Словарное значение слова confidence — «вера, доверие, уверенность». Оно происходит от латинского fido, что означает «я доверяю». Кризис доверия, в котором мы сейчас пребываем, называют еще кредитным кризисом. А слово «кредит» произошло от латинского credo, что означает «я верю».

Эти смысловые тонкости позволяют утверждать, что в позиции экономистов, основанной на простом равновесии, или на противопоставлении оптимизма и пессимизма, имеется существенное упущение[19]. Экономисты лишь отчасти уловили то, что подразумевается под верой и доверием. Они исходят из того, что доверие рационально: люди используют доступную им информацию, чтобы составить прогноз, а затем на его основе принять решение. Конечно же, нередко решения принимаются именно так. Но доверие выходит за пределы рационального. Более того, человек, по-настоящему доверчивый, зачастую игнорирует, а то и сознательно отвергает определенную информацию. Даже если он ее воспримет, не факт, что действовать станет с ее учетом. Руководствоваться он будет только тем, что, как он верит, является правдой.

Если доверие понимать именно так, тогда сразу становится понятно, почему его изменение играет столь важную роль в экономических циклах. В хорошие времена люди преисполнены веры, они принимают решения не раздумывая: инстинкты подсказывают им, что впереди успех. Всякие сомнения они в себе подавляют. Стоимость активов высока, а будет еще выше. Пока у людей сохраняется такое доверие, опрометчивость их решений остается незаметной. Но, как только доверие уходит, пелена иллюзии спадает и неразумие предстает во всей своей неприглядной наготе.

Доверие как поведение, выходящее за рамки рационального подхода к принятию решений, играет важную роль в макроэкономике[20]. Когда доверие людей высоко, они, не раздумывая, покупают, когда низко — начинают продавать. История экономики изобилует примерами цикличности подобных настроений. Кому не случалось во время пеших походов набрести на заброшенную железнодорожную ветку — свидетельство чьей-то несбывшейся мечты проложить дорогу к богатству и процветанию? Кто не слышал о великом тюльпановом безумии, охватившем Голландию в XVII веке? Кстати, эта страна знаменита своими крепкими бюргерами, увековеченными Рембрандтом, и осторожность (подчас избыточная до карикатурности) считается национальной чертой голландцев. Кто не знает, что даже Исаак Ньютон, отец современной физики и математического анализа, в начале XVIII века потерял целое состояние из-за краха финансовой пирамиды «Компании Южных морей»?

Тут самое время вернуться к Тронхейму. Джордж Акерлоф неверно интерпретировал историю своего дальнего родственника, который обзавелся домом ценой в миллион долларов. Он мог бы понять, что стоимость жилья в Тронхейме не только отражает несуразно высокие цены на недвижимость в Скандинавии, но показывает: пузырь возник на рынке недвижимости всего мира. Акерлоф повел себя слишком доверчиво.

И это, в свою очередь, возвращает нас к кейнсианской концепции иррационального начала. Принимая серьезные инвестиционные решения, человек неизбежно полагается на веру. Между тем общепринятая экономическая теория предполагает нечто совсем иное. Она рассматривает некий механический процесс принятия рационального решения: человек рассматривает все имеющиеся варианты, вычисляет, насколько вероятен каждый из них, просчитывает их последствия, определяет наиболее выгодные и затем делает выбор.

Но можем ли мы проделать все это в действительности? В состоянии ли мы точно определить все последствия и вероятности? Или же, напротив, принимаем экономические решения — какие активы приобретать и сохранять, — руководствуясь соображениями доверия? Разве не уверенность в собственном опыте помогает нам решить, когда перевернуть блинчик на сковородке или как сделать удар в гольфе? Большинство решений — не исключая и важнейшие — мы принимаем, просто потому, что они «кажутся верными». Джек Уэлч, многолетний генеральный директор General Electric и один из самых успешных топ-менеджеров в мире (который еще появится на страницах этой книги), утверждает, что такие решения принимаются «нутром».

На общем макроэкономическом уровне доверие то проявляется, то исчезает. Иногда оно оправданно. Иногда — нет. И это не синоним рационального прогноза. Это первое и главное проявление нашего иррационального начала.

Ключевым для экономической теории Кейнса стало понятие мультипликатора. Первым его предложил Ричард Кан как своего рода показатель обратной связи, затем Кейнс его подхватил и поставил во главу угла своей экономической теории[21]. Спустя год после выхода в свет «Общей теории» математическую интерпретацию концепции Кейнса опубликовал Джон Хикс, сделав упор на фиксированный мультипликатор и его взаимосвязь с процентными ставками. Версия Хикса вскоре заменила собой оригинал и стала общепринятым воплощением теории Кейнса[22]. Кейнс был многословен, несвязен, непоследователен, малопонятен, но при этом весьма занимателен и побуждал читателя мыслить и возражать; Хикс же, напротив, четок, лаконичен, последователен и безупречно логичен. Хикс не так знаменит, как Кейнс, нередко его считают просто интерпретатором гениальных идей Кейнса. Но в истории науки «кейнсианскую революцию» можно с не меньшими основаниями считать «хиксовской».

Однако Хикс слишком сузил идеи Кейнса. Вместо простого мультипликатора, на котором строил свою модель Хикс, мы предлагаем отчасти родственное понятие, которое назовем мультипликатором доверия.

Мультипликатор Кейнса в том виде, в каком его преподносили миллионам студентов на протяжении нескольких поколений, выглядит следующим образом: любое государственное стимулирование, допустим, программа по увеличению бюджетных расходов, оставляет на руках у населения некоторое количество денег, которое оно впоследствии тратит. Изначальное государственное стимулирование — это первый круг. Каждый доллар, потраченный государством, в конечном итоге становится доходом для группы граждан, которые часть его потратят. Эта часть называется «предельной склонностью к потреблению» (marginal propensity to consume, или, сокращенно, МРС). Таким образом, изначальное увеличение государственных расходов оборачивается вторым кругом расходов, теперь уже со стороны не государства, а населения. А эти расходы, в свою очередь, оборачиваются доходом для другой группы населения. Эта группа тоже тратит часть полученного дохода (третий круг расходов, МРС в квадрате). Расходы продолжаются круг за кругом, и, таким образом, общий итог изначального государственного расхода в один доллар можно описать формулой $1 + $МРС + $МРС2 + $МРС3 + $МРС4... Итоговая сумма не является бесконечной величиной, ее значение равно 1/(1 — МРС) — это и есть мультипликатор Кейнса. Данная сумма может значительно превышать размер изначального государственного стимулирования. Допустим, если МРС равно 0,5, мультипликатор Кейнса равен 2. Если МРС составляет 0,8, мультипликатор увеличится до 5.

Когда в 1936 г. Кейнс обнародовал эту идею в своей книге, она пришлась по вкусу очень многим, и в 1937 г. ее подхватил Хикс. Тогда посчитали, что она объясняет загадку Великой депрессии, которая казалась неразрешимой, так как никто не мог привести сколько-нибудь вразумительного объяснения масштабов этого катаклизма. Из теории мультипликатора следует, что даже небольшое снижение расходов чревато крупными последствиями. Если расходы незначительно снижаются из-за того, что люди перестраховываются на случай биржевого обвала, подобного краху 1929 г., это по существу сыграет роль негативного государственного стимулирования. Каждый доллар, на который люди сократят свое потребление, породит очередной круг снижения расходов, затем еще один, и еще, и еще, что приведет к значительно большему снижению экономической активности, чем ожидалось вначале. Депрессия может проявляться на протяжении нескольких лет, а умножающиеся круги «негативных расходов» будут все больше тянуть экономику вниз. Эта теория получила широкое признание (хотя и не сразу стала применяться на практике) поскольку очень убедительно объясняла, что произошло с экономикой в период Депрессии с 1929 по 1933 г.