Мы возьмем самого придурковатого из придурков.

Мы объявим его твоим лучшим другом, учителем и наставником, и они будут виснуть на его шее, обожать его, верить каждому его слову — каждому нашему слову. И поможет нам в этом твой главный соратник, твоя правая рука, твой верный, неизвестно кто, друг.

Мы перегнем его через колено, превратим в музыкальный автомат, заставим рекламировать презервативы, покрывать финансовые махинации и благословлять все, что мы делаем с тобой и с этими ребятами.

Ты верил в этот глупый христианский миф об Образе Божием, о детях Божиих? Ты и правда верил, что люди — это Принцы Вселенной? Глупец. Существуют избранные и быдло, рабы. Избранные управляют рабами. Не захотел быть среди избранных — любуйся на быдло, которое считал за людей. Они полностью управляемы. Им все равно. Они потребляют твою музыку, как любой другой товар. Они получают удовольствие, и больше им ничего не надо. Ты проиграл.

Твоя жизнь была напрасной, и смерть — тоже.

Но смерть Фредди Меркьюри не была напрасной, и убийцы поняли: они проиграли — безвозвратно, навсегда. А Фредди ушел победителем, и ни одна из ядовитых стрел так и не достигла цели. Он все равно будет любить и оберегать — и непутевых мальчиков и девочек, доверчиво тянущихся за его музыкой, и бывших соратников, оказавшихся без него слишком слабыми. Он и после смерти продолжает спасать живых.

Потому они и беснуются вот уже почти два десятилетия в нечеловеческой, исступленной злобе, пытаясь уничтожить, растереть в пыль, утопить в грязи саму память об этом человеке.

И кто-то должен их остановить.

Фредерик Меркьюри своей кровью заплатил за любовь к Богу. Он подарил потомкам пример величайшего христианского подвига.

Он заслужил о себе такую память.

Провожающий.

...Мы прибыли.

Вот — башня,

Где содержатся мятежники.

Бедный Манрико был брошен сюда.

Леонора.

Скрыта во мраке ночи,

Я рядом с тобой, хотя ты не знаешь об этом.

Ночной ветер, напоенный печалью,

Отнесет ему мои знаки.

На розовых крыльях любви Поспеши, мой скорбный знак,

Успокой тревожный разум несчастного узника,

Лети в его темницу как слабый блеск надежды,

И пробуди его память к мечтам о любви.

Но не говори ему, как я несчастна.

Хор монахов.

Смилуйся над этой душой,

Что отправляется в страну,

Из которой нет возврата.

Господи, смилуйся над этой душой И защити ее от сил адовых.

М а н р и к о.

О, как медленна смерть,

Как неспешно приходит она к тем,

. Кто жаждет умереть.

Прощай!

Леонора и Хор монахов:

Я вижу смерть, реющую над Башней На крыльях тьмы,

И она опускается.

Возможно, ворота откроются,

Когда он уже будет мертв и холоден.

Манрико.

Я заплачу кровью за свою любовь.

Никогда не забывай меня!

Прощай, Леонора!

Если кто-то не понял — именно эта ария «D’amor Sull'ali Rosee» в исполнении Монсеррат Кабалье звучала на похоронах Меркьюри. Под нее, по словам «Фристоуна», тело Фредди покинуло наш мир. Это — ария Леоноры, возлюбленной Трубадура, из четвертого акта одноименной оперы Д. Верди «II Trovatore» с символичным названием «Казнь». Устроители похорон в лице «П. Фристоуна» утверждали, что это — любимый оперный отрывок Фредди в исполнении его любимой певицы.

И кого волнует, что сам Меркьюри никогда не упоминал эту оперу в числе любимых...

Зато в 1992 году все тем же «Фристоуном» предлагалось поставить столь любимый Фредди четвертый акт, направив все средства на благотворительные цели. И, конечно же, петь должна была Монсеррат Кабалье.

Очень подходит для похорон, не так ли? Особенно для похорон человека, «мирно почившего в своем Кенсингтонском особняке».

Кстати, в следующей сцене появляется другой персонаж — граф ди Луна, который ненавидит Трубадура и готовится казнить своего врага:

«Вы слышали? На рассвете.

Сыну — топор, матери — костер».

Причем здесь топор?

При том же, при чем зороастрийские священники на похоронах католического монаха.

При том же, при чем ария влюбленной женщины об узнике, который ожидает казни.

При том же, при чем уже упомянутая другая опера Верди «Бал-маскарад».

При том же, при чем постоянные упоминания «друзей» о том, что «Фредди не дожил до Рождества».

При том же, при чем посмертные публикации, которые были сверстаны весьма своеобразно.

«At last! A present that I really going to enjoy!» («Наконец-то! Вот подарок, которым я действительно буду наслаждаться!») — гласит крупная рекламная врезка на странице со статьей о «Признании» Меркьюри от 24 ноября.

«Freddie’s suffering» («Страдания Фредди») — на первой полосе «The Sun» от 26-го. Как и в случае с «Freddie’s Nightmare» («Кошмар Фредди») — какие кошмары могут преследовать мертвого человека?

«Не was suffering, he is in a better place now» («Он был страдальцем, теперь он в лучшем из миров») — «Today Newspaper» выражается более конкретно. Что вы, что вы, «In better place» — это всего лишь идиома...

Кстати, эта статья сообщала абсолютно эксклюзивные сведения: оказывается, свой последний день рождения Фредди хотел отметить в... Букингемском дворце. И даже попросил принца Эндрю арендовать комнату для «лидера “Queen”». Помешало этому только плохое состояние здоровья.

«Not scared of dying» — «Не боящийся смерти». Это — «The Sun» от 25-го числа. Странно писать об уже умершем в Present Continious.

Не менее двусмыслен контекст этих статей.

«Британским тредам показали топор», — деловито сообщается в заметке рядом с рассказом Дэйва Кларка о смерти Меркью-ри. Рядом — аккуратно отрезанная под подбородок голова самого героя в короне с подписью: «Прощай, суперзвезда!». Кстати, статья про треды и топор вставлена в фальшивую версию газеты, размещенной на сайте queencuttings.

Неужели вся эта игра адресовалась человеку, несколько дней как умершему в своей постели?

«Заключенный» — «в Лондоне, но не в больнице» — умер, окруженный людьми, которые его любят — король — головы...

Вам не захотелось прекратить это читать, чтобы в голову не лезли нехорошие мысли?

Смерть и похороны Меркьюри сопровождались и другими изящными шутками. В книге Хаттона есть история о венке из белых цветов в форме лебедя, посланном скорбящим садовником. В данном случае Хаттон не соврал. Такой венок действительно был на похоронах.

...К сожалению, вновь придется напомнить, что у нас нет иных источников информации, кроме мемуаров «ближайших друзей». Если бы это были реальные слуги, которые позволили себе слишком много, на этом можно было бы поставить точку и сказать, что нам неизвестно ничего. Но мы уже говорили, что «Хаттон» и «Фристоун», «Эванс» и «Минне» — лишь маски реальных заказчиков, любимая игра которых — сказать чуть замаскированную правду под видом пошлого анекдота. Что же, попробуем. Мы снова возвращаемся назад.

То, что не позволило Фредди остановить события 23-24 ноября, произошло, как минимум, на день раньше. Что?

На вопрос ответят все те же друзья, которые с удивительной настойчивостью обращают внимание на пятницу, 22 ноября. Согласно Мифу именно тогда у Фредди состоялся финальный разговор с Джимом Бичем, после чего и было принято решение сделать заявление 23 ноября. Но у «Фристоуна» дата заявления сдвинута на сутки. Все происходит 22 ноября. И это не опечатка. Это повторяется несколько раз подряд... В книге Хаттона есть трогательный рассказ о том, как в пятницу утром обессилевший Фредди решил попрощаться со своим домом. Сопровождается эта сцена следующим комментарием: «Думаю, я могу честно сказать: в это утро пятницы в последний раз Фредди Меркьюри был счастлив, в последний раз Фредди был Фредди». Любопытно также, что описанная «Хаттоном» сцена напоминает не столько прощание со своим домом, сколько знакомство с новым местом.