…Первая и последняя квартира, которую я получила, оказалась в доме, заселенном семьями рабочих из разных аулов, то есть представителями многих туркменских племен. Мои подруги удивлялись, как я без хорошего знания языка с ними общаюсь. И зачем общаюсь? Но только тогда я начала узнавать настоящую жизнь туркмен. Оказывается, и сельские хорошо говорили по-русски. Я все же где-то тоже русофилка, если удивлялась, что туркменки живут теми же заботами, как и мы, переживают за детей и страдают от измен мужей. Я узнавала их обычаи, традиции, кулинарные рецепты, стала различать племена по колыбельным, какими усыпляли малышей. Я писала им письма. Тогда казалось, что начальник, даже туркмен, скорее поймет смысл просьбы, если она на русском языке. Наверное, так и было, в девяностые, когда круто взялись наводить порядки, мои письма от имени матерей и отцов за детей, посаженных «ни за что», имели положительный резонанс. Сейчас же я прошу соседей написать мне письмо чиновнику, ведь теперь принимают бумаги только на туркменском.
Зато теперь, проезжая по улицам Ашхабада, гости удивляются обилию свадебных салонов и детских магазинов. Растет население. Скажу, совсем не преувеличивая, что в конце почти каждой недели кто-то из соседей выдает замуж дочь или женит сына, — дети выросли. Так же регулярно причаливают к подъездам авто, украшенные мягкими игрушками, которые вместо аиста приво зят новорожденных малышей. Бабушки тут же начинают печь в масле традиционные пишме — кусочки теста и раздавать соседям, устраивают праздник-той, зовут соседей в ресторан, не различая национальностей. Вот так и живем в радости от соседских взаимоотношений и в нерадости от правительственных решений по «улучшению» нашей жизни, зачастую очень дурно влияющих на настроение жителей, и тоже, невзирая на национальности.
В пору работы в СМИ я начала знакомиться с туркменским селом вплотную. И опять появилось уже забытое детское чувство жалости к туркменкам, не знающим иной жизни, кроме изматывающей работы. Потом, со временем, после перестройки, все изменилось. Сейчас в Туркменистане почти матриархат. Даже на автобусной остановке запахло французскими духами. Туркменки оделись в роскошные бархатные платья, в туфли на высоких каблуках. В девяностых годах, когда манекенщицы из Ашхабда впервые показались на подиумах Парижа, европейцы взрывали аплодисментами залы, поражаясь их грациозности и особой царственности. Туркменки похожи и на итальянок и на француженок, на изящных японок и миниатюрных китаянок, и даже на шоколадных африканок. Массагеты, дахи, парфяне, маргианцы, аланы, асы, огузы, персы, арабы — это далеко не полный перечень слагаемых, из которых в историческом процессе переплавки возник туркменский народ. Потом нашим «королевам» добираться до работы на автобусе стало очень-очень неприлично. Они сели за рули роскошных авто. Но больше всего изменились туркменские мужчины. Смельчаки и дерзкие храбрецы, мускулистые богатыри с широкими плечами, как описывали заезжие иностранцы и восхищались их воинскими доблестями, а в мирные дни, это тоже отмечали все, джигиты больше отлеживались в тени своих кибиток, попивая чаек и наблюдая, как жены проворно справляются с хозяйством. Мне же приходилось видеть туркменских мужчин и в поту на хлопковом поле или за станком на заводе, и за ватманом в конструкторском бюро. Сегодня же с удивлением вижу их секретарями в ведомствах и министерствах и в прочих присутственных местах. Сидячие должности кассиров и прочих заняли джигиты. Даже дамское белье «джигиты» показывают… Объясняют это тем, что туркменской женщине неприлично сидеть на виду у всех. Ну что ж, если из уважения, то можно сказать только одно, что профессия действительно накладывает отпечаток на человека. Джигиты, давно отученные от лошади, теперь на «лексусах» стали даже… несколько женственными. На текинском базаре сегодня торговые ряды мужского парфюма гораздо длиннее и богаче, чем для дамских штучек. Впрочем, происходит что-то непонятное и пугающее с мужским населением всей планеты. Неужели настоящие джигиты останутся только в воспоминаниях давних путешественников…
А местных русских уже не берут на госслужбу. Как-то ко мне на остановке подбежал школьник и протянул деньги, попросив билет. Когда поняла в чем дело, я истошно завопила (про себя). Я с сумкой, похожей на кондукторскую, через плечо, конечно, для малыша могла быть только продавцом проездных билетов! Кстати, и эту последнюю «русскую» работу недавно отменили, но русскоязычных женщин еще ценят в салонах красоты, а мужчин, их головы и руки — в автосервисе. Да и Бог не оставил русскоязычных жителей без помощи. Иностранные компании не различают национальностей, они смотрят не на одежки, а на ум и приглашают на работу достойных. Но это не решение проблемы русских. Наверное, было задумано, что Российская школа, на открытие нового здания которой приезжал Путин, будет работать в интересах русского населения. Получилось совсем не так. Эта школа теперь в основном для очень богатых туркмен.…Господи, а каким уютным и дружным наш был наш многонациональный ашхабадский город-дом! Подобные чувства во всех имевших когда-то счастье жить в прежнем Ашхабаде. У меня эти чувства уже давно спрятаны, как яйцо за твердой скорлупой. Но появляется хоть малейший повод, и лопается скорлупа, и уже «нет удержу» воспоминаниям. На пасху моя мама с русскими соседками, тоже присланными Россией поднимать здесь культуру, пекли всякие ватрушки и крендельки в огромной деревенской печи. Я только теперь понимаю силу их ностальгии! А мы, малышня, бегали раздавать угощение по соседям. Летом же в саду старая персиянка стелила на земле ковер. Скромно у края присаживалась туркменка, то и дело вставая, чтобы услужить, помочь расположиться ссыльной полячке, русским, армянкам. Пили чай, трясли с дерева на клеенку сладкий-пресладкий тут-шелковицу на домашнее варенье, вели разговоры. О чем? Конечно, о нас, ребятишках, которые бегали рядом, наслаждаясь неосознанным тогда счастьем детства. Давно уже на месте наших домов-времянок обширная зеленая зона, но кажется, что там еще живет то самое тутовое дерево, которое помнит мою маму.
Денгильдепе
Мне надо было многое понять. Я поехала туда, куда звала моя русская суть.
Сияло зимнее солнце и грело все вокруг, как тогда, когда хоронили убитых при захвате крепости. От глиняной цитадели, залитой кровью защитников, остались руины, поросшие одичавшей виноградной лозой. С первыми глотками свежего воздуха перестройки смелые представители туркменской общественности приехали сюда и разогрели застывшие, как жир, мозги земляков совместной молитвой за души всех убиенных в текинской крепости. Потом уже государство в октябре 1995 го да возвело грандиозную геок-тепинскую мечеть имени Сапармурата-хаджи рядом с минным обвалом стены, около того места, где захоронили тела нескольких тысяч защитников. Оно и сейчас темнее, чем земля вокруг. Может, там, в глине стен, исклеванных пулями, сохранились еще и снаряды, которыми имперские вой ска осыпали защитников. Кульминационный момент боя — подрыв стены крепости — изображен на диораме музея геок-тепинского сражения. Он рядом и также весь в мраморе и позолоте. Но я смотрела только на вит рины, в которых экспонаты были очевидцами и участниками тех далеких событий. Представлено подлинное вооружение. Штурмовики в свое время подсчитали, что на каждого защитника крепости было сделано не менее 12 выстрелов. Пули тоже выставили в музее. Они до сих пор стреляют… в сердца посетителей, но вызывая не жажду мщения, а огромное желание, чтобы люди поверили в возможность жить во всеобщем мире. В вит ринах — военная форма солдат русской армии и экипировка воинов-геоктепинцев. Завершает экспозицию галерея живописных портретов руководителей обороны крепости. Это Дыкма-сердар, Мамметназар-оглы, Магтымгулы-хан, Гурбанмурат-ишан, Гарагул-сердар, Овезгулы-сердар, Гулы-сердар, Овез-бай и другие мужественные воины.
На табличке в музее прочла: погибло около 20 000 текинцев, мне пояснили, что посчитали не только воинов, но и погибших женщин и детей. Погибло 369 русских воинов.