Изменить стиль страницы

Книжка «Разговор пяти или шести» (в ней предполагалось участие кроме Слонимского и Павленко еще Тынянова, Тихонова, Вс. Иванова и, может быть, Олеши) так и не вышла, а материалы дискуссии в Москве и в Ленинграде печатала «Литгазета».

2 ноября 1931 г. «Литгазета» сообщила, что 40 писателей из ВССП (Москва и Ленинград) были приняты председателем СНК Молотовым (на снимке, напечатанном в этом же номере, Слонимский сидит рядом со вторым человеком государства).

Работая в ВССП, Павленко легко заводит контакты, перерастающие в дружбы, с лидерами РАППа Фадеевым, Авербахом, Ермиловым, бывает на Старой площади — в отделе пропаганды и агитации ЦК. Его сарказм зачастую становится циничным, а позиция аппарата — личной:

Я заседаю, злюсь, заседаю, пытаюсь удрать из Москвы… В литературе перерыв перед написанием очередной резолюции… Но накануне

(скандала с Замятиным<a name="read_n_508_back" href="#read_n_508" class="note">[508]</a>. — Б.Ф.)
история с Пильняком. Слышали, небось? Вышла у нас «Седьмая Советская»[509] и вышла «Седьмая Сов.» в Париже. При сличении текстов легко обнаруживается разница, т. е. опять история с «Кр. Деревом»[510]. У нас в Союзе по этому поводу шум и скрежет зубовой. Есть настроения за исключение его из ВССП — за рецидивизм. Выборы мы свои откладываем на март. Как прошли Ваши? Кто Вы теперь? Генсек или Председатель, или словчились и оказались свободным?

(Январь-февраль 1932 г.).

В таком же тоне и приписка к письму 4 марта 1932 г. о смерти уволенного незадолго перед тем с должности главного редактора «Нового мира» В. П. Полонского:

P.S. А Полонский-то? Упрямый человек: как сняли с «Н. М.» — так и умер. Теперь все говорят: «Неглупый, неглупый старик был».

Павленко не может жить без коридоров власти и в то же время клянет их — нет времени писать:

Тысячи дел, заседаний, хвороб и еще хаос с моей Коммуной, которая никак не хочет закончиться. <…>. Я болен как сто тысяч калек. Союз висит ядром каторжника на голове и прочих оконечностях. А в это время ЛОКАФ[511] хочет заделать меня своим секретарем. Мне же самому хочется очень немногого: 1) закончить Коммуну, и 2) уехать с Тихоновым в Монголию, о чем уже стоит вопрос в секрет. Ц. К. Между нами: «ЛГ» получила, но не будет печатать письмо Е. Замятина с очень формальным и сухим опровержением заметки «Руде право».

(20 апреля 1932 г.).

Летом 1932 г. Слонимский побывал в Германии, собирая материал для повести о председателе правительства Баварской советской республики 1919 г. Евгении Левинэ. Чтобы получить разрешение на эту поездку, он заранее обратился за помощью к влиятельным друзьям. 25 января 1932 г. Горький из Италии написал Сталину: «Очень прошу Вас: распорядитесь, чтоб выпустили сюда литератора Мих. Слонимского, он едет для работы над новым романом»[512]. В Москве по просьбе Слонимского постоянно отслеживал продвижение этого вопроса вхожий в московские кабинеты Павленко; он исправно сообщал в Ленинград все новости о продвижении дела (отметим, что после разрешения на поездку Слонимский и Павленко перешли на «ты»).

Поверьте слову, звоню и справляюсь ежедневно. Ответ всегда один: «Еще не выяснено». Говорил с Халатовым[513], говорил на Старой площади, говорил с Леопольдом[514]. Его мнение, что он добьется решение вопроса в несколько дней.

(Начало февраля 1932 г.).

На днях был у Рабичева[515], спрашивал о Вашем деле, ответ недоумевающий: «да, ведь, он же едет!». А сегодня получил из Уфы письмишко от Саши Фадеева, Вам привет и заботливая просьба ткнуться по Вашему делу еще кое-куда (адрес Саши — Уфа, ГПУ, т. Погребинскому[516] для Фадеева). Но — по-видимому — всё уже решено хорошо.

(20 апреля 1932 г.).

Это первое упоминание Фадеева в письмах Павленко. Адрес Фадеева, столь непринужденно названный Павленко, — первое упоминание об «органах» в его письмах, и, понятно, не последнее. С Фадеевым Слонимский переписывался с 1929 г., когда тот попросил у него что-нибудь для «Октября» и поинтересовался ходом работы над «Фомой Клешневым»[517]. 10 ноября 1929 г. Фадеев писал Слонимскому:

Я очень много времени потерял (и все еще теряю) на всякой литсуете и, когда вижу другого, вступающего на эту стезю, искренно скорблю. Понятно, союза писателей вам сейчас осиротить нельзя, но все остальное гоните, право, к такой матери — ведь это же зарез. Я на днях выезжаю за город и тогда черта с два меня оттуда вытащишь. Право, очень советую вам проявить здесь побольше упрямства и строптивости — хамства, наконец (я по опыту убедился, что хамство в таких вещах самое верное дело).

В начале 1930 г. Слонимский пожаловался Фадееву, что запрещено новое, массовое издание его романа «Лавровы». 20 февраля 1930 г. Фадеев ответил:

Разумеется, запрещение Лавровых для массовой серии это глупость и безобразие. Через 5 часов уезжаю на неделю в ЦЧО[518] (Воронеж и т. д.), поэтому не могу сейчас что-либо предпринять. Пока что я написал по этому поводу письма Стецкому[519] и Лебедеву-Полянскому[520] с просьбой о разрешении книги, а, когда вернусь, продвину это дело до полной победы над «врагом».

В 1933 г. Фадеев и Слонимский перешли на «ты». Вскоре Фадеев обратился к Слонимскому с просьбой помочь издать роман Эльзы Триоле «Бусы» без купюр, сделанных редактором ИПЛ; купюры были сокращены — остались только вымарки Горлита:

Зная щепетильность автора, я просил издательство либо через Главлит добиться отмены этих вычерков, либо согласовать их с автором. Оставив соответствующее письмо Волину[521], я уехал на Дальний Восток. По приезде узнаю, что книга попросту разобрана и не выйдет. Два или три раза я писал в издательство о том, что считаю это неправильным, и что исправления Горлита теперь согласованы мною с автором, но до сих пор нет никакого ответа. Чувствую себя очень неловко, потому что если бы не я, книга давно бы вышла в свет с некоторыми горлитовскими поправками. Очень прошу тебя выяснить, нельзя ли восстановить эту книгу[522].

В послевоенное время, когда Слонимский утратил положение в аппарате Союза писателей, его отношения с Фадеевым окончательно испортились; о своих обидах на генсека Союза писателей он рассказал в не опубликованных при жизни воспоминаниях[523].

В связи с поездкой Слонимского в Германию Павленко попросил его найти переводчицу своих книг на немецкий[524]. В воспоминаниях Слонимского об этом рассказано так: «— Пусть Фега пришлет фиги. Имя переводчицы его вещей на немецкий язык было Фега, и оно навело его, очевидно, на фиги… Не какой-нибудь там галстук, а фиги. „Добропорядочному шаблону“ он предпочитал хотя бы и курьез»[525]. Строки из писем Павленко лета 1932 г. позволяют судить о точности мемуариста: «В Берлине живет фрау Фега Фриш, переводчица <…> Если у тебя окажется время и будет охота, повидайся с ней»; «…Спасибо тебе за возню с моей Фегой. Наверно, противная баба. Марок она мне, конечно, не пришлет, посылки тоже. Вот, сволочь!»; «Обидно, что ты не доконал эту мою суку Фегу Фриш. Ну, я ее пройму!»; «Если можешь пхнуть мою Фегу — то пхни. Посылку она прислала, но пищевую, чего не просил. Убеждаю ее отказаться от забот и перевести все на Торгсин — мнется. Если можешь — пхни ее ногой».

вернуться

508

См.: Фрезинский Б. Я. Замятин в архиве М. Слонимского // НЛО. № 19 (1996). С. 188–189.

вернуться

509

Очерки Б. Пильняка о Таджикистане (впервые печатались в «Известиях» № 281 (11 окт.), 288 (18 окт.), 294 (24 окт.), 296 (26 окт.), 312 (13 нояб.) и 328 (29 нояб.) за 1930 г.) резко критиковались в статье «Пильняк в роли краеведа» (Литературная газета. 1931. 10 июня).

вернуться

510

Речь идет о развязанной в 1929 г. кампании травли Б. Пильняка за публикацию в берлинском издательстве «Петрополис» повести «Красное дерево», впоследствии вошедшей в роман «Волга впадает в Каспийское море», опубликованный в СССР.

вернуться

511

Литературное объединение Красной Армии и Флота.

вернуться

512

Власть и художественная интеллигенция. С. 168.

вернуться

513

А. Б. Халатов — влиятельный издательский деятель, член коллегии Наркомпроса, председатель правления Госиздата.

вернуться

514

Имеется в виду генеральный секретарь РАПП Л. Л. Авербах.

вернуться

515

Н. Н. Рабичев — директор Партиздата.

вернуться

516

М. С. Погребинский — крупный деятель ГПУ — НКВД, занимавшийся проблемой перевоспитания преступников; автор книги «Трудовая коммуна ОГПУ» (1928), вышедшей с предисловием Горького; застрелился в разгар террора, оставив откровенное письмо Сталину, в котором писал: «Одной рукой я превращал уголовников в честнейших людей, а другой был вынужден, подчиняясь партийной дисциплине, навешивать ярлык уголовников на благороднейших революционных деятелей нашей страны» (см.: Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. СПб., 1991. С. 196; см. также: Иванов Вяч. Вс. Почему Сталин убил Горького? // Вопросы литературы. 1993. Вып. 1. С. 111–112).

вернуться

517

ЦГАЛИ. СПб. Ф. 414. Оп. 1. Ед. хр. 53. Приводятся по этому фонду.

вернуться

518

Центральный Черноземный округ возглавлял тогда И. М. Варейкис, любивший общаться с писателями; Павленко также часто ездил к нему.

вернуться

519

А. И. Стецкий — в 1930–1938 гг. зав. Агитпропом ЦК ВКП(б).

вернуться

520

П. И. Лебедев-Полянский — в 1921–1930 гг. начальник Главлита.

вернуться

521

Б. Волин — партийный публицист, напостовский критик; начальник Главлита.

вернуться

522

В архиве главного редактора Издательства политической литературы (ИПЛ) Г. Э. Сорокина хранятся два письма к нему Э. Триоле, связанных с изданием ее книги «Бусы» (1933). В первом Триоле сообщает, что оставила Фадееву рукопись романа для корректуры, во втором делает следующее заявление касательно «деятельности» ответственного редактора книги писателя М. Чумандрина: «Абсолютно возмущена тем, что мой „ответственный редактор“ позволяет себе, не предупредив меня, вырезать из книжки целые страницы, руководствуясь при этом только своим весьма сомнительным вкусом. По этим сокращениям довольно интересно проследить, как нужно писать плохие книги: все, что в ней было хоть сколько-нибудь ценного, уничтожено, осталось то, что совершенно бездарно-серое. Конечно, речи не может быть, чтобы пустить книгу в таком виде… Повторяю, что сокращения сделаны не по линии идеологической, а по линии художественной! Ну знаете ли… Словом, Фадеев просмотрел работу Чумандрина и взял себе уладить дело без скандала…. После всего выше сказанного охоты писать у меня осталось мало. Пускай пишет Чумандрин и за себя и за меня…» (РО ИРЛИ Ф. 519. № 188. Л. 2). Вскоре Э. Триоле бросила русскую прозу и стала писать по-французски.

вернуться

523

См.: Звезда. 1997. № 8.

вернуться

524

Ф. Е. Фриш — переводчица русской прозы на немецкий, жила в Мюнхене, ее муж Эфраим Фриш редактировал «Der neue Merkur».

вернуться

525

Слонимский М. Книга воспоминаний. С. 243.