Но силы все же были неравны. Шотландцы быстро встрепенулись, вскочили на коней, встретили Ламберта всей мощью своей кавалерии; и Ламберт пошатнулся. Порядок в его полках нарушился, они стали медленно отступать назад, к речке. В дело вмешалась английская пехота — ею командовал Монк. И пехота подалась, и ей не удалось поначалу потеснить неприятеля. Рукопашная шла с ожесточением.
Момент был критический. Теперь надо бросить в битву все силы. Кромвель в лихорадочном возбуждении оглянулся на своих ветеранов, выхватил шпагу и вонзил шпоры в бока танцующего от нетерпения коня. Отборный резерв «железнобоких» ринулся вперед, разом перемахнул поток, стальным клином врезался в ряды сражающихся. От внезапного подкрепления силы ламбертовских конников удесятерились, клинки зазвенели еще отчаяннее, и шотландцы стали отступать. Ряды их кавалерии все больше отклонялись назад, к горе, загибаясь под прямым углом к линии своей пехоты, оголяя ее фланг. Теперь сюда, на пехоту, направил Кромвель удар «железнобоких». И Монк уже перестроил, выровнял ряды, он снова идет в атаку, и ломится враг, падает, отходит в беспорядке к горе.
В этот миг рассеялся туман, солнце сверкнуло над морем, осветило холмы, заблестело на шлемах. Кромвель остановил коня, оглянулся. Многотысячная масса шотландцев беспомощно металась, как стадо овец, по предгорьям, со всех сторон рубили их, кололи пиками, теснили англичане.
Бой продолжался менее трех часов. Шотландцы потеряли три тысячи убитыми; около десяти тысяч побросали оружие и были захвачены в плен. Англичане, которые непостижимым образом почти не понесли потерь — Кромвель считал, что с его стороны убито всего двадцать человек, — в упоении бросились вдогонку за теми, кто пытался бежать вверх по течению реки, к Хаддингтону. Кромвель позволил им преследовать врага, а сам остался на поле брани — с пехотой и обозом. Его глаза сверкали, па губах блуждала улыбка, он был похож на пьяного. Было ясно, что победа одержана полная, великая — быть может, самая великая в его жизни. Разум его был бессилен оценить размер этой победы. Она поистине была чудом.
На следующий день он писал жене:
«Моя драгоценная! У меня нет времени писать тебе подробно. Во многих своих письмах ты пишешь, что я должен быть внимательнее к тебе и к твоим чадам, и я могу попенять тебе за это. Если я не люблю тебя сейчас еще больше, чем прежде, то думаю, что, с другой стороны, грешен в том немного; и это поистине так. Ты мне дороже всех на свете; и этого довольно.
Господь явил нам безмерную милость: кто может, оценить ее величие? Моя слабая вера получила подкрепление. Дух мой чудесным образом воспрянул; хотя я уверяю тебя, что старею и чувствую, как старческие немощи украдкою овладевают мной. Вот бы так и грехи мои убывали! Молись обо мне в этом смысле. Подробности нашего последнего успеха тебе сообщат Гарри Вэн или Дж. Пикеринг. С любовью ко всем дорогим друзьям, я остаюсь
Твой Оливер Кромвель».
5 сентября Кромвель, еще не остыв, дал приказ выступать. Седьмого он был уже в Эдинбурге. Город сдался ему почти без боя, в его руки попал и Эдинбургский порт; только старинный замок продолжал держаться еще несколько месяцев. Разбитый, обескровленный Лесли отступил с остатком войска — какими-нибудь четырьмя или пятью тысячами вместо тридцати — в Стерлинг, на северо-восток. Там он укрепился, надежно защищенный реками и болотами. Король Карл и шотландское правительство переехали на север, в Перт.
Политическая ситуация в Шотландии после Денбара заметно изменилась. Партия виггаморов, крайних пресвитериан, со свирепым Аргайлом во главе пошатнулась. Они еще имели большинство в парламенте и церковной ассамблее, но прежние умеренные, сторонники партии казненного герцога Гамильтона, начали поднимать голову. Они завели сношения с Карлом, надеясь с его помощью одолеть своих противников. Граф Ланарк, принявший теперь титул герцога Гамильтона, и Лодердейл снова были приближены к королю, хорошо помнившему унижение, которое его заставили испытать, когда он подписывал покаянную декларацию. Позиции роялистов усилились. В ответ на это Аргайл предложил молодому королю жениться на его, Аргайла, дочери. Во Францию к королеве-матери был послан гонец для испрошения совета.
Кромвель между тем шел вперед. В Эдинбурге он получил подкрепления, провизию и теперь двигался к Стерлингу. Лесли, однако, тоже успел несколько оправиться от поражения. Стерлинг был открыт с севера, и к нему стекались все, кто хотел еще сразиться с завоевателями. Армия Лесли беспрепятственно получала продовольствие, боеприпасы и могла успешно держаться против неприятеля, который вновь оторвался от своей опорной базы и уже начинал испытывать прежние материальные затруднения. Погода была скверной: лили холодные дожди, дороги оказались из рук вон плохи. Маленькие крепости оказывали яростное сопротивление.
К Стерлингу подошли 18 сентября и сразу послали гонца с предложением сдать город. Лесли принять гонца отказался и потребовал у Кромвеля освобождения нескольких пленных шотландских офицеров за выкуп. Тот ответил коротко и раздраженно:
«Мы пришли сюда не для того, чтобы торговать людьми или получить для себя какую-то выгоду, а для защиты интересов английской республики».
Он дал было приказ начать штурм, но в последний момент отменил его. Город был сильно укреплен; артиллерию не удалось подтащить к нему по немыслимой грязи; жалко было людей. Он собрал военный совет, и на нем решили, что времени под Стерлингом терять не стоит; лучше, пока не ударила зима, очистить от неприятеля южные земли Шотландии.
Остаток осени прошел в завоевании южных и западных крепостей и городишек, что порядком измотало и армию, и самого Кромвеля. В октябре его войска вошли в Глазго, к рождеству ему подчинялась вся Нижняя Шотландия — и восточная часть ее, где наконец пал Эдинбургский замок, и западная. Можно было осесть в столице на зимних квартирах, отдохнуть, залечить раны, подумать о том, что делать дальше.
В шотландском лагере меж тем произошли большие перемены. Перед угрозой Кромвелевых побед разногласия между крайними пресвитерианами, умеренными роялистами и открытыми кавалерами сглаживались. Законы против роялистов были отменены — достаточно было формального отречения от прежних заблуждений, и они снова могли быть приняты ко двору, в правительство, в армию. 1 января Карл II был торжественно коронован в Сконе, близ Перта. Под сводами старинной шотландской церкви, полной народу, звучали древние слова коронационной клятвы. Пресвитерианская проповедь отличалась суровостью и страстью. Король дал все требуемые обещания, связал себя окончательным принятием Ковенанта и теперь должен был отправиться в Эбердин, поднять там свое знамя и собирать под него армию — не менее 20 тысяч человек.
К Кромвелю в Эдинбург почти в то же самое время явился известный гравер Томас Саймон, чтобы набросать эскизы для его портрета. Парламент постановил выбить медаль в честь победы при Денбаре.
Осенняя кампания показала, что Лесли продолжает и будет продолжать держаться прежней тактики. Он не даст больше решительного сражения, а станет изматывать противника мелкими стычками. В конце января Кромвель возобновил атаки на шотландцев и взял еще несколько крепостей. Возвращаясь в Эдинбург после одного из походов, под градом и снегом, он сильно промерз и на следующий день свалился в сильнейшей лихорадке. Это была она, ирландская болезнь; год назад она сотрясала его ознобом и бросала в жар. На этот раз прихватило особенно жестоко: он горел, бредил, он был, казалось, на пороге смерти. Но болезнь внезапно отступила. Кромвель еще не знал, что это «трехдневная лихорадка», коварный недуг, способный возвращаться много-много раз, изматывая безжалостно свою жертву.
11 февраля он чувствовал себя уже совсем хорошо и занимался делами. Солдат, привыкший к трудам и невзгодам, он не умел и не мог лежать в постели. Однако последовал второй отчаянный приступ, он свалился. Восемнадцатого уже снова был на ногах и сообщал, что совсем поправился. Однако зловредная лихорадка возвратилась, и только двадцать третьего он опять смог писать письма, отдавать распоряжения, обсуждать с офицерами планы новых походов. Двадцать пятого он даже отправился было в порт, к морю, посмотреть на сооружение новых укреплений, но вынужден был вернуться: болезнь снова, подобно коварному и сильному врагу, выбила его из седла, уложила в постель, на этот раз на целых десять дней.