Я не знаю, как развивались события дальше. Возможно, контрики припомнили Антохину и сварку и старые, неизвестные мне грехи, а может, он был объявлен, так сказать, основателем движения ядерного терроризма, но с должности его мгновенно сняли, а вскоре перевели в самый дальний гарнизон, какой только смогли обнаружить на глобусе Советского Союза кадровики…

Мститель

В фанерную стенку каптёрки постучали кулаком – это командир роты связи вызывал старшину.

– Товарищ майор, старший прапорщик Савченко по вашему приказанию…

– Сколько раз я тебе говорил, Савченко, – покривился ротный, – ты уже не в пехоте, брось, ты б ещё от двери строевым заебошил! Садись, разговор есть.

Старшина молча сел, держа фуражку на коленях.

– В общем, так, у тебя, старшина, образовалась проблема, – сообщил ротный и замолчал, ожидая, что старшина спросит, что это за проблема, но старшина промолчал. Ротный вздохнул и, не дождавшись вопроса, продолжил:

– Точнее, проблема не только у тебя, но и у меня тоже, вообще, у всех нас, но больше всех – у тебя. К нам в роту перевели одного бойчилу. Сволочь законченная, дисбат по нему рыдает в три ручья: неуставняк, пьянки, неподчинение – полный комплект. Но отчётность себе портить никому неохота, возиться с прокурорскими тоже, вот и сплавили его на нас. Служить ему ещё полгода. От меня и других офицеров особой помощи не жди: сам, знаешь, комиссия ГИМО,[40] исследовательские учения и всё такое, так что основная нагрузка на тебе. Главное, чтобы он нам перед проверкой не принёс предпосылку. Кстати, парень откуда-то с Кавказа. Возьми его в оборот, но каждый чих документируй, ибо личность известная. По-своему. В тяжёлых случаях – ко мне, сор из избы не выносить. Понял?

– Так точно.

– Тогда сейчас иди за ним, он на КПП сидит, отведёшь его в санчасть, столовую – как обычно. Вопросы?

– Товарищ майор, а специальность у него какая? В какую его группу?

– Да нет у него нахрен никакой специальности! Где койка свободная есть, туда и определяй. Кстати, в караул его не ставить! Всё, иди.

«Проблема» сидела в комнате для свиданий при КПП и лузгала семечки, сплёвывая шелуху в кулак. Увидев старшину, боец понял, что пришли за ним, и встал. Они быстро осмотрели друг друга, и друг другу не понравились. Старшина был высоким и сухощавым, почти худым. Очень смуглый, черноволосый, со сросшимися в линию густыми бровями и тонкими в линию губами. Савченко за глаза дразнили «Мумией», но связываться с ним боялись, так как вскоре после появления Савченко в батальоне самому весёлому и находчивому из числа прапорщиков пришлось прибегать к услугам стоматолога-протезиста.

Солдат был невысок ростом, сутулился и по дембельской моде ходил вразвалку, демонстративно шаркая сапогами по асфальту. Картину довершали ушитое до предела х/б и фуражка, чудом держащаяся на затылке.

День прошёл в обычной канцелярской суете, казарма, как обычно, пустовала – солдаты работали на аэродроме, а на вечерней поверке Савченко решил представить роте новичка. Поверку старшина всегда проводил сам, и до отбоя из казармы не уходил.

Нового солдата записали в список вечерней поверки последним.

– Рядовой Дадашев! – прочитал старшина.

Молчание. Савченко видел, что новый солдат стоит во второй шеренге, прислонившись к стене и засунув руки в карманы.

– Рядовой Дадашев! – повторил старшина, не повышая голоса.

– Ну, здесь я… – лениво донеслось из второй шеренги.

– Рядовой Дадашев, ко мне! – приказал старшина.

Помедлив секунду, Дадашев оттолкнул солдата, стоящего в первой шеренге, и вразвалку вышел из строя.

– Звали, тащ прапорщик? – спросил он.

Савченко, почти не замахиваясь, коротко и резко, сопровождая движение руки всем корпусом, ударил его в солнечное сплетение.

Не ожидавший удара солдат упал и поехал по паркету к первой шеренге строя роты.

Рота молчала.

– Ты что, с-сука?! – прохрипел Дадашев, одной рукой опираясь о пол, а другой вытирая слюну.

– Не прапорщик, а старший прапорщик, – спокойно пояснил Савченко, – не «ты», а «вы», и по прибытию положено докладывать. Встать!

– Да я тебя сейчас… – злобно процедил Дадашев и стал подниматься с пола, не отрывая глаз от лица старшины. Как только он встал на ноги, Савченко сделал обманное движение, и когда Дадашев заслонился от правой, ударил левой. Дадашев опять упал.

– Не «ты», а «вы», – вновь пояснил Савченко, – и надо докладывать: «товарищ старший прапорщик, по вашему приказанию прибыл». Ещё раз. Встать!

– Убью! – с ненавистью прохрипел Дадашев и стал опять подниматься. На этот раз Савченко провёл серию, короткую и жестокую. Дадашев больше не пытался встать.

– Рота, отбой! – скомандовал Савченко. – Ты и ты, этого – в каптёрку.

Солдаты приволокли Дадашева и усадили его на стул так, чтобы он не упал.

– Запомни, щенок, – сказал Савченко, – этот разговор с тобой первый и последний. Мне пох, где и как ты служил до того, как пришёл в эту часть, мне пох, кто твои родители и есть ли у тебя лапа в верхних штабах. Пох, понял? Здесь ты будешь служить, как положено. Как служат все. Независимо от призыва. Если увижу, что шлангуешь, буду бить. Как сегодня.

– Убью… – упрямо пробормотал Дадашев.

– Не угадал. Скорее уж я тебя. Опыт имеется, душар, вроде тебя, и… и других, через меня прошло достаточно. Так что не надейся.

– Посадят!

– И это сильно вряд ли. Но если посадят, ты об этом уж точно не узнаешь. Всё. Отбой был, тридцать секунд – ты в койке.

Дадашев оказался парнем сообразительным и борзеть в открытую поостерегся, правда, полученную работу выполнял спустя рукава.

Подошло время стрельб. Дадашев на огневом выпустил все пули в молоко и зло швырнул автомат на брезент, пробурчав, что из такого говна и стрелять-то невозможно.

– Прекратить стрельбу! – командовал Савченко. Он поднял автомат Дадашева, отомкнул магазин и подозвал начальника пункта боепитания: – Набей полный!

Приказания старшины в роте исполнялись бегом. Зарядив автомат, Савченко встал на одно колено и выпустил короткую пристрелочную очередь. Подумав секунду, он чуть повёл стволом автомата и открыл огонь скупыми, злыми очередями. От щита полетели щепки. Расстреляв магазин, старшина аккуратно положил дымящийся автомат и сказал Дадашеву:

– Видел, чмошник? Если у джигита руки растут из жопы, то оружие в этом не виновато. А ну, ещё раз. Спусковой крючок не тянуть, выстрела не ожидать, стрелять на выдохе.

Прошло полгода. Приказ ротного Савченко выполнил – серьёзных залётов у Дадашева не было, правда, один раз старшина засек его с водочным запахом, и, дождавшись, когда боец протрезвеет, провёл с ним в каптёрке разъяснительную работу. В другой раз Дадашев достал где-то анаши и накурился до бесчувствия, и после беседы со старшиной три дня ходил, держась за стены.

Уже получив обходной, Дадашев зашёл к старшине.

– До свидания, товарищ старший прапорщик, «прощайте» не говорю. Мы ещё увидимся.

Савченко промолчал. С этого дня он стал держать в ящике стола кусок дюрита,[41] один конец которого был обмотан изолентой.

Пришёл новый призыв, прогремела комиссия, закончились учения. О Дадашеве и его угрозе стали забывать, но однажды в каптёрке у Савченко затрещал полевой телефон. Звонил старшина соседней роты, с которой рота Савченко делила казарму, и который был, что называется, «в курсе».

– Слышь, Савченко, это Полухин, я сегодня помдежа тяну, у меня на КПП твой сидит, к тебе просится, я не пустил…

– Кто «мой»?

– Душман твой, как его, Дадашев что ли…

– Пропусти.

– Слушай, он с «дипломатом», «дипломат» по виду тяжёлый, хрен знает, что в нем, и морда у него такая… Может, ну его? А я сейчас ментов спроворю, они разберутся.

– Нет, пусть идёт. Но чтобы один по гарнизону не шлялся, скажи, чтобы патруль его ко мне отвёл.