Русское правительство, стремясь упрочить позиции на Востоке, не ограничилось попытками вступить в союзнические отношения с Ираном. В январе 1588 г. в Москву приехали старший сын кабардинского князя Камбулата Куденек и сын Темрюка Мамстрюк. Оба они принесли шерть царю[525]. В июле русские служилые люди начали строить Терский городок — опорный пункт в устье Терека. Турция, Крым и даже Мурат (женатый на дочери шамхала) настороженно относились к продвижению России на Северный Кавказ. Для того чтобы укрепить позиции Мурата и придать Астрахани — центру его владения — импозантность, нужно было обеспечить ее неприступность. В 1588 г. там строится «город камен». Сооружать его посланы были М. Вельяминов и дьяк Дей Губастый, возглавлявший в конце 70-х годов Городовой приказ. Им велено было ломать мечети и палаты в «Золотой Арде» (на месте бывшей золотоордынской столицы) и из этих камней «делати город». 4 апреля «для приходу турских пашей» в Астрахань послан был боярин кн. Ф. М. Троекуров с войском[526].

13 октября 1588 г. в Москву вернулись из Кахетии Р. Биркин и П. Пивов. Они сообщили, что привели к присяге царя Александра II «за всю Иверскую землю, на том, что ему и его детям со всею Иверскою землею быти в государеве жалованье под его царскою рукою». Это историческое событие произошло 28 сентября 1587 г. Принятие кахетинского царя в русское подданство как бы предвосхищало включение Грузии в состав России, состоявшееся 200 лет спустя. Вместе с Биркиным и Пивовым в Москву из Кахетии прибыло посольство князя Каплана. Оно привезло грамоту царя Александра II. 31 октября 1588 г. состоялся торжественный прием грузинского посольства[527].

В 1587–1588 гг. продолжали развиваться отношения с Францией и Англией. В начале 1587 г. в Москву прибыла группа французских купцов во главе с Жаком Параном. В грамоте царю Генрих III просил облегчить им торговлю в России. По жалованной грамоте 23 марта 1587 г. французские купцы получили разрешение торговать в Холмогорах и других городах, включая Москву, уплачивая половинную пошлину по сравнению с другими иноземцами[528].

Летом 1587 г. Москву покинул Д. Горсей, тесно связанный с государственным секретарем Англии Уолсингемом. Он вез в Лондон грамоты царя Федора и Бориса. В них содержалось предупреждение английским купцам впредь не нарушать привилегию 1586 г. и вести торговлю только в ее рамках. Отношения между странами осложнились из-за дела английского купца Антона Марша. Он самостоятельно вел торговлю с Сибирью и Астраханью вне Московской компании англичан. Наделав крупных долгов (в размере 23 тыс. руб.), Марш их переписал на счет Московской компании. Та платить отказалась. Тогда русские купцы подали на Марша жалобу. А. Щелкалову, косо смотревшему на деятельность англичан, удалось доказать, что сотоварищем Марша в махинациях был Горсей. Начался обмен дипломатическими представлениями. В сентябре 1588 г. в Лондон приехал русский гонец Бекман, а 25 ноября в Москву — английский посол Д. Флетчер[529].

В итоге решили, что дело должно разбираться в Англии. 1588 год был для Англии тяжелым, но вместе с тем и примечательным. Только что удалось разгромить «Непобедимую армаду». В создании английского флота немалую роль сыграли русская пенька и строевой лес.

Правительство царя Федора стремилось упрочить отношения с Империей. В январе (с А. Резановым) и в феврале 1588 г. (с Л. Паули) в Прагу посланы были грамоты с предложениями союза в борьбе против османов. В 1587 г. в Империи распространился слух о смерти царя Федора. Он дал толчок к появлению легенды о завещании Грозного, в котором якобы содержалось распоряжение о передаче престола одному из австрийских эрцгерцогов (то ли Максимилиану, то ли Эрнсту). В Речи Посполитой дела складывались для России неблагоприятно. После присяги Сигизмунду Вазе воинственные круги Речи готовились к новому выступлению против России[530].

13 июля 1588 г. Москва принимала почетного гостя: ее посетил изгнанный османами константинопольский патриарх Иеремия, считавшийся главой православной церкви. Годунов предложил Иеремии стать русским патриархом с местопребыванием во Владимире[531]. Иеремия готов был согласиться на это предложение, но настаивал, чтобы центром патриархии была Москва. Борис этого не хотел, ссылаясь на невозможность отстранения митрополита Иова. Тогда решено было избрать патриарха из числа русских иерархов. 23 января 1589 г. первым русским патриархом был избран митрополит Иов[532]. В ранге повышены были и другие иерархи. Отныне на Руси было четыре митрополита (новгородский, казанский, ростовский и крутицкий) и шесть архиепископов. Утверждение патриархии стало событием большого значения не только в истории церкви, но и в политической жизни страны. Оно свидетельствовало о возросшем престиже России, ставшей одной из мировых держав, с которыми вынуждена была считаться вселенская православная церковь.

1589 год принес Польше осложнения, которые сдержали пыл ее воинственных кругов. В ответ на заключенный в марте мирный договор Речи Посполитой с Империей крымские татары летом по приказу султана вторглись в Подолию, а у Хотина начали концентрироваться османские войска. Словом, Польше теперь было не до войны с Россией. Именно поэтому осенью 1589 г. на встрече со шведами в Колывани польские дипломаты отказались поддержать предложение Швеции вступить в антирусский союз[533].

В марте 1589 г. в Москву приехал имперский посол Н. Варкоч. Рудольф II был озабочен созданием антиосманского союза, чтобы сдержать наступательный порыв Турции. Посол пытался выяснить, что скрывается за слухами о завещании Грозным трона австрийскому эрцгерцогу. Для ведения дорогостоящих войн Империя нуждалась в средствах, которые Варкоч должен был попытаться получить от России. В апреле — июне состоялись встречи Варкоча с И. В. Годуновым и А. П. Клешниным — особо преданными Борису лицами. Переговоры протекали вяло: вмешиваться в войну Империи с Турцией Россия не намеревалась. Как сообщал Варкоч, царь только согласился предоставить Империи субсидию в размере 3 млн. гульденов. Переговоры с Варкочем настолько тщательно скрывались от англичан, что в обратный путь он отправился тайно (с помощью нидерландца Яна де ла Балле)[534].

В апреле 1589 г., выполнив свою дипломатическую миссию, в Англию отбыл Д. Флетчер, взяв с собой Д. Горсея и А. Марша для разбора в Лондоне их махинаций. Попал он на родину с запозданием, так как до августа был задержан в Вологде. И на этот раз Горсею удалось, используя поддержку высоких покровителей, избежать неприятностей. В Англии Флетчер написал трактат «О государстве Русском» — одно из самых значительных произведений о России, принадлежащих перу иностранцев XVI столетия. В записке «Значение упадка торговли с Россией» Флетчер развивал идею о необходимости переноса торговли с Россией на север, к Белому морю. Он писал также, что Федор стремится «любой ценой» достичь мира с Польшей и Швецией, но объяснял это ошибочно тем, что царь «боялся» этих держав[535].

На востоке в 1589 г. установилось затишье. Прекратились набеги крымцев. Слухи о движении на Москву 80-тысячного войска крымцев не подтвердились. Продолжался обмен посольствами с шахом Аббасом I, который начал мирные переговоры также и с султаном. В декабре 1589 г. из Ирана в Москву вернулся Г. Б. Васильчиков с шахскими посланниками Бутак-беком и Анди-беком[536]. В Москве побывал и посол Абдуллы II Магмет-Алей. Просьба бухарского хана о 1 тыс. руб. «на сосуды серебряные» была удовлетворена. Возвращены были и пошлины с товаров, взятых в Казани. Торговля со странами Востока давала значительные прибыли московской казне. «Несколько лет тому назад, как слышал я от торговцев, — писал Флетчер, — купцы турецкие, персидские, бухарские, грузинские, армянские и разные промышленники христианского мира вывезли мехов на 400 или 500 тысяч рублей». Чтобы облегчить торговые и дипломатические сношения со странами Ближнего Востока (и, в частности, с государством Сефевидов) и отчасти преградить путь казакам на Волгу, было начато строительство Царицына. Весной 1589 г. туда («на переволоку») отправили печатника Р. В. Алферьева, вскоре скончавшегося там «в опале» (1589/90 г.)[537]. Падение Алферьева предрешено было его близостью с опальным Нагим (дочь Романа Васильевича была женой Афанасия Федоровича Нагого).