставалась со своим любовником, он готов был выйти в отставку, чтобы на ней жениться.

Февраль 1906 года. Газета «Петербургский листок» торжествует: «Госпожа фон Штейн, наконец, попалась! В течение нескольких лет она не только безнаказанно совершала в Петербурге самые разнообразные деяния, предусмотренные 15-м томом Свода законов, но еще и терроризировала своих жертв. Газеты окрестили ее «петербургской Эмбер», по имени знаменитой французской мошенницы и немецкой шпионки, ставшей героиней шумного судебного процесса в Париже на рубеже веков.

Имущество Ольги Григорьевны описали, но саму ее не арестовывали. На время следствия и суда она находилась под подпиской о невыезде и внесла залог в 10 тысяч рублей.

Она, как всегда, не унывала и находила способы оказаться то в театральной ложе, то у модистки, то гуляющей на островах. Ее всюду сопровождал блестящий военный офицер Евгений Шульц.

Осенью 1907 года начался суд. От процесса многие ждали оглашения имен высокопоставленных покровителей Ольги Григорьевны. Пресса смаковала возможные варианты. «В нем пройдет интересная галерея субъектов простых, наивных, доверчивых – с одной стороны, а с другой появятся люди, эксплуатировавшие самым беззастенчивым образом то бесправие русского человека, которому теперь, слава Богу, приходит конец», – предполагал «Петербургский листок».