— Да. Это действительно Эллен. Консалтинговая фирма зарегистрирована год назад в Делавэре. Эллен является единоличной владелицей фирмы с конторой в Бостоне. Вашингтонский адрес используется для корреспонденции, это квартира Эллен. Всего на счету фирмы в Бостонском банке числилось семьдесят три тысячи долларов, шестьдесят три были ею сняты. По нашему мнению, большая часть этих денег ушла на оплату квартиры — две тысячи в месяц.

Майкл помолчал немного, потом продолжал:

— Маргарет, вам никогда не приходило в голову, что все это может быть известно кому-то еще, кроме нас?

Я сразу же поняла, кого он имеет в виду. А когда поняла, то удивилась, как это не пришло в голову мне раньше.

— Вы считаете, что кто-то шантажирует Эллен? И скорее всего этот кто-то — Синий Берет?

— Это многое объяснило бы, верно?

— Несомненно, — согласилась я.

Майкл заговорщически улыбнулся.

— Представьте себе, — начал он, но прервал себя на полуслове, чтобы сделать небольшую оговорку: — Только учтите, это не официальная версия, — а потом продолжал: — Так вот, представьте себе, что Синий Берет, встретившись в газебо с Эллен, требует поделиться с ним, или с ней, деньгами Берджесса, но тут случайно появляется малышка Мэри, которая представляет для них опасность, ибо может отлучить их от золотого тельца. Если избрать эту версию, то по крайней мере появится ясность в отношении мотива преступления, совершенного Эллен или Синим Беретом.

Майкл был прав, но жестокость случившегося потрясла меня до глубины души, и я не могла поверить, что Эллен способна пойти на убийство ради сокрытия тайны о хищении чужих денег, равно как не могла поверить и в то, что шантажист способен пойти на такой страшный риск ради получения незначительной суммы, поскольку большую часть похищенных денег Эллен уже потратила.

Я поделилась своими сомнениями с Майклом, но он возразил:

— Дарственный фонд Берджесса исчисляется миллионами, и шантажист вполне может потребовать от Эллен любую сумму. Однако меня не покидает странное чувство, — и не спрашивайте, на чем оно основано, — что если мы действительно имеем дело с шантажистом, то речь идет вовсе не о деньгах.

— Тогда о чем же?

— Этого я пока не знаю.

— Как же теперь нам следует действовать?

— Ждать, — сказал он. — Терпеливо ждать. Мы пытаемся найти кассету, если только она вообще существует или если она не была уничтожена. Мы надеемся, что помимо птичьих голосов на ней окажется кое-что еще.

Он поднялся, собравшись уходить, и вдруг спросил:

— Как вы себя чувствуете? Я имею в виду возможность дальнейшего пребывания в «Брайдз Холле». Я считаю своим долгом еще раз повторить, что вы имеете полное право вернуться в Нью-Йорк.

— Чего вы, конечно, очень желали бы, — парировала я.

— Как должностное лицо полиции — безусловно.

— А как недолжностное лицо? — спросила я.

Он устало улыбнулся, и мне стало ясно, что я лишь осложнила его жизнь. Хлопоты по обеспечению моей безопасности, конечно же, перевешивают ценность моего потенциального вклада в расследование преступления. Я знала, что лучше всего мне было бы уехать и предоставить ему самому вести следствие. Но пока я не могла уехать. Кроме того, мой молчаливый обет, данный Салли и памяти Мэри Хьюз, обязывал меня во что бы то ни стало находиться на борту «Королевы Мэриленда» во время предстоящих состязаний.

— Давайте вернемся к этому разговору после парусных гонок, — сказала я. — Они состоятся в ближайший уик-энд. Я приглашена на судно в качестве обозревателя.

Майкл поначалу слегка удивился, а потом полушутя-полусерьезно заметил:

— Нечто вроде прощального салюта старым школьным узам?

Ничего подобного мне и в голову не приходило. Может быть, он прав? В самом деле, почему это я вдруг откликнулась на приглашение Гейл Сандерс? Почему я не сочла нужным отказаться? Ведь Майкл сам говорил, что в человеке до конца дней живет неистребимая ностальгия по ушедшей юности. И с памятью тоже творятся чудеса, мы стараемся вспоминать только хорошее. Будучи зрелым человеком, могла же я решить наконец, чем была для меня в действительности школа, и не зарекаться от поездок сюда в будущем?

Я не была готова к ответу. Пока я еще не решила.

— Называйте это, как хотите, Майкл, и я сожалею, правда, сожалею, если стала для вас обузой.

— Я этого не говорил.

— Не говорили, но думаете именно так.

Он опять улыбнулся своей совершенно обезоруживающей улыбкой, потом наклонился и потрепал мои спутавшиеся от лежания волосы, словно я была маленькая девочка.

— Офицер полиции Берк будет находиться при вас.

Я так и вытаращила глаза.

— Вы хотите сказать, что она будет находиться со мной на «Королеве Мэриленда»?

— Конечно!

— Нет, Майкл! — Я представила себе Аду на судне и пришла в ужас. — Она будет там только мешать!

Майкл пожал плечами.

— Она будет находиться с вами на судне, или вам придется остаться на берегу.

— Я не останусь.

— Извините.

— Майкл, вы не можете так поступить.

— Могу. И поступлю именно так.

— Вам не позволят. Команда «Чесапика» заявит протест. Они расценят это как стремление усилить команду.

Он рассмеялся.

— Я переговорю по этому поводу с директором школы Святого Хьюберта. И с Морни.

Я поняла, что его решение непоколебимо, и сдалась. Интересно, подумала я, подвержена ли «моя тень» морской болезни, — нас может застигнуть плохая погода, — и, забыв на время о себе, с сочувствием подумала о ней. А вслух произнесла:

— Бедная Ада.

Глава 24

Меня выписали из больницы спустя три дня, и я вернулась в «Брайдз Холл». В пятницу, накануне состязаний, команда «Королевы Мэриленда» провела последнюю тренировку, и, невзирая на возражения со стороны Эллен и Тэрри, я тоже приняла в ней участие. В 9 часов утра мы покинули Бернхем-скую бухту под парами и вскоре вошли в Литтл-Чоптэнк, где поймали легкий южный ветерок и продолжали идти уже под парусами. Достигнув Чесапикского залива, судно прошло часть маршрута, по которому должен будет пролегать наш путь во время состязаний. Погода была не по сезону теплая и влажная, и появившиеся на небе перистые облака предвещали затяжные дожди. Я удобно устроилась на корме, между лестницей, ведущей в салон, и штурвалом, наблюдая за ходом судна, а точнее, фиксируя время, которое потребовалось для прохождения серии коротких галсов. Мы проводили апробацию малейших изменений предварительных расчетов, выверяя, насколько они соответствуют конкретным условиям, и меняли их в зависимости от того, шло судно по ветру или наоборот, против ветра.

Ада, разумеется, была рядом, в зеленовато-голубом спортивном костюме, и, поскольку он был ей слегка маловат, более чем обычно походила на спортсменку, мастера по вольной борьбе. Она сидела молча, с кислой физиономией, и у меня сложилось впечатление, что она и впрямь опасается, что того и гляди ее начнет мутить. Я всячески старалась не замечать ее присутствия, и порой мне это вполне удавалось.

Я была восхищена слаженной работой команды, включая даже Анджелу О'Коннелл. Должна признаться, она вполне успешно справлялась с обязанностями связного. Присущего девочкам возбуждения как не бывало. Под неослабным контролем Онзлоу Уикеса и Тэрри команда действовала четко и слаженно, безоговорочно выполняя лаконичные распоряжения своего капитана, Сисси Браун, которая управляла и судном и командой удивительно спокойно и уверенно. Она, как, впрочем, и ее первый помощник Гейл Сандерс, держалась как заправский яхтсмен. Стоя у руля, она ни на минуту не упускала из виду все три паруса и кливера и в то же время чутко реагировала на приказы и замечания Уикеса, который стоял рядом, тщательно контролируя каждое действие ее и команды в целом.

К одиннадцати часам мы отработали около двадцати галсов, когда Тэрри, подсев ко мне во время короткой передышки, указала на наветренный борт судна: «Взгляните». Огромная, более ста футов в длину, роскошная моторная яхта шла со стороны Аннаполиса вниз по Чесапикскому заливу. Нас разделяло расстояние не более чем в четверть мили, но яхта двигалась прямо на нас, так что мне хорошо были видны сновавшие по палубе члены судовой команды в белой форме и горстка пассажиров на палубе, откуда уже ушло солнце.