Волк вел их по протоптанной зубрами тропе, которая шла по краю долины и сворачивала к северу. Тропа была извилистой и довольно крутой; вокруг рос густой кустарник, за ночь весь покрывшийся инеем. Туман настолько заглушал звуки, что расстояние от одного предмета до другого определить было почти невозможно. Деревья с пугающей внезапностью вырастали у них на пути. Пытаясь подстрелить оленя, они выпускали стрелу в обыкновенную валежину и потом долго извлекали ее, накрепко застрявшую в древесине. Бросить драгоценную стрелу они никак не могли. Дважды Тораку казалось, что он видит какого-то человека, притаившегося в кустарнике, но когда он подбегал к этому месту, то ничего там не обнаруживал.

Подъем на вершину холма занял у них все утро, а потом они полдня продирались сквозь густую растительность, спускаясь в соседнюю долину, где молчаливый, окутанный туманом сосновый лес сторожил сонную реку.

– Ты заметил? – спросила Торака Ренн, когда они наспех соорудили шалаш и принялись за холодное, не приносящее особой радости вяленое мясо. – Мы ведь ни одного северного оленя ни разу не встретили! А их в это время года в Лесу всегда полно.

– Я тоже все время об этом думаю, – кивнул Торак.

Как и Ренн, он отлично знал, что при первом же выпавшем в горах снеге северные олени устремляются в Лес, где отъедаются на зиму мхом и грибами. Иногда олени поедали так много грибов, что у них даже мясо пахло грибами.

– Что будут делать племена, если олени так и не придут? – спросила Ренн.

Торак не ответил. Приход северных оленей означал для людей возможность пережить еще одну зиму: олени давали одежду, одеяла и пищу.

«А во что мне одеваться , – думал он, – когда наступит зима?» Ренн предусмотрительно прихватила свою зимнюю одежду с собой, но стащить что-то и для него у нее возможности, конечно же, не было, так что все, чем сейчас мог располагать Торак, это летняя куртка из шкуры косули, далеко не такая теплая, как та одежда из оленьего меха, которую отец шил ему каждую осень.

Даже если им и удастся подстрелить оленя, времени на шитье одежды все равно не будет. Во-первых, туман все не проходил, а во-вторых, красный глаз Великого Зубра все выше и выше сиял в небесах.

Торак постарался отогнать эти тревожные мысли и сам не заметил, как забылся сном. Но то и дело просыпался, постоянно чувствуя рядом странный запах падали.

Рассвет следующего дня оказался еще более холодным и туманным. Даже у Волка вид был совершенно несчастный, когда он вел их вверх по течению реки. Они добрались до упавшего дуба, что, как мост, перекинулся через реку, и на четвереньках переползли по нему на тот берег. Вскоре после переправы тропа раздваивалась. Левая тропинка, извиваясь, вела в долину, заросшую березняком и тонувшую в туманной дымке; а правая ныряла в сырое тесное ущелье, где с обеих сторон вздымались отвесные скалы, густо поросшие мхом.

Торак и Ренн были явно огорчены, когда Волк выбрал именно правую тропу.

– Это неправильно! – крикнула Ренн. – Нам не сюда! Гора ведь на севере! Почему же он все время сворачивает на восток?

Торак покачал головой.

– Мне, вообще-то, тоже так кажется. Но Волк, похоже, совершенно уверен.

Ренн презрительно фыркнула. Видимо, ее опять терзали сомнения.

Волк терпеливо ждал их на тропе, и Торак ощутил острый укол вины: ведь этому малышу и четырех месяцев еще не исполнилось! Он должен был бы сейчас играть возле своего логова, а не таскаться с ними по горам.

– Знаешь, – сказал Торак, – я думаю, нам следует полностью доверять ему.

– Угу-м… – с сомнением промычала Ренн. Подтянув повыше поклажу, они нырнули в узкую расселину.

Но не прошли и десяти шагов, как им стало ясно: тут они гости нежеланные. Темные ели, широко раскинув свои колючие лапы, словно предупреждали: не ходите дальше! Прямо перед ними с грохотом скатился здоровенный валун, а второй рухнул на тропу прямо у Ренн за спиной. Да и запах падали стал сильнее. Но если все же где-то гниет убитая добыча, то почему до сих пор они не видели и не слышали ни одного ворона?

Туман еще более сгустился, и теперь видно было всего шага на два вперед. Единственное, что они слышали, это мерное «кап-кап» с пропитанных влагой веток да журчание ручья, стремительно мчавшегося меж тесных каменистых берегов, тоже поросших мхом. То-раку все время мерещились в тумане фигуры медведей. Он внимательно следил за Волком, надеясь уловить малейший признак опасности, но волчонок продолжал спокойно бежать по тропе; вид у него был крайне недовольный, но он явно ничем не был напуган.

Где-то в полдень – во всяком случае, можно было предположить, что это полдень, – они остановились передохнуть. Волк, тяжело дыша, плюхнулся на землю,

Ренн со стоном скинула с плеч поклажу. Все лицо у нее было исцарапано, волосы промокли насквозь.

– Я там тростник видела, – сказала она. – Хочу себе капюшон сплести. – И, повесив лук и колчан на ветку, она двинулась сквозь папоротники к ручью.

Волк нехотя поднялся и потащился за ней.

Торак тоже сходил к ручью и наполнил водой бурдюки. Вскоре послышались шаги возвращающейся Ренн.

– Быстро ты, – сказал он, не оборачиваясь.

– Вон! – проревел у него за спиной чей-то голос. – Вон из долины Ходеца, или Ходец вам глотки перережет!

Торак резко обернулся и прямо перед собой увидел какого-то великана с ножом.

В глаза ему тут же бросились уродливое, грубое, точно древесной корой покрытое лицо, длинные волосы, ужасно грязные и спутанные, и накидка из желтых осклизлых стеблей тростника. Наконец-то получил свое объяснение и преследовавший их запах падали: на шее у великана висела основательно подгнившая тушка голубя.

Если честно, Тораку показалось, что и сам этот человек несколько подгнил: гнилостный запах исходил и от его пустой воспаленной глазницы, и от черных десен с раскрошившимися остатками зубов, и от искривленного носа, с кончика которого свисала длинная желто-зеленая сопля.

– Вон! – снова взревел он, размахивая ножом из зеленого сланца. – Нарик и Ходец вам говорят: пошли вон!

Торак быстро положил на макушку оба своих кулака – это был жест миролюбия.

– Послушай, – обратился он к разгневанному великану, – мы пришли как друзья и не желаем тебе зла…

– Так они уже сотворили зло! – взревел тот. – Они принесли его с собой в нашу прекрасную долину! Всю ночь Ходец за ними следил! Всю ночь только и ждал, что они сотворят в его долине зло!

– Какое зло? – с отчаянием спросил Торак. – Мы никому не хотели причинять никакого зла!

В зарослях послышался шорох, и оттуда выскочил Волк. Торак крепко прижал волчонка к себе, чувствуя, как колотится его маленькое сердечко.

На волчонка великан даже внимания не обратил, зато сразу услышал шаги Ренн.

– Ишь, крадется, подлая! – оскалился он и быстро обернулся, размахивая у Ренн перед носом своим ножом.

Ренн отскочила, чем еще больше разозлила незнакомца.

– Она что, хочет, чтобы это все в воде оказалось? – вскричал он, срывая с ветки их луки и колчаны и размахивая ими над ручьем. – Она хочет посмотреть, как они поплывут, эти хорошенькие стрелы и сверкающие луки?

Онемев от ужаса, Ренн замотала головой.

– Тогда пусть они быстро бросят свои ножи на землю – иначе все это полетит в воду!

Ренн и Торак понимали, что выбора у них нет, и одновременно бросили к ногам Ходеца ножи, а тот быстро спрятал их под своим балахоном из тростника.

– Что ты от нас хочешь? – спросил Торак, слыша в ушах бешеный стук собственного сердца.

– Вон! – снова проревел великан. – Ходец сказал им! Нарик сказал им! А гнев Нарика страшен!

Ренн и Торак одновременно оглянулись, надеясь увидеть этого Нарика, кем бы он ни был, но вокруг стояли только окутанные туманом деревья.

– Хорошо, мы сейчас уйдем, – сказала Ренн, не сводя глаз со своего лука, зажатого в огромной ручище.

– Но не вверх! Пусть они уходят здесь! – И Ходец указал прямо на скалистую стену ущелья.

– Но… здесь же невозможно подняться! – удивилась Ренн. – Здесь слишком круто…